Владимир Санин - Когда я был мальчишкой

• Название: Когда я был мальчишкой
• Автор: Владимир Санин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1970

---

– Должны были бы изучить устав,– упрекнул Юра.– Ладно, вольно, товарищ… генерал!

Генерал на мгновенье растерялся, потом расхохотался и протянул Юре руку, которую тот почтительно пожал.

Не удивительно, что Юру приняли как своего. Только Саша Двориков, к общему недоумению, не подходил к новичку и даже не смотрел в его сторону.

– Ничего не понимаю.– Музыкант пожимал плечами.– Земляки, корешами были… Заморыш, чего морду воротишь?

Но Саша бормотал что-то невнятное, отворачивался, и ребята пристали с расспросами к Юре, который долго жался, напускал на себя таинственность, сдерживал смех, всеми силами показывая, что он буквально давится невысказанной историей.

– Не могу,– разводя руками, вздохнул он.– Тайна, покрытая мраком.

– Черт с тобой,– буркнул Заморыш,– рассказывай. Все равно эти гаврики выжмут.

– Три месяца назад мы лежали в одной палате,– не без удовольствия начал Юра.– Я еще скрипел, а на Заморыше все зажило как на собаке – ковылял по коридорам и покорял сестер своими усиками. И вот однажды приходит в палату довольный, рожа блестит, на нас смотрит снисходительно.

«Договорился?»– спрашиваю. Кивает, змей, важничает! Смотрю – достает из-под матраса гимнастерку и цепляет на нее ордена. Молчу – сам, думаю, не выдержишь. Так и есть, через минуту нагибается, шепчет:

«Трепаться не будешь? Смотри мне! Нюрка из перевязочной пригласила на чаек с печеньем. В двадцать четыре ноль-ноль, после дежурства».

«Врешь!»

«Чтоб мне на этом месте провалиться! Сказала – приходи на второй этаж в десятую комнату, номер мелом написан. Дай-ка мне еще твой орденок, пусть блестит побольше».

Я – пожалуйста, я человек добрый. А Заморыш улегся на кровать, донельзя важный, осматривает рожу в зеркальце и уже не говорит, а изрекает:

«Не зря девки на меня глаза пялят. Они, девки, понимают, в ком настоящий шарм!»

– Врет он, собака,– Заморыш сплюнул.– Ну погоди же!

– Не мешай! – зашумели на него ребята.– Дуй дальше!

– Меня, конечно, это слегка задело,– иронически похлопав свою жертву по плечу, продолжал Юра.– Нет, думаю, так дело не пойдет! Когда время подошло к двадцати четырем, минуток без пятнадцати, кое-как взгромоздился на костыли, разыскал в пустой комнате кусок мела – госпиталь в бывшей школе находился – и вполз на второй этаж. Иду и смотрю на двери. А вот и комната номер десять. Стираю десятку, пишу мелом девятку, а на девятой комнате – соответственно десятку. Сделав это благородное дело, спускаюсь в палату, ложусь в постель и притворяюсь мертвым. Слышу: «тук-тук» – значит, Заморыш отправился пить чай с печеньем… Остальное, братцы, со слов – свидетелем не был. Подходит Заморыш к десятой комнате и стучится: «Открой, Кисонька, это я, твой ласковый дружок Сашутка!» Молчание. Снова стучит, уже погромче: «Лапочка, отвори дверцу, чаю хочется, в горле пересохло!» Трах! Дверь распахивается, и на пороге в одних кальсонах появляется заспанный дед-рентгенолог: «Щенок! Я тебя таким чаем угощу, что на том свете икаться будет!»

Чтобы дать Юре досказать концовку, мы остановились перед лесом. Когда все утихли, Жук возвестил:

– Антракт закончился, гаврики, занавес поднимается!

Растянувшись цепочкой и держась в нескольких метрах друг от друга, мы углубились в густой смешанный лес. Далеко власовцы уйти не могли: лес прорезали дороги, по которым уже непрерывно шли войска. Разгромленная нашим полком часть опоздала буквально на считанные минуты: еще немного, и ей, возможно, удалось бы ускользнуть в глухой горно-лесной массив, а оттуда – в Австрию, к американцам. После удачного боя настроение у ребят было приподнятое и не очень серьезное: Заморыш беззлобно ругался с Юрой, и по обеим сторонам от них слышались смешки – приятелей подначивали. Лишь Музыкант бесшумно ступал своими толстыми ногами и поводил огромными ушами.

– Эй, кореши,– сердито призвал к порядку Жук.– Не ловите ворон!

Подражая Музыканту, я шел, стараясь не наступать на сухой хворост и чутко прислушиваясь к лесным звукам. Одна высокая сосна вызвала у меня подозрение: в ее густой кроне, как мне показалось, что-то темнело. Задрав голову вверх, я сделал несколько шагов назад, споткнулся о толстый сук, рухнул на кучу валежника и тут же вскочил с бьющимся сердцем: всем своим телом я ощутил под слоем хвороста чье-то чужое тело.

– Юра, Петя, у вас есть закурить?– прерывающимся голосом спросил я, пяля глаза на валежник. Жук, тихо свистнув, сделал знак, и ребята, подтянувшись, окружили подозрительное место полукольцом. Больше всего на свете я боялся, что ошибся, что стану всеобщим посмешищем, но, к счастью, ошибки не было: из-под валежника явственно торчал белый клок рубашки.

– Вставай, земляк,– предложил Жук, щелкая затвором автомата.– Простудишься.– И, подождав, добавил:– Ревматизм наживешь, а попробуй достань путевку на Мацесту, когда сезон вот-вот начинается…– Валежник зашевелился.– Только уговор: не баловаться, не то дырок понаделаем – никакой портной не заштопает… Вот так, земляк. Клешни, между прочим, положено задрать кверху.

Отряхиваясь от ползающих по телу муравьев, на ноги поднялся двухметрового роста детина в нижней рубахе, чуть не лопающейся на могучей груди. Я разгреб валежник, вытащил оттуда китель и туго набитый планшет, из которого на землю посыпались… десятки порнографических открыток. Никакого оружия у власовца не оказалось.

– Настоящий солдат,– похвалил Жук.– Не какую-нибудь муру вроде автомата с собой захватил, а самое заветное! Мишка, ты его унюхал, ты и веди. Беленький, дуй со своим корешом за компанию, а то лоб здоровый, как бы из конвоира кишмиш не сделал. Пошли, гаврики!

Многоопытный Юра срезал со штанов власовца пуговицы, и мы повели его в полк. Это был мой первый пленный, и я ног под собой не чуял от гордости.

– Хлопнулся на него, чувствую, амортизирует! – захлебываясь, в пятый раз излагал я.– Как считаешь, правильно, что сам его не поднял, а для виду попросил у вас закурить? А вдруг он бы выпалил?

– Правильно, правильно,– отмахиваясь, смеялся Юра.

ТРИ СМЕРТИ

В последние дни каждым из нас владела одна навязчивая идея: поймать Власова. Слишком много ненависти вызывала омерзительная личность бывшего советского генерала, ставшего гитлеровским холуем. Мы спали и видели, как ведем в свое расположение предателя номер один,– точно так же, как участники уличных боев в Берлине мечтали самолично усадить Гитлера в железную клетку.

И когда в плен попадались власовцы – а они поднимали кверху руки менее охотно, чем даже эсэсовцы,– мы прежде всего задавали им вопрос:

– Где Власов?

Фотографии командующего «Русской освободительной армией» ни у кого не было, и это усиливало нашу подозрительность: ведь он мог переодеться! В каждом средних лет и постарше пленном, независимо от звания, мы видели Власова и с немалым разочарованием убеждались в своей ошибке. Пленные же, не сговариваясь, показывали, что Власов скрывается где-то поблизости и надеется удрать в Австрию вместе с остатками дивизии своего генерала Буйниченко. И мы без устали круглыми сутками прочесывали леса, проверяли документы у проезжавших по дорогам офицеров, которые выходили из себя от одной мысли, что их принимают за переодетых власовцев. Однажды мы даже нарвались на крупный скандал, когда вытащили из машины багрового от гнева майора, который отказывался предъявлять документы и лишь орал на нас, срывая голос. Каков же был конфуз, когда выяснилось, что майор по фамилии Денисенко направляется к нам принимать полк у Локтева, назначаемого заместителем командира дивизии. К слову сказать, новый комполка оказался человеком злопамятным, в чем мне, увы, пришлось убедиться на собственной шкуре.

А Власова все-таки изловили – недалеко от города Пльзень, до которого мы не дошли километров шестьдесят. По нынешней версии, принятой в военной литературе, закутанный в одеяла Власов прятался в легковой машине, и его выдал собственный шофер. Теперь я не сомневаюсь, что это так и было, но в те дни наш полк облетела другая, более красивая легенда.

Мы не зря так увлекались проверкой документов на дорогах: здесь был один интимный секрет, о котором поведал мне Жук. Дело в том, что на всех изготовленных у нас документах скрепки ржавели, а немцы, с присущей им аккуратностью, скрепляли даже фальшивые удостоверения скрепками из блестящей нержавеющей стали. Этот педантизм дорого обошелся многим переодетым в советскую форму диверсантам, которых гитлеровский обер-убийца Отто Скорцени под конец войны десятками забрасывал в наше расположение. И вот, как разнеслось по полку, ребята из разведроты соседней дивизии остановили «виллис», в котором ехали генерал и два офицера. Добродушно подшучивая над чрезмерной бдительностью разведчиков, генерал протянул документы (уже ошибка. Наши генералы обычно поругивали проверяющих) и, вытащив фляжку, предложил выпить за победу (вторая ошибка – станет генерал по дороге выпивать запанибрата с солдатами!). Но решили дело скрепки, блестевшие между потрепанными листками документа.