Владимир Санин - Точка возврата

• Название: Точка возврата
• Автор: Владимир Санин
• Жанр: Путешествия и география

---

Пять лет назад Анисимов возвращался из Антарктиды. Отзимовали в Мирном два экипажа и обслуживающий персонал – двадцать восемь человек, а возвращались на корабле двадцать девять.

Двадцать девятым был бортмеханик новой смены – Дмитрий Кулебякин.

… Корабль с новой сменой подошел к Мирному в конце декабря и врубился в припай в двадцати пяти километрах от берега. Ледовая обстановка сложилась неважная, припай изобиловал снежницами и трещинами, но времени было в обрез, и разгрузка шла круглосуточно. Старая и новая смены перемешались, народу в Мирном оказалось сверх всякой меры, ели и спали по очереди, даже Новый год скомкали: вот тебе бокал шампанского, повеселись полчасика и уступи место товарищу.

Не так представлял себе Кулебякин начало зимовки. Наслышанный о станции Восток, где человеку трудно дышать, о чудовищной величины ледяном куполе, нахлобученном на Антарктиду, о ее неслыханных красотах и главном развлечении – пингвинах, он рвался в эту престижную экспедицию, лез вон из кожи, а оказалось – теснота и духота в погребенных под снегом домиках Мирного, невпроворот нудной погрузочно-разгрузочной работы, не выдуманный, а всамделишный и строгий сухой закон, да и пингвины были какие-то маленькие, скандальные и облезлые. Словом, после вполне приятного морского путешествия наступило протрезвление: год предстоит суровый, одна работа, и никаких тебе радостей – крутом одни мужики, а женщины только на вырезанных из журналов и пришпиленных к стенам картинках. Последнее обстоятельство особенно удручало; хотя у полярников на вольную женскую тему говорить не принято, Кулебякин осторожно навел справки, новичку для смеху наплели с три короба о муках воздержания и так его расстроили, что он решил самому себе сделать новогодний подарок: сгонять на корабль и увидеться напоследок с буфетчицей, которая всю дорогу проявляла к нему интерес.

Между тем обстоятельства складывались как нельзя лучше: в связи с праздником работу до утра приостановили, тракторы стояли беспризорные, и Кулебякин, терзаемый искушением, махнул рукой на возможные последствия. Ну, поругают, выговор дадут в крайнем случае, зато хоть будет, что вспомнить. Оглянулся – свидетелей нет, сел на трактор, взялся за рычаги и рванул по мысу Мабус на припай по проложенной гидрологами трассе.

Забыл Кулебякин, вернее, не забыл, а не пожелал вспомнить, что с припаем на «ты» не говорят…

Через несколько часов стал водитель искать свой трактор, не обнаружил и поднял шум. Начальник экспедиции объявил тревогу, велел начальникам отрядов разбудить людей и устроить перекличку, и в результате быстро было установлено, что вместе с трактором исчез новичок бортмеханик. Обшарили окрестности, зону трещин в районе Мирного, сам начальник прошел на вездеходе по трассе – нет трактора, Снарядили самолет, Анисимов прошелся поисковыми галсами и обнаружил идущего по направлению к кораблю одинокого человека… На полпути утопил Кулебякин тот трактор – сбился с трассы и угодил в трещину, которая проглотила тяжелую машину в три секунды. Хорошо еще, что трактор ушел в воду передней частью, если бы задней – до сего дня гадали бы насчет пропавшего без вести: вряд ли успел бы водитель выпрыгнуть.

Разговор был короткий, а решение жестокое, но справедливое: из экспедиции отчислить, деньги за погубленный трактор взыскать через суд.

Опозоренный, видя вокруг себя лишь насмешливые, безо всякого сочувствия взгляды, возвращался Кулебякин домой. Сначала над искателем приключений пытались подшучивать: «Пять тысяч за несостоявшееся свидание, вот это любовь!», но быстро поняли, что это опасно, и оставили его в покое. Но все равно в жизни еще Кулебякин не чувствовал себя так плохо: не потому, что послужной список испортил и за трактор придется платить – на карьеру и деньги он всегда поплевывал, и не потому, что буфетчица на неудачника даже теперь не смотрела – к такого рода изменам он был совершенно равнодушен, а только и исключительно потому, что могут вообще выгнать из авиации с волчьим билетом. А это было бы воистину большой бедой, непоправимой, крахом всей жизни.

С того дня, как искусанного рысью Димку вывез из далекого таежного поселка молодой веселый летчик, Кулебякин страстно влюбился в самолеты и связанный с ними манящий и таинственный мир. Из больницы домой он больше не вернулся, учился и жил в интернате, а каждую свободную минуту пропадал на аэродроме и стал у механиков своим. Делал за них самую грязную работу, был мальчиком на побегушках, но жадно смотрел, разбирался, готов был днем и ночью копаться в моторах, впитывая в себя тайны профессии, и к семнадцати годам мог с высока посматривать на дипломированных специалистов. Механики руками разводили, удивляясь такому небывалому таланту, и прочили парню большое будущее: как тибетский врач по пульсу, по гулу моторов ставил диагноз – где и что у самолета болит! Командиры кораблей к нему присматривались, в сложных случаях за ним, десятиклассником, посылали в интернат нарочного, а начальник аэропорта, обходя законы, установил подростку что-то вроде зарплаты – талант надо поощрять. Кто знает, может, и сбылись бы прогнозы насчет будущего, но учиться дальше Кулебякин отказался: на кой сушить мозги, если молодой, только что выстреленный из института инженер почтительно спрашивает у него совета?

Продолжали баловать самородка и в армии. Командир авиачасти не мог им нахвалиться, досрочно выпустил из школы бортмехаников, награждал его значками и всячески отличал – до тех пор, пока не стал получать обескураживающие сигналы: сержант Кулебякин всем хамит, считает себя незаменимым, в увольнениях дебоширит и тому подобное. Умный человек, командир части сообразил, что малость перехватил через кран, снял лучшего механика с полетов и перевел его на земляные работы.

Тогда-то впервые и понял Кулебякин, что худшего наказания для него нет… Дослужил как во сне, демобилизовался, по счастливому случаю устроился в полярную авиацию, прослышал об Антарктиде и стал зарабатывать себе характеристику, чтобы пробиться через конкуренцию и туда попасть.

Заработал на свою беду…

* * *

Озлившись на всех, потеряв веру в людей – хоть бы один за него вступился, предложил взять на поруки, – никто! – Кулебякин глушил себя работой: всю дорогу прокопался в двигателях двух Ил-14, хорошо полетавших в Антарктиде и отправленных в ремонт. Перебрал все детали, отладил, что мог, перетянул тросы рулей управления, навел порядок в отсеках – с утра до ночи работал, мысленно прощался с дорогим его сердцу миром. Из авиации его, конечно, погонят, в двадцать пять лет нужно начинать жизнь заново – в этом он не сомневался, знал, какая телега идет на него в управление…

Не знал он только того, что все сорок дней дороги его пристально изучает один человек.

– Где собираешься грехи отрабатывать? – спросил Анисимов, когда корабль пришел в Ленинград.

– Не ваша забота, – огрызнулся Кулебякин. – Страна большая, не везде людьми швыряются… Или боитесь, что от алиментов за трактор сбегу?

– Ах, да, ты ведь обиженный, – с насмешкой сказал Анисимов. – Недооценили. Сверстнику или постороннему за такое можно было бы законно врезать.

– Пошел ты… – одерживая себя, Кулебякин отвернулся и услышал резкий голос:

– Не валяй дурака. Хочешь в мой экипаж?

С тех пор и не было для Кулебякина человека дороже, чем Илья Матвеич Анисимов. Служил верой и правдой, как пес, ненавязчиво оберегал, следил за питанием и сушил обувь, самолет к полетам готовил – зря на проверку время тратили.

И его, Матвеича, подвел под монастырь, втянул в беду!

Можно было бы обратить вспять время, вернуть на Диксон самолет, подготовить его, как он это делал всегда – дал бы живьем содрать с себя кожу.

Поздно.

Первое утро

С наступлением сумерек Кулебякин разжег печурку, и люди просыпались в тепле. Залеживаться Анна Григорьевна никому не давала, ей не терпелось навести в избушке порядок, и распорядилась она так: Кулебякин с Кисловым будут заготавливать дрова, остальные мужчины пойдут осматривать остров, а женщины займутся собой и приборкой. Завтрак – потом. Солдатов предупредил, что по утрам он предпочитает сосиски с капустой, за что получил от Анны Григорьевны легкий подзатыльник и напутствие: «Нагуляй аппетит, сынок, поземкой насытишься».

К концу октября сумерки в этих местах стояли всего лишь часа два, но этого времени для обхода должно было хватить: островок был игрушечный, километра два с половиной по периметру. Сначала шли вдоль берега против ветра, бочком, пряча лицо; снежная пелена значительно превышала рост человека, и Белухин велел держаться кучно, чтобы не заблудиться. Неба не было видно, но, когда люди поднимались на более возвышенное место, оказывалось, что они стоят по грудь в пелене, а головы – сами по себе, торчат независимо от туловища. «Вот это фокус, – восхищался Солдатов, – расскажу в таксопарке ребятам, не поверят!».