Внутренний СССР - Разгерметизация

• Название: Разгерметизация
• Автор: Внутренний СССР
• Жанр: Критика

Рабочие материалы 1987 — 1990 гг. по выявлению управления и концепции управления в глобальной истории, на основе которых в феврале — июне 1991 г. была написана опубликованная в 1992 г. первая редакция «Мёртвой воды».

---

Также и по отношению к событиям 9 января не всё просто. А.Спиридович пишет:

«С утра 9 января со всех окраин города двинулись к Зимнему дворцу толпы рабочих, предводительствуемые хоругвями, иконами и царскими портретами, а между ними шли агитаторы с револьверами и кое-где с красными флагами. Сам Гапон имея с боку Рутенберга, вел толпу из-за Нарвской заставы. Поют “Спаси Господи люди твоя… победы благоверному императору…”. Впереди пристав расчищает дорогу.» — ист. 97, с. 175.

Некоторые свидетели тех событий вспоминают, что первые выстрелы были произведены по войскам из толпы. После того как войска ответили на одиночные провокационные выстрелы залпами на поражение, верноподданное шествие превратилось в избиение невинных: общее число погибших составило более 1000 человек, раненых более 2000. Разгон завершили конные — казачьи части. Их привлечение к карательным операциям и немилосердие к детям, женщинам и безоружным в городах и деревнях России в 1905 — 1907 гг. жестоко аукнулась самим казакам спустя 10 — 12 лет, когда Рабоче-Крестьянская Красная Армия вошла с ответным карательным визитом в казачьи земли. Хотя казачьи части составляли по численности всего около 10 % от общей численности войск, привлеченных к усмирению в 1905 — 1907 гг., но , а не подневольное ленивое отбывание карательной функции частями регулярной армии, состоявшей из самих же крестьян и рабочих и в Российской империи не титулованного строевого офицерства пехоты.

«Гапон был спасен Рутенбергом, спрятан у Максима Горького и затем переправлен за границу.» — ист. 97, с. 175.

Тем не менее после расстрела людей в день кровавого воскресенья, спустя десять дней Николай II принял “депутацию рабочих”. К этому времени Фулон и Святополк-Мирский были отстранены от должностей, а генерал-губернатором Петербурга был назначен Трепов. Святополк-Мирский слыл в те годы либералом и гуманистом, а Трепов остался в учебниках истории как жестокий усмиритель революции. Но встреча депутации рабочих с царем была организована по его инициативе, возможно, что он надеялся, что ему не придется быть жестоким усмирителем, перед необходимостью чего поставили его гуманисты и либералы. Ист. 3, т. 2, примечание 69 сообщает об этом приеме следующее:

«Депутация “представителей петербургских рабочих” в количестве 34 человек была принята Николаем II в Царском Селе 19 января 1905 г. Состав депутации был специально подобран полицией. В газете “Голос труда” приведены любопытные подробности отправки некоторых “депутатов” к царю. «В квартире конторщика одной из петербургских фабрик Х., пившего чай со своими родителями, раздался сильный звонок, испугавший стариков. Х. бежит, отворяет дверь и, отворив, тоже пугается, — перед ним вырастают: помощник пристава, жандармский офицер, два городовых и дворник. — “Вы г. Х.?” — “Я”… — “Дворник, это г. Х.?” — “Точно так-с!” — “Прошу одеться и следовать за нами.” — “За что? Помилуйте!? Вот вам Бог…” — “Поторопитесь”.

Х. посадили в карету и в сопровождении жандарма доставили к комендантскому подъезду Зимнего дворца. Его “повели какими-то ходами, заставили подниматься по каким-то лестницам. Жандарм все время подгонял его словами: “Проходите, поторопитесь”, пока они не вошли в залу, где стоял Трепов и еще какие-то особы. Жандарм назвал фамилию приведенного. “Обыскать!” — скомандовал Трепов. Несчастного обыскали. “Раздеть!” — продолжал командовать полномочный генерал-губернатор (Трепов: — наша вставка). Х. раздели. “Наденьте на него это платье”, — издевался он дальше. После этого Х. доставили в царский павильон Царскосельского вокзала. В сопровождении сыщиков “депутатов” повели в вагон. В купе вагона размещалось по два депутата, при каждом сыщик. В купе он увидел мастера с одного из соседних заводов; обрадованный, что встретил знакомое лицо, обратился было к нему, но тотчас же был остановлен вскочившими сыщиками, в один голос объявившими: “Здесь не полагается разговаривать!” Пришлось покориться. Таким образом были доставлены в одну из зал Царскосельского дворца рабочие “депутаты”, которым было запрещено переговариваться» (“Голос труда” № 2, 1905 г.; статья “Единение царя с народом”)

В прочитанной по бумажке речи царь заявил депутатам, что ему известно, что жизнь рабочего «не легка» и что «многое надо улучшить и упорядочить». Однако «мятежною толпою заявлять мне о своих нуждах преступно». — «Я верю в честные чувства рабочих людей и в непоколебимую преданность их мне, — заявил в заключение Николай II, — а потому прощаю им вину их» [54] (ЦГИАМ, ф. 540, оп. 1, д. 739, л. 45 об. — 46).

Царский прием рабочие Петербурга назвали “подлой комедией во дворце”.»

Текст этого примечания составлен в советскую эпоху, и его следует прокомментировать в связи с прочими известными фактами. Прежде всего следует обратить внимание, что численность делегации определилась вместимостью пассажирских вагонов (от двух до четырех). В неё попала по всей видимости “рабочая аристократия”: из двух названных — один конторщик, другой мастер; скорее всего и остальные были подобраны так, что им было что терять кроме “цепей”, поэтому они молчали как бессловесный скот. Хотя необходимо признать, что меры безопасности: подбор делегации, личный досмотр и т.п. были необходимы в той обстановке. Но все же они были проведены казенно-механически, а не по человечески душевно. Разговор по душам царя даже с подобранными с представителями рабочих организаторами встречи не планировался и вряд ли состоялся при внешнем соблюдении всех приличий и простоты Николая II, в общении с прибывшими, о чем пишет А.Спиридович.

Говорить о том, что Николай II лицемерил, оснований нет. Но трудно ожидать, что после того как человека бесцеремонно вырвали из семейного круга, он способен к открытому и осмысленному разговору со светским первоиерархом. Также встают вопросы о том, что и как высшие сановники империи доложили царю о событиях 9 января в Петербурге. Не исключено, что до 9 января ему не докладывали о росте классовой напряженности в Петербурге ничего, а после расстрела — поставили перед свершившимся фактом, а свою нераспорядительность и трусость скрыли, но изобразили события, как организованный бунт, который администрации столицы вынуждено пришлось подавить силой оружия. О том, как сами же сформировали “депутацию” рабочих 19 января, также вряд ли доложили. В общем же старая русская пословица о монархии права: Жалует царь, да не жалует царев псарь… или пИсарь? И это приводит к вопросу: кто управляет государством: государь (царь или [55]) или свора писарей?

Если бы сценарий шествия не был изменен на заседании в Министерстве внутренних дел 8 января, если бы С.Ю.Витте вечером 8 или утром 9 января принял своевременно меры и шествие было допущено к Зимнему дворцу, то “депутацию” рабочих можно было набрать там же на глазах у всех на Дворцовой площади. И встреча выборных от рабочих с царем состоялась бы без предшествующего расстрела веры народа в способность режима созидательно разрежать противоречия общественной жизни. Но после расстрела встреча царя с из народа уже не имела смысла, и была воспринята в народе как цинизм антинародной по сути власти, олицетворяемой царём.

В общем-то сценарий драмы 9 января 1905 г. примитивен, хотя и с далеко идущими последствиями. На памятнике Николаю I у Мариинского дворца в С-Петербурге есть барельеф, изображающий усмирение холерного бунта, прослышав о начале которого на Сенной площади, Николай I прискакал туда лично на какой-то извозчичьей пролетке и своим царским словом утихомирил толпу. Возможно, что общественное настроение в 1905 г. несло на себе печать полувекового терроризма в отношении русских царей, и потому выход Николая II к толпе, в которой скрывались вооруженные провокаторы, был действительно нецелесообразен.

Но для режима выход верноподданной в своём большинстве толпы на Дворцовую площадь реальной опасности не представлял, хотя отдельные эксцессы и могли иметь место, как во всяком массовом уличном мероприятии. Для устойчивости режима и разрядки общественной напряженности было бы лучше, если бы войска пропустили шествие к Зимнему дворцу, и толпе было бы даже позволено ворваться в пустующий Зимний дворец, если бы нашлись подстрекатели к такому. Вторжение во дворец и возможное его разграбление, в сознании подавляющего большинства участников шествия и населения страны, было бы уголовщиной, а не политикой, что обнажило бы сущность руководства революционно-силовых партий, призывавших к вооруженному свержению режима, и подорвало бы их авторитет в народе. В этом случае все свои последующие действия режим мог бы мотивировать необходимостью подавления уголовщины.

А в случае отсутствия эксцессов правительству необходимо было только начать политику действительных реформ, умерявших гнет капитала на простонародье и лишавших социальной базы революционные партии, как то дальновидно и предполагал С.В.Зубатов. И коли уж Охранное отделение занялось работой среди рабочих, отклоняя рабочее движение от силового решения социальных проблем, то следовало иметь стратегию реформ, которая одновременно пропагандировалась бы в рабочей среде и проводилась бы в жизнь правительством империи так, чтобы революционно настроенная интеллигенция не могла вклиниться в этот процесс.