Октавиан Стампас - Цитадель

• Название: Цитадель
• Автор: Октавиан Стампас
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5—85686—032—2

Повесть о несчастном короле Бодуэне, о дочерях его — добронравной Сибилле и прекрасной Изабелле, о льве ислама султане Саладине, о Старце Горы и его ассасинах-убийцах, о рыцарях — Раймунде Триполитанском и Конраде Монферратском, и иных воинах палестинских, достославных и великолепных, жестоких и коварных, о бессмертной любви и клятвопреступлениях, о честных поединках и кровавых битвах между крестоносцами и сарацинами, о коварстве иоаннитов, о похищениях и пытках, о золоте и проказе, о том, как был потерян христианами Святой город Иерусалим, и о том, как защищали его тамплиеры.

---

Приблизился. Видя, что помочь ему никто не спешит, сам с легкостью спрыгнул с коня. Тот факт, что он приехал без оруженосца, тоже обратил на себя внимание отца Марка.

Доспехи, хоть и облегченные, тянули, надо думать, не менее чем на шестьдесят фунтов, но по движениям рыцаря это не ощущалось. Он снял шлем и оказалось, что легкость и гибкость его движений имеет простое объяснение. Перед отцом Марком стоял юноша лет двадцати, не более.

Сдержанно поздоровавшись с незнакомым священником, он поинтересовался, где отец Мельхиседек. По его речи отец Марк заключил, что юноша скорее всего бургундец.

— Отец Мельхиседек при смерти, он просил вас тотчас по прибытии проследовать к его ложу.

— Вы говорите так, святой отец, будто хорошо со мной знакомы, — удивился рыцарь.

Отец Марк не смутился, хотя дал себе слово впредь быть осторожнее с этим молодым человеком.

— Насколько я могу судить, вы являетесь постоянным прихожанином церкви св. Никодима.

— Являюсь.

— Отец Мельхиседек выразил настоятельное желание перед смертью напутствовать каждого из своих прихожан.

Они проследовали в дом. Умирающий обрадовался при виде этого гостя, он по всей видимости искренне любил его. Рыцарь преклонил колена и осторожно пал ему на грудь, дабы не причинить старику вреда тяжестью доспехов.

Отец Мельхиседек процитировал ему из послания св. Павла к коринфянам и еще что-то. Говорил он тихо и умиленно. Отец Марк разбирал не все слова.

— Вот и пришел мой час, — сказал старик, когда рыцарь медленно отпрянул.

— Вы еще оправитесь, святой отец.

— Не говори так. Пустые утешения хуже других пустых слов.

— Простите, святой отец.

Старик то ли закашлялся, то ли засмеялся.

— Ты решил меня ободрить перед лицом смерти, но вряд ли есть что-то, чего бы я меньше боялся, чем ее. Раньше я ее просто не хотел, теперь и этого чувства у меня нет. Исполняется порядок жизни. Господу желательно освободить меня от мирских обязанностей, легче всего ему сделать это призвав меня к себе. Неужто я стану грустить, получив такое предложение.

Рыцарь истово кивнул.

— Я понимаю, святой отец.

— И на бренной земле я оставляю после себя не пустыню. У меня есть здесь духовные дети, такие как ты, например. У меня есть ученики и продолжатели. Познакомься с отцом Марком. Теперь он будет здесь настоятельствовать, и я рад, что приход и реликвия окажутся под его попечением. Он молод, лишь немногими годами старше тебя, но прошел тернистое поприще и несет следы этого похода, в частности, и на своем челе. Посмотри, рыцарь, каково запечатлевается сарацинский плен на коже христианского пастыря.

Рыцарь поклонился отцу Марку и медленно, как бы слегка неохотно, поцеловал его руку. Старик тяжело дышал.

— Брат Марк, тебе я тоже рекомендую со всем жаром моего угасающего сердца этого благородного юношу. Это шевалье де Труа. Он прибыл сюда, в Святую землю, ради служения благому делу, но натолкнулся на житейское препятствие, которое искренне старается разрешить. Пока я больше ничего говорить не буду. Когда он сочтет нужным, когда почувствует искреннее доверие к тебе, он сам откроет тебе свое сердце.

Снаружи донеслись какие-то крики, заржали лошади. Рыцарь озабочено оглянулся.

— Сходи, сходи, посмотри, что там такое, — улыбнулся отец Мельхиседек. — Не бойся, я не умру без тебя.

Рыцарь вышел. Некоторое время умирающий лежал молча, с закрытыми глазами. Трудно было даже сказать, дышит ли он. Вдруг, не открывая глаз, старик сказал:

— Не хочу умирать так, хочу умереть стоя на коленях. Проводи меня в церковь.

Отец Марк помог ему подняться, это было не так просто. Несмотря на то, что умирающий исхудал, тело у него было длинное и костистое, а ноги не держали совсем. Он обнял своего преемника правой рукой за плечо, а тот, в свою очередь, обхватил его за талию, медленно, осторожно ковыляя, они вышли из дома на порог. Обоим нужно было передохнуть. После своих бесчисленных переломов, хотя и сросшихся уже много месяцев назад, отец Марк не мог считаться богатырем и владел своими членами с известным затруднением.

Шагах в тридцати перед ними, возле коновязи, шевалье де Труа беседовал с какими-то господами, по виду дворянами. Беседа носила, пожалуй что, нервный характер.

— Где же твой крест? — вдруг раздался негромкий, но потрясенный голос отца Мельхиседека.

Простая домотканая сутана, не застегнутая предварительно, широко разошлась на груди отца Марка. Никакого креста под сутаною, на исполосованном шрамами коже не было.

— Где же твой крест?! — еще более потрясенно повторил свой вопрос умирающий священник.

— Пообронил где-то, — неуверенно ответил отец Марк. Конечно, такой ответ не мог удовлетворить отца Мельхиседека. Кроме того и сам голос говорившего звучал лживо. Ничего же более убедительного в голову не приходило.

— Ты мне лжешь! — прохрипел старик, впиваясь острыми пальцами в плечо своему преемнику.

— Пообронил, пообронил где-то, — продолжал тупо повторять отец Марк и каждое следующее слово звучало менее убедительно, чем предыдущее.

— Кто ты такой, отвечай мне?!

В голове отца Марка-Анаэля крутился бешеный вихрь, он пытался сообразить что ему делать. Если этот сумасшедший старик хоть одно слово скажет де Труа, то все рухнуло.

— Кто ты, ирод, отвечай?! — голос старика становился все громче, и тогда отец Марк почти инстинктивно, охватил его свободной рукой за горло и изо всех сил сжал кадык. Последнее, что успел прошептать умирающий священник, было слово, похожее на «дьявол».

Он еще некоторое время после этого бился бессильным телом в руках своего наследника. Сдавливая ему горло отец Марк неотрывно смотрел на группу беседующих господ. Не дай бог кому-то из них придет в голову обернуться. Отец Марк покрылся мертвецким потом, даже рука, душившая наблюдательного старика, сделалась мокрой.

Не дай бог, обернуться!

Отец Мельхиседек последний раз дернулся и сделавшись вдруг много тяжелее, повис на плече у своего убийцы. Тот, помедлив еще секунду для страховки, убрал руку с его горла. И только в этот момент шевалье де Труа посмотрел в их сторону.

— Спасибо, господи, — искренне прошептал отец Марк и изо всех сил помахал рыцарю рукой. Тот сразу же, почуяв неладное, подбежал, задыхаясь.

— Он попросил проводить его в церковь, — но вдруг стал задыхаться, торопливо и потрясенно объяснил отец Марк. — Сердце не выдержало. Он хотел умереть, стоя на коленях во время молитвы.

Голова отца Мельхиседека была опущена на грудь и белых следов от убийственных пальцев видно не было…

— Отнесем его в дом, — прошептал отец Марк.

— Но он, — по щекам шевалье де Труа текли слезы, — он же хотел в церковь.

— Туда можно вносить только омытое тело.

— Его душа всегда была омыта святым духом, — сказал рыцарь и слезы из его глаз потекли еще пуще.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. ДУХОВНИК

— Мой отец был родом из лангедокских Труа, а матушка была дочерью весьма небогатого рыцаря из свиты герцога Бургундского. Ни родовитостью, ни положением она никак не могла равняться с отцом. Это был брак по любви, и поэтому вызвал раздражение среди отцовских родственников. Разрыв этот продолжался до самой смерти моих родителей, последовавшей в прошлом году. Как и следовало ожидать, неприязнь отцовских родственников распространилась и на меня, они относились ко мне как к бастарду. Ненависть к Бургундии и бургундцам застила им глаза. Они начали ходатайствовать перед королем Филиппом-Августом о лишении меня ленных прав. И сколь беззаконным ни было это ходатайство, они не оставляли своих намерений. И тогда я отчаявшись, потеряв родителей, горячо любимых мною, гонимый злобными преследованиями родственников, решил покинуть Францию и отправиться за море. Еще при парижском дворе я был посвящен в рыцари, и в сердце моем воспылало желание отдать несчастную жизнь мою какому-нибудь благому делу. Я узнал, что палестинским государям всегда требуются воины, ибо год от года сарацинский натиск нарастает. Но прибыв на место я увидел, что жизнь здешняя по большей части пребывает в сонном запустении. Мне хотелось действия, героического и немедленного. Я узнал, что только орден храма Соломонова ведет с сарацинами непрерывную и беспощадную борьбу, никакими перемириями не прерываемую, даже когда объявлен мир между королем Святого города и султаном Вавилонским.

Разумеется, я поспешил обратиться в капитул ордена с просьбой о зачислении меня в престижные ряды воителей за веру. Я и происхождением своим, и всем прочим вполне мог претендовать на честь быть принятым. Мне отказали, но предложили, сообразно с существующими правилами, выдержать годичное послушание. Мне надлежало немедленно удалиться из столицы в место, по возможности пустынное, и там предаваться очищению помыслов с помощью молитвы и поста. А также совершенствованию воинских навыков… Поначалу и тут сыграла роль моя молодость, я хотел обидеться и обратиться к иоаннитам, ибо те предлагали мне свой плащ сразу, но, подумав, решил не спешить. Во-первых, меня ничуть не привлекала роль больничного сидельца. Я рассчитывал наносить раны (врагам), а не врачевать их, а во-вторых, я узнал, что испытательный срок у храмовников вещь обычная, и ничуть не унизительная даже для самых родовитых претендентов, и избавлены от нее разве только особы королевской крови. И вот я здесь.