Сьюзен Филлипс - Медовый месяц

• Название: Медовый месяц
• Автор: Сьюзен Филлипс
• Жанр: Современные любовные романы

Очаровательная Хани Мун еще ребенком стала кинозвездой, «золотой девочкой Голливуда». Но девочка выросла — и теперь ей предстоит сделать нелегкий выбор между двумя великолепными мужчинами: обаятельным героем вестернов Дэшем Куганом и таинственным соблазнителем Эриком Диллоном.

---

В газетных статьях о ней говорили как о храброй и мужественной особе. Артур Локвуд приехал на ранчо, чтобы сказать, что он завален запросами на интервью с ней и что несколько известных продюсеров хотят снимать ее в своих следующих картинах. Хани безучастно смотрела на него, не понимая, о чем идет речь.

Лиз начала приставать к ней с калорийными продуктами, витаминами и надоедать советами. Шанталь и Гордон появились с просьбой о деньгах. У нее начали выпадать волосы, но Хани почти не обратила на это внимания.

Как-то в начале августа, через три месяца после смерти Дэша, она ехала по узкой дороге в горном ущелье, возвращаясь от его адвоката, и вдруг поняла, как это было бы просто — пройти один из поворотов по слишком широкой дуге. Резко нажать на газ — и она перелетит через ограждение и рухнет в каньон. Машина загремит, а потом превратится в пылающий метеор, который без остатка испепелит ее боль.

Хани вцепилась в руль трясущимися руками. Бремя страданий стало настолько тяжелым, что она просто не могла его больше выносить. Никто не будет слишком печалиться, если она умрет. Лиз огорчится, но у нее насыщенная, богатая событиями жизнь, и она скоро забудет Хани. Шанталь будет плакать на ее похоронах, но ее елезы недорого стоят — вряд ли она будет плакать сильнее, чем после смерти одного из персонажей ее мыльной оперы. Когда у человека нет настоящей семьи, он запросто может умереть неоплаканным.

Семья.

Это было все, о чем она только мечтала. Человек, который будет любить ее безоговорочно. Человек, которого она смогла бы любить всем своим сердцем.

Тело Хани сотрясалось от рыданий. Она потеряла так много. Он был для нее и любовником, и отцом, и ребенком, и центром всего самого притягательного в жизни. Она потеряла его прикосновения и запах. Она потеряла то, как он ругался, звук его шагов, пересекающих комнату, прикосновение его усов к ее щеке. Она больше никогда не увидит, как он выворачивает газету наизнанку и в результате никогда не может найти первую страницу; ей уже не услышать звуков спортивных состязаний, гремящих из телевизора. Она больше не увидит ежедневный ритуал бритья и душа, раскиданные полотенца и белье, которые никак не хотели попадать в корзину. Она растеряла все ненужные вещи, которые были частью Дэша Кугана.

Сквозь пелену слез она видела, как стрелка спидометра ползет вправо. Машину накренило на повороте, и шины завизжали. Нажать на газ, повернуть руль — и горя больше не будет.

Из другого мира пришло непрошеное воспоминание — молодая девчонка с неровно подстриженными волосами в стоптанных резиновых тапках. Стрелка спидометра сместилась еще вправо, и Хани подумала о том, — что стало с той упорной маленькой шестнадцатилетней девочкой, верившей, что в жизни нет ничего невозможного. Где тот ребенок, который пересек Америку в пикапчике-развалюхе, ехавшем, казалось, только на одном упорстве? Хани уже не могла себе представить той безрассудной смелости. Она не помнила того ребенка, каким была еще совсем недавно.

«Найди ее, — прошептал голос у нее внутри. — Найди ту маленькую девчонку!»

Постепенно нога перестала вжимать в пол педаль газа — не потому, что у Хани снова появилось желание жить, — она просто слишком устала, чтобы выдерживать и этот груз.

«Найди ее!» — повторил голос.

«Почему бы и нет?» — устало подумала Хани. Единственный выбор, который у нее оставался, — умереть.

Через десять дней Хани вышла из «блейзера» с кондиционером на разбитую асфальтовую автостоянку парка развлечений на Серебряном озере, и ее охватила влажная жара Южной Каролины. Через зияющие дыры в асфальте поднялись достававшие до колен сорняки, бетонные столбы со струйками ржавчины указывали, где раньше стояли фонари. Ноги у нее были ватные. Хани провела в дороге уже несколько дней, останавливаясь в первых попавшихся мотелях соснуть несколько часов, и снова садилась за руль. Сейчас она не чуяла под собой ног от усталости.

Хани прищурилась от яркого солнечного света и посмотрела на вход в парк. Она уже несколько лет была владелицей парка, но пока ничего с ним не сделала. Сначала у Хани просто не было времени, чтобы заниматься и своей карьерой, и парком. Потом она вышла замуж за Дэша, и появилось время, но не было денег.

Крыша над билетной кассой покосилась, и ярко-розовая краска на шести оштукатуренных колоннах потускнела и облупилась. Покосившиеся буквы над входом были еле видны:

«П рк раз ле е ий на Сер бр ном о ереЛегенд рный ат ракц онЧер ый гр мУдовольс вие дл всей се ьи»

Хани подняла голову и посмотрела на то, ради чего она пересекла чуть ли не весь континент, — на развалины «Черного грома». Возвышаясь над пришедшим в запустение парком, могучие деревянные горжи все еще парили в жарком небе Каролины. Ни время, ни запустение не смогли их разрушить. Они были непобедимы — величайшие американские горки на всем Юге, и ничто не могло осквернить их величия — ни пришедшие в упадок здания, ни покосившиеся знаки, ни выросший под ними густой подлесок. Горки не работали уже одиннадцать лет, но все еще терпеливо ждали посетителей.

Хани опустила глаза, стараясь справиться с потоком нахлынувших чувств. В давние времена отсюда можно было увидеть верхнюю половину колеса «Феррис» и кривые щупальца «Осьминога», возвышавшиеся над билетной кассой, но теперь они исчезли, и в жарком небе сверкало лишь раскаленное солнце и возвышался «Черный гром».

Влажность обволакивала Хани, плотная и удушающая; пояс ее шорт цвета хаки промок от пота. Солнце жгло плечи и голые ноги, пока она шла вдоль изгороди, но софны и поднявшийся подлесок не позволяли что-либо разглядеть. Наконец она подошла к старому выезду — началу маршрута. Ворота были закрыты цепью и ржавым висячим замком, совершенно не нужным, поскольку изгородь давно уже покосилась чуть не до земли. Должно быть, парк был популярным местом для бродяг, когда в нем можно было найти хоть какое-то пристанище. Но сейчас, похоже, его покинули даже они.

Хани поцарапала ноги о цепь, взбираясь на изгородь. Пробившись через кусты, она проскользнула между двумя разваливающимися деревянными зданиями, где когда-то хранилось тяжелое оборудование, прошла под несущими колоннами «Черного грома», сделанными из почерневшей от непогоды южной сосны, — прошла, не поднимая глаз на массивную криволинейную трассу, боясь увидеть следы разрушений, и вышла на середину парка.

Увидев картину жестокого запустения, Хани похолодела. «Доджем холл» обвалился; за ним павильон для пикников зарос кустарником. Заброшенные дорожки никуда не вели; огражденные круги указывали места, где когда-то стояли «Скремблер» и наклонная карусель. Сквозь деревья Хани смогла рассмотреть темные воды Серебряного озера, но «Бобби Ли» уже давно покоился на дне.

Хани пошла по покинутой аллее, и скоро в ее открытые босоножки набилась грязь. Шаги гулко раздавались в тишине. Среди сорняков лежал штабель гнилых досок; изорванный голубой пластиковый вымпел, серый от грязи, болтался на кончике гвоздя. Аттракционы исчезли, и аромат жареной кукурузы и засахаренных яблок сменился запахом запустения.

Она осталась одна на всей земле.

Стоя в пустом сердце парка, Хани наконец подняла глаза к небу, чтобы охватить взглядом весь скелет «Черного грома», окружавшего ее покинутую Вселенную. С болью смотрела она на неповторимые линии знаменитых горок — большой подъем на холм сменялся спуском, достаточно крутым, чтобы сверзиться оттуда в самое сердце преисподней, и так все три холма с их великолепными, трижды повторяемыми обещаниями смерти и воскрешения, бросающая в дрожь спираль, падающая к воде, и плавный, быстрый подход к причалу станции. Когда-то на этих диких, быстрых спусках ей удавалось соприкоснуться с вечностью.

Да удавалось ли? Хани начала бить дрожь. А вдруг ее уверенность, что она может найти свою мать, несясь по этим горкам, — не больше, чем детские фантазии? Неужели горки действительно заставили ее поверить в Бога? Хани с уверенностью могла сказать, что ее вера в Бога родилась на горках, но она точно знала, что эту веру смыла кровь Дэша.

Глядя на огромные ребра «Черного грома», возвышавшиеся на фоне линялого неба, она и проклинала, и молила Бога: «Хочу, чтобы он вернулся! Ты не можешь оставить его у себя! Он мой, мой! Верни его мне! Верни!»

Жестокое солнце жгло ей голову через волосы. Хани заплакала и опустилась на колени — уже не моля, а проклиная: «Ты обманщик! Обманщик проклятый!»

Хани даже с закрытыми глазами видела силуэт трех огромных холмов «Черного грома», будто он отпечатался на ее веках. Она продолжала произносить страшные богохульства; постепенно это превратилось в нечто вроде обряда.

Хани устала, и на нее спустилась тишина. Она открыла глаза и подняла их к вершинам деревянных горок, которые, казалось, были сделаны на века. Надежда. «Черный гром» всегда давал ей надежду. Глядя на эти три деревянные вершины, Хани проникалась полной уверенностью, что горки могут перенести ее в то вечное место, где она сможет встретиться со своим мужем, место, которое неподвластно времени, место, где любовь может длиться вечно.