Внутренний СССР - Язык наш: как объективная данность и как культура речи

• Название: Язык наш: как объективная данность и как культура речи
• Автор: Внутренний СССР
• Жанр: Политика

1. Магия слова — объективная данность 2. Смысл слов и смысл речи 3. Языки в культурном сотрудничестве в процессе глобализации

---

Т.е. изначально первотекст должен был быть написан так, чтобы после прочтения его другими людьми, каждый из которых будет вносить в него добавления и правки, этот «черновик» можно было без проблем преобразовать в адекватный ему машинописный экземпляр.

И это обстоятельство обязывало уже первого, кто начинал ту или иную новую работу, писать первотекст-черновик так, чтобы в нём выражение потока мыслей было достаточно ясным при минимуме разнородных ошибок, дабы ему самому не тратить время на многократное переписывание набело непрестанно порождаемых им черновиков [216].

При таком отношении к коллективной работе и заботе обо всех её участниках первотекст-рукопись, обрастая вставками на своих страницах и вклейками с замечаниями и добавлениями других людей, оставался достаточно разборчивым для того, чтобы на основе этого, казалось бы «вороха бумаг», человек, владеющий машинописью, но не знающий существа описываемой проблематики мог сам (без обращения к создателям первотекста) напечатать машинописные экземпляры, идентичные данной ему коллективной рукописи. Поэтому в бумажных архивах рабочих материалов участников ВП СССР нет ни единого первотекста, написанного столь неряшливо (в смысле точности словоупотребления и наличия в нём грамматических ошибок), как тот первотекст нашего «критика», с цитирования фрагмента которого мы начали этот раздел.

Безусловно, что начало компьютерной эры упростило производство первотекста и коллективную работу с ним. И хотя при этом завершённые файлы материалов КОБ не несут в себе истории работы над каждым из них, а в них можно найти опечатки и грамматические ошибки, но и среди них, начиная от их прототипов файлов-первотекстов, нет ни одного, в котором столь обнажённо выражалось бы то обстоятельство, что его автор давил на клавиши быстрее, нежели о том, про что он пишет, как это имеет место в цитированном нами в начале этого раздела файле-первотексте.

То же касается и культуры изустной речи:

В языковой культуре Концепции общественной безопасности речь как письменная, так и изустная должна выражать определённость смысла.

А для этого человек должен:

· чувствовать Жизнь, быть внимательным к ней и уметь думать в согласии правого и левого полушарий головного мозга, поддерживающих процессно-образное и дискретно-логическое мышление (соответственно);

· освоить по возможности больший «словарный запас» и чувствовать различие оттенков смысла синонимов и однокоренных слов;

· осознавать различие функционального предназначения:

O частей речи используемого им языка, не всегда однозначное, поскольку как и точный смысл слов оно в каждом предложении может быть обусловлено контекстом;

O морфем в составе слов;

O членов предложения;

O грамматических конструкций в составе предложений [217];

· осознавать свой текущий эмоционально-смысловой строй и поддерживать его должным образом,

— тогда его речь будет точной в словоупотреблении, а в интонационной окраске будет соответствовать аудитории и фоновым обстоятельствам, характерным для жизни общества.

Что касается работ ВП СССР, то «правополушарные» упрекают нас тем, что всё написано якобы для «левополушарных». Причина этого в том, что восприятие длинных фраз [218] в тексте «не поддерживается» их левым полушарием.

Со своей стороны «левополушарные» убеждены, что работы ВП СССР — пустой вздор. Причина этого в том, что их правое полушарие не умеет воспроизводить те образные представления, которых в психике «левополушарных» к моменту соприкосновения с материалами ВП СССР не оказалось: вследствие этого текст воспринимается ими как пустословие; а вся деятельность ВП СССР — как графоманство очень амбициозных, но не вполне психически здоровых людей.

Нормально же у человека правое и левое полушария должны в процессе мышления (включая написание и прочтение текстов) работать согласованно, взаимно дополняя друг друга [219]. Собственно благодаря этому ВП СССР и смог вырваться из мировоззренческой клетки библейско-марксистской культуры.

Сказанное означает, что материалы ВП СССР представляют одну из субкультур выражения мыслей на основе Русского языка в его историческом развитии. Для тех, кто стал носителем этой субкультуры, проблем, связанных с пониманием текстов ВП СССР и собственным изустным и письменным изложением тех или иных аспектов КОБ для других людей, — нет. И с их точки зрения эта субкультура выражения осознаваемого ими смысла во взаимодополняющем единстве оглашений и умолчаний достаточно чиста для того, чтобы оказывать воздействие на течение событий, направленное на переход человечества к цивилизации, в которой человечный тип строя психики в ранее определённом смысле этого термина, во-первых, будет признан нормальным для всех с начала юности и, во-вторых, будет воспроизводиться в преемственности поколений на основе глобальной культуры будущего, объединяющей всё человечество. В результате человечество обратится в человечность.

Но проблемы в восприятии материалов КОБ есть у представителей других субкультур, также действующих на основе Русского языка в его историческом развитии. И в каждой из них есть свои представления о чистоте языка.

В самом античеловеческом виде это — притязания на право самим сквернословить всегда и всюду, которое дополняется требованием к другим людям — обеспечить им понимание всего и вся, да к тому же ещё и благоденствие, на основе употребляемого ими матерного лексикона и нескольких десятков других обыденных слов, которые должны быть упакованы в предложения, состоящие не более чем из 4 — 5 слов, не считая матерщины, необходимой им в речи в качестве паузы для “отдыха интеллекта” при переходе от одной более или менее членораздельно выраженной мысли к другой.

К сожалению, этого стандарта “чистоты” родного языка, подчас сами того не осознавая и не задумываясь о последствиях, придерживается в своей повседневной жизни, если не подавляющее большинство «россиянцев», то та их часть, которая «бросается в глаза» и производит впечатление о достигнутом в обществе уровне массовой (общей) культуры. Конечно, эти люди — жертвы дефективного воспитания, большей частью — семейного в раннем детстве. Но если этому стандарту “чистоты” не противопоставить в повседневной жизни иной стандарт чистоты речи, то вследствие разрушительного воздействия сквернословия на течение событий и культуру общества жертвами, но уже иного рода, могут оказаться и многие другие, в том числе, — и в преемственности нескольких поколений.

Другой стандарт “чистоты” языка, начиная с послепетровских времён до настоящего времени, поддерживает некоторая часть по-европейски образованного слоя российского общества. Они ведут себя так, будто весь Русский язык в его историческом развитии воспринимают в качестве чего-то непристойного.

Если до середины XIX века они настолько брезговали русским языком, что в своей среде предпочитали изъясняться на французском, которому их учили в детстве более обстоятельно, нежели русскому, то после отмены крепостного права положение изменилось, хотя тенденция избегать русских слов сохранилась. С отменой крепостного права этот общественный слой обновился по своему классовому составу: появилась разночинная интеллигенция, которую в детстве не обучили французскому как родному. Получая европейское образование, она стала в языковую среду родного для них русского языка тащить как можно больше слов из европейских языков: не потому, что какие-то аспекты жизни невозможно было выразить по-русски, а по другим причинам.

Одни просто холопстовали перед “высоко просвещённым” Западом [220], во многом вследствие того, что сами были «левополушарными» и в процессе получения образования по-европейски, осваивали преимущественно слова без соотнесения их с Жизнью и не вырабатывая образных представлений о том, чему их учили. Другим важно было свою образованность выказать и друг перед другом, и перед простонародьем для того, чтобы превознестись, если не в социальной иерархии империи, то хотя бы во мнении окружающих и в самомнении.

Это не вело ни к чему, кроме как к разного рода неопределённостям в понимании безсмысленно внедряемых в русский язык слов, и, как следствие, в последующем порождало большие и мелкие неприятности, бытовой пример чего мы приведём ниже.

Некогда представители этой языковой субкультуры не могли произнести слов «отхожее место», и в русском языке появилось слово «сортир», заимствованное из французского языка и в соответствующих ситуациях означающее то же самое — потребность выйти. В языковой культуре народа это слово быстро обрело сохранившийся доныне презрительно-уничижительный смысл. Когда это произошло, то первоначально изысканно-утончённый «сортир» стал запретным словом в по-европейски образованных слоях общества, а в русский язык было внедрено ещё одно слово — «туалет», сохранившееся до наших дней в своём нейтральном отношении к тому, что оно обозначает.