Кристофер Сташеф - Маг-целитель

• Название: Маг-целитель
• Автор: Кристофер Сташеф
• Издательство: АСТ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1998
• ISBN: 5-237-00307-9

Что мог сказать Савл о друге, который смылся в параллельный мир — а ему ни слова? Ну, положим, Савл не знал, что Мэт Мэнтрел сбежал именно в параллельный мир, но все равно отважно пустился на поиски. Опасная дорога привела его из куханного окна прямехоньков магическое королевство, где поэтическое слово имеет волшебную силу, где правит мрачная чернокнижница Сюэтэ, обладающая подлинным вкусом ко всему мерзкому и злобному, а помощники в борьбе с этой жуткой личностью — компания как на подбор: желтый сквайр,туповатый тролль, чувствительная влюбленная дева и — венец всему! — ангел-хранитель.

---

А потом я услышал эхо моих собственных слов и замер, потрясенный, поняв, каким же мужеством должен обладать этот странствующий священник. Значит, он много лет тайно свершал церковные таинства, зная, что в любой день его могут арестовать, что он может умереть под пытками. И все-таки он продолжал делать свое дело, потому что несколько добрых душ зависело от него.

Теперь ему более чем когда бы то ни было требовалось мужество. Он то и дело покачивался, словно его били, держался за край повозки, выслушивая бесконечный рассказ о ведьминских грехах.

— Кто причиняет ему боль? — поинтересовался я.

— Невидимые бесы, — ответил брат Игнатий и поджал губы. — Они не желают легко расставаться со своей добычей.

Вот и исповедующаяся ведьма начала как бы отбиваться от невидимых ударов. У того, кто терзал ее, имелись когти — на ее щеках и руках появились царапины. По другую сторону тележки невидимые демоны принялись терзать стоящих в очереди на исповедь старух.

— Нужно помочь им.

Брат Игнатий протянул руки, соединил их, склонил голову и закрыл глаза.

— Что... — начал было я, но Фриссон дотронулся до моей руки, и я умолк.

На картине, что нам показывало озеро, нападение невидимых злодеев прекратилось. Ведьмы собрались в кучку, испуганно оглядываясь по сторонам.

— Ангелы дерутся с демонами, — пробормотал Фриссон.

Брат Игнатий перекрестился и поднял глаза к небу.

— Ангелы победили, — сказал я.

— Конечно, — отозвался брат Игнатий и широко улыбнулся.

А священнику по другую сторону повозки удалось наконец выслушать исповедь до конца. Он склонил голову, осенил крестным знаменем епитрахиль, лежащую на голове у кающейся грешницы, которая в этот миг перестала быть ведьмой. Старуха встала и пошла прочь, гордо подняв голову и распрямив плечи. Она вся так и светилась облегчением и радостью.

— Теперь она может умереть с легким сердцем, — прошептал брат Игнатий. Я посмотрел на него.

— Между прочим, вы сейчас совершили весьма ответственное чудо, брат!

Но Игнатий только головой покачал:

— Никакого чуда, чародей. Только молитва.

— «Только», — сухо повторил я.

Исповедовавшаяся ведьма уже шаркала по дороге, за ней — другая. Вот и третья встала с колен и пошла за ними.

— Куда они теперь? — спросил я брата Игнатия.

— Не сомневаюсь, искать врача, — отвечал монах. — Души их исцелены, теперь они будут разыскивать того, кто вылечит их тело.

— И не вернутся к прежней работе?

— Конечно, нет, чародей! Это невозможно для них без того, чтобы не продать душу.

То же самое ожидало и бюрократов — по крайней мере те несколько дней, пока Сюэтэ разыскивала бы новых добровольцев. Но к тому времени революция вкупе с вторжением могла бы уже и завершиться, неизвестно, что бы сталось с самой Сюэтэ, — так что набирать добровольцев было бы некому.

Картина с исповедующимися ведьмами и священником подернулась зыбью, вода затуманилась, и вот перед нами заголубела полоса Средиземного моря. Мы увидели широкую зеленую ленту. Она становилась все шире, все ближе, и вот уже можно было различить отдельные деревья на краю леса. Серебристая полоска превратилась в ручеек, а на его берегу стояли четверо мужчин и тролль и на что-то смотрели.

— Ой, это же мы! — вскричал Фриссон.

— Тихо! — оборвал его я. — Похоже, сейчас нам дадут маршрут.

И действительно, синева моря исчезла, и всю поверхность озера занял лес, по которому побежала дорога. Мне все это очень напоминало Югославию. На дороге виднелись движущиеся точки. Изображение стало крупнее — и точки обратились в людей в грубой домотканой одежде с косами и цепами.

— Засада? — Жильбер нахмурился и напрягся.

— Нет, — покачал головой я. — Похоже, это наши ополченцы.

* * *

Так оно и оказалось. И выяснили мы это, не выходя из леса. Мы пошли по тропе вокруг громадного столетнего дуба и увидели их: с десяток крестьян в зелено-коричневой одежде с луками и кинжалами вместо кос.

— Разбойники! — заорал Жильбер и потянулся за мечом.

— Спокойно. — Я удержал его, схватил за руку и не дал выхватить меч из ножен. — По-моему, они хотят с нами переговорить.

Это точно. Глава отряда вышел вперед — мужчина с грубыми чертами лица и усталым взглядом.

— Мы хотим до дому вернуться, — пояснил он. — Но не можем, покуда правит эта гадкая королева и ее палачи.

— Это поправимо, — ответил я. — Может быть.

— Это что же за «может быть»?

— Армия, — ответил я. — Будь у нас побольше народу, риска было бы меньше. Нам помогает Король-Паук, а ему дают советы отличные специалисты.

И мы пошли дальше по дороге, а вслед за нами потопала дюжина вооруженных мужиков. Долго мы не прошагали: из-за кустов на дорогу выскочила какая-то старуха. Она еле держалась на ногах, опиралась на суковатую палку, а свободную руку протягивала к нам. Разбойники завопили:

— Ведьма со Скалы! — и бросились врассыпную.

— Я больше не служу Сюэтэ! — слабым голосом проговорила старуха, подойдя поближе, и страшно закашлялась.

Запах ее дыхания долетел до меня, и меня передернуло. Что она ела на завтрак? Силос, что ли?

И ведь направлялась прямехонько ко мне! Я попятился.

— О, не отталкивай меня! — возопила ведьма, сделала еще несколько шагов, и ее снова начал бить жестокий кашель. Она не удержалась на ногах, упала на колени, подняла руки и взмолилась: — Излечи меня. Разве ты не тот, кто не брезгует лечить ведьм?

— Ну, так про меня... говорят, — промямлил я и посмотрел на брата Игнатия. — Но я это делаю только тогда, когда ведьма готова покаяться и отказаться от занятий колдовством. Ты должна понять, что мое лечение не поможет, покуда ты служишь Дьяволу. И потом, какой мне прок лечить ту, которая в следующее же мгновение швырнет в меня пламенем?

— О, нет, я такого не сделаю! — выпалила ведьма и снова раскашлялась. Кашель у нее был лающий, все тело ее сотрясалось от его приступов. Откашлявшись, старуха прохрипела: — Я никогда не отплачу злом за добро.

— Тогда какая же ты ведьма?

— Не ведьма я! Я не хочу больше быть ведьмой! Я боюсь огненной пасти Ада, откуда вырываются языки пламени! — Старуха снова раскашлялась и обернулась к брату Игнатию. — А ты не священник ли? Тогда исповедуй меня, умоляю! Пусть я умру, пусть он меня и не вылечит даже, так хоть душа моя не будет вечно гореть в Аду!

Брат Игнатий долго не спускал с меня глаз, потом кивнул.

— Отойдем в сторонку, — сказал он. Старуха попыталась встать, но ее снова разбил кашель, и она не смогла подняться с колен. Она упала на спину, брат Игнатий подхватил ее, помог выпрямиться, дал нам знак рукой отойти и вынул из рукава епитрахиль. Перебросив полотнище через шею, он и сам опустился на колени рядом с рыдающей грудой лохмотьев. Он перекрестился и проговорил:

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. В чем ты желаешь исповедоться, чадо?

Слово «чадо» изумило меня не меньше, чем епитрахиль. Я наклонился к самому уху Фриссона и сказал:

— А он, выходит, побольше чем «брат», а?

— Но он никогда и не говорил, что он не священник, — вполголоса отозвался поэт. — А какой болезнью страдает эта ведьма, чародей?

Я внимательно пригляделся к старухе, которая исповедовалась через час по чайной ложке — между приступами кашля.

— Трудно сказать без опроса и простукивания грудной клетки, но можно догадаться, что у нее туберкулез. Может быть, и воспаление легких, только сомневаюсь, что тогда она смогла бы ходить.

— Разве ее демон-покровитель не должен был защитить ее от таких страданий?

— Защитил бы, если бы у него была веская причина сохранять ей жизнь. А так — она ведь не из тех, кто заправляет политикой и вовлекает тысячи душ в служение Злу. Кто она такая? Мелкая сошка. С какой же стати продлевать ей жизнь? К тому же и душа ее так быстрее демону достанется.

По крайней мере объяснения такого сорта устроили Фриссона. Сам я не верил ни единому своему слову. Зато верил он, вот и приходилось говорить на понятном поэту языке.

— Легкие у нее полны жидкости, — продолжал я. — В них поселились крохотные существа, из-за них ее тело стало плохо работать, и в легких образуется гной. Скажи, мог бы ты что-нибудь такое сочинить, чтобы убить этих пакостных существ и осушить место их обитания?

Глаза у Фриссона слегка разъехались в стороны. Через пару мгновений он вынул кусок пергамента и принялся что-то черкать. Я услужливо подставил поэту спину и сказал:

— Как допишешь строчку, сразу произноси «Медлить нельзя».

Фриссон сопровождал написание стихотворения бормотанием. Я едва улавливал слова. Что-то там было насчет «чисто» и «сухо», но зато я своими глазами видел, что происходило с бывшей ведьмой.

Приступы лающего кашля, мешавшие ей исповедоваться, становились все реже и реже, к коже начал возвращаться румянец. Глаза утратили лихорадочный блеск, но не потускнели. Они сверкали здоровьем. Конечно, она не прибавила в весе — для этого ей надо было несколько раз плотно поесть. Несколько раз каждый день. Несколько раз каждый день в течение нескольких недель.