Алан Фостер - Инфернальная музыка

• Название: Инфернальная музыка
• Автор: Алан Фостер
• Жанр: Фэнтези

Джон – Том Меривезер изнывал от скуки. В Волшебной стране при его активном участии был установлен мир и порядок, и он, «Чародей с гитарой», неутомимый путешественник и борец со злом во всех его проявлениях, был вынужден влачить жалкое существование простого обывателя. Как же обрадовался он, когда в Волшебной стране появилась одна маленькая проблемка – нарушение музыкальной структуры мироздания! Джон – Том отправился в очередное странствие в компании своего старого приятеля, выдра Маджа. Очень скоро оказалось, что маленькая проблемка – на самом деле Большая Проблема и друзьям опять придется тряхнуть стариной…

---

Джон-Том нахмурился:

– У тебя странная речь. Не похоже на обычного хэви-металлиста.

Иероним Хинкель фыркнул:

– По-твоему, только этот козел Газерс образованный? Да я чуть не защитил диплом бакалавра на факультете экономики в Нью-Йоркском университете!

Мадж бочком приблизился к спутнику и прошептал:

– Чувак, он сплошную лажу гонит! Да где это видано, чтоб кореш изучал экономику и бросил такое выгодное дельце ради пения в сдвинутом ансамбле?

– Мы не уйдем. – Чаропевец мобилизовал свою стойкость.

У Хинкеля сдвинулись брови, отчего узкая физиономия вытянулась еще сильнее. Сейчас он выглядел чуть ли не жутко.

– Пришелец, не зарывайся! Я тебя отпускаю только потому, что ты не из этих безмозглых болтливых животных, вроде твоей крысы.

Мадж вытащил меч.

– Шеф, тебе не очень-то легко будет распевать без голосовых связок.

А хошь, мы тебе поднимем голос на парочку октав – авось он от этого выиграет? И животным, чувак, ты меня напрасно назвал. Я понимаю, обидеть хошь, да тока ниче не выйдет. Потому как мы тут все животные.

– Он прав, – гордо подтвердил Джон-Том.

– Ну, допустим. – Хинкель поерзал на троне, перекинув ноги через подлокотник. – Ты слишком много времени провел здесь. И чего же ты ожидаешь от меня?

– Освободи музыку. Сними с нее волшебные оковы, пусть каждая гармония вернется к заждавшимся инструментам и глоткам. – Джон-Том указал на мрачные стены башни. – Если решишь остаться здесь, царить на этом острове и развлекаться пением, я буду первым, кто тебя поддержит.

Но красть мелодии у других… тебе как музыканту это не пойдет впрок.

Совсем наоборот.

– Чувак прав от и до! – пролаял Мадж. – Знаешь, шеф, на свете много чего можно слямзить. Уж я-то знаю. Но тока не талант.

– Какое красноречие! Ну что, оба закончили?

Джон-Том уже подготовил песню.

– Не совсем. Если до тебя еще не дошло – ничего страшного. Я всегда твердо верил в аудиовизуальную поддержку.

Его руки легли на дуару, и он запел.

Из глубин инструмента повалил совершенно незнакомый Маджу эфемерный дым. Густо-фиолетовый, неоново-яркий поток рвался через стык грифов.

Выдр отступил на несколько шагов. Уж он-то знал: в такие минуты может произойти все, что угодно.

Что именно – этого и сам Джон-Том подчас не мог сказать.

У музыки есть уникальное свойство,
Не всем, очевидно, известно о том,
Ее бесполезно держать под замком,
Простор – основное условие роста
Неважно чего, будь то джаз или рок,
Холодная классика, пылкое буги.
Желаешь добра ей – гони за порог
Мелодию, сердцем рожденную в муке!

На Иеронима Хинкеля все это ни малейшего впечатления не произвело.

Он лишь отлепился от спинки трона и взирал на дым с легкой брезгливостью, как на сгусток выхлопных газов на перекрестке Второй и Двадцать шестой улиц.

– Что ж, недурно. – Он слез с трона, подошел к высокому узкому окну, выглянул. По залу пробежала волна звука, могучее мелодичное «ух»

– словно разом выдохнула сотня кларнетов. – Похоже, тебе удалось освободить немножко моей музыки. И теперь ее придется возвращать. – Он повернулся к посетителям, недобро посмотрел на них. – Ну и, разумеется, я не собираюсь допускать, чтобы это повторилось. Положа руку на сердце я не хотел отбирать у тебя музыку, но уж коли ты уперся…

Джон-Том с нехарактерной для него усмешкой сочинял новые стихи.

– Хочешь со мной потягаться? Ладно, бери свою тренькалку.

– У меня есть кое-что получше.

Хинкель с нехорошей улыбочкой достал из нагрудного кармана видавшую виды, но исправную губную гармонику. Приложил ее к губам и сыграл несколько базовых, совершенно нестройных нот.

Уже заполнивший зал фиолетовый дым съежился, как от удара. Он почти исчез, но в самый последний момент новый текст и мажорный ключ вернули ему силу.

Хинкель был удивлен. Он даже попятился к трону. Бесследно исчезло высокомерное нахальство. Джон-Том играл и пел, фиолетовое облако напирало.

Наконец Хинкель, видимо, решил, что сейчас уместны более суровые меры. Он тоже запел, и это замедлило, но не остановило продвижение облака.

– Ага, чувак, получается! – Мадж неистово прыгал рядом с Джон-Томом, размахивал мечом над головой. – Задай ему перцу! Покажи, чего стоит настоящий чаропевец!

– Именно это я и собираюсь сделать, – проворчал Джон-Том, – если только ты не снесешь мне башку дурацким мечом!

– Ой, извини.

Выдр поспешил снизить энтузиазм и заодно – оружие.

Хинкель, не в силах одолеть грозный фиолетовый туман и музыку Джон-Тома, с диким взором отступал, пока не уперся в свое помпезное сиденье. В тот самый момент, когда Мадж был готов ринуться вперед и покончить с делом совершенно немелодичным ударом клинка, певец-неудачник отчаянно закричал. То был жалобный плач ребенка, всеми затурканного, никем не любимого, в игры не званного, даже не последнего в классе по успеваемости (это все же лидерство, хоть и шиворот-навыворот), а из последней десятки, из тех, кому успехи в жизни не светят по определению.

В ответ на этот плач из пустоты, что таилась доселе за троном, исторглась сверхъестественная подмога. И впервые с того момента, как нога Джон-Тома и лапа Маджа ступили на остров, за крепостными зубцами засверкали молнии. Черные молнии!

По кривоотесанным камням раскатывался злобный гром, сотрясая замок до самого основания. Стихи Хинкеля были почти бессмысленны, музыка – как и раньше, невыносима, однако на сей раз в каждую ноту вкладывалось выстраданное отчаяние, острое, патетическое устремление. И так жалобно это звучало и выглядело, что Джон-Том заколебался.

Но не это промедление стоило атакующей стороне инициативы. Просто Джон-Том и Мадж вдруг очутились перед численно превосходящим противником.

Разнообразные призраки выныривали из тьмы, разодетые кто во что горазд, от атласных камзолов и шелковых шальвар до хлопковых набедренных повязок и овчинных безрукавок. Иные щеголяли римскими тогами, иные – синими рваными джинсами и поношенными сандалиями.

Выцветшие галстуки-бабочки, растрескавшиеся бусы братской любви, волосатые руки, торчащие из тесных смокингов, черные кожанки с золотыми галунами…

Одно из приблизившихся к Маджу привидений было одето по моде столь чудовищной, что бывалому выдру пришлось отвести взгляд.

– Только не это! – простонал Мадж. – Все, что угодно, только не… плед в клетку!

Призраки влетали в огромный зал на крыльях с ветхими перьями и дырявыми перепонками. По всем этим созданиям давно скучала ванна. И они играли на лету. И пели, и гудели, и хлопали в ладоши – каждый задавал собственный ритм и не желал следовать чужому. Они держали в руках инструменты – от древних лютней до суперсовременных синтезаторов; наличествовали также все промежуточные ступени.

Джон-Том узнал виолу «да гамба». Один из призраков терзал расстроенный гамелан. Были тут и флейты, и гитары, и маракасы, и барабаны, и дидеридо, и банджо.

И хотя каждый фантом выказывал определенную степень безвкусицы, никто не пускал петуха лучше Иеронима Хинкеля. Правда, окружение он себе подобрал достойное – Джон-Том, у которого едва не лопались перепонки, не мог не признать этого. А бедняга Мадж оказался перед летучими ужасами совершенно беззащитным, он мог лишь стоять и держать в лапах меч, как стальной талисман. Увы, клинок, способный легко рассекать плоть, оказался непригодным против тектонически дикой музыки.

И тогда выдр снова отступил за спину друга.

– Че это, во имя великой вони!

– Духи. – Трудно стало сохранять подобающую манеру исполнения под таким сокрушительным звуковым шквалом. – Тени покойных музыкантов моего мира. – Джон-Том болезненно поморщился. – Самые бездарные и бесталанные в истории поп-музыки. И все они, похоже, соберутся сегодня в этом зале.

Между тем Хинкель успел прийти в себя. С горящим взором он спустился с трона, – Что, не нравится?

Еще бы нравилось! От особенно мучительного «дзын-н-нь» акустической гитары у Джон-Тома выступили слезы.

– Это хорошие музыканты! – Хинкель наступал. – Просто их не поняли современники, как не поняли меня. Хотя, конечно, никто мне и в подметки не годится.

Мадж пятился подальше от жуткой сцены.

– Чувак, сделай же чей-то! Я больше не выдержу!

Джон-Том, принявший чей-то сольник за молитву в ритме диско (и угодивший в точку) тоже поймал себя на том, что сдает позиции. Но путь к отступлению ему отрезала тень карикатурного подражателя Элвису Пресли – сей выходец из индийского штата Уттар-Прадеш, обладатель голоса поистине лавкрафтианского, прикида в блестках а-ля лас-вегасский ковбой, пышных бакенбард и волос, уложенных в прическу «помпадур» с помощью большого количества свиного жира, предлагал свою версию «Тюремного рока». Это было хуже, чем издевательская пародия, – это была попытка доведения до самоубийства.