Роберт Стивенсон - Сент Ив

• Название: Сент Ив
• Автор: Роберт Стивенсон
• Жанр: Исторические приключения

---

— Не желаете?

Я ответил, оживясь:

— Право, сэр, я не отказался бы и от перца, лишь бы завязать с вами дружбу.

Но даже и эта шутка не достигла цели и, во всяком случае, не расположила ко мне моих спутников.

Так мы добрались до вершины гряды; отсюда видно было, как дорога к руто спускается вниз, в пустынную долину не меньше лье длиною, и упирается в голые холмы. Сим остановился, снял шляпу и утер лоб.

— Ну вот, — сказал он, — вот мы и на вершине Хаудена.

— Так и есть, на вершине Хаудена, — подтвердил Кэндлиш.

— Как, мистер Ив, в горле-то, небось, пересохло? — спросил Сим.

— Да ведь про это и думать грех, — отвечал я.

— Чего это вы? — сказал он. — Выпейте глоточек, я угощаю.

— Ну что ж, выпить так выпить, признаться, у меня и вправду в горле пересохло.

Тут Сим вытащил из-под пледа непрозрачную бутылку, и мы все трое выпили за здоровье друг друга. Оказалось, что в подобных случаях сии джентльмены следуют весьма строгому этикету, который я, разумеется, поспешил у них перенять. Каждый утирал губы тыльной стороной левой руки, правой поднимал бутылку, произносил с чувством: «Ваше здоровье!» — и отпивал из бутылки сколько душа требовала. Эта скромная церемония, в которой как-никак проявлялось нечто отдаленно напоминавшее любезность, повторялась через подобающие промежутки времени, обыкновенно после восхождения на очередной перевал. Порою мы закусывали овечьим сыром и никогда мною дотоле невиданным хлебом, который, насколько я понял (но честью своей в том не поручусь), носит название лепешек стригаля. И в первый день этим, можно сказать, и ограничилось все наше общение.

И вновь меня поражал унылый, пустынный облик этого края, по которому час за часом и день за днем вилась дорога, проторенная гуртами. Опять и опять все те же однообразные, поросшие кустарником лохматые холмы, изборожденные несчетным множеством ручьев, через которые нам приходилось перебираться вброд и на берегу которых мы располагались на ночлег. Бесконечные вересковые пустоши, изобилие куропаток; там и сям над ручьем купы ив или серебристых берез; там и сям развалины не блиставших пышностью старинных замков — вот и все, что мы видели вокруг. Изредка, да и то вдалеке, мы различали дымки какого-нибудь селения или одинокой фермы, а порою два-три домишка посреди вересковой пустоши; несколько чаще поодаль виднелось стадо овец и при нем пастух или попадалось кое-как возделанное, зачастую еще не убранное поле. Если не считать этих разнообразящих картину пятен, можно сказать, что мы шли сплошь пустыней, и притом одной из самых убогих в Европе; когда я вспоминал, что мы находимся всего в нескольких лье от главного города (где каждодневно заседают суды, спеша решить неотложные дела, солдаты охраняют крепость, а те, кому положено, сочиняют книги или занимаются науками), передо мною представал удивительный облик нищей, бесплодной и однако же прославленной земли. И, вероятно, тем более следовало отдать должное мудрости миссис Гилкрист, которая отослала меня с этими неотесанными спутниками и по этой безлюдной дороге.

Маршрут наш был мне совершенно неясен: названия мест и расстояния я и тогда едва ли ясно себе представлял, а теперь и вовсе позабыл; и это тем огорчительней, что в те дни я, без сомнения, проходил и останавливался на отдых и на ночлег в тех местах, которые прославил своим пером Вальтер Скотт. Более того, мне кажется, я был еще щедрее взыскан судьбою: я даже видел этого несравненного сочинителя и беседовал с ним. Нам повстречался высокий, дородный пожилой господин, чьи волосы были уже тронуты сединою, с чертами лица резкими, но полными веселости и обаяния. Он сидел верхом на малорослой горной лошадке, на плечи у него поверх зеленого камзола наброшен был плед, и сопровождала его, также верхом, очаровательнейшая молодая дама, его дочь. Они догнали нас на вересковой пустоши, придержали коней и добрую четверть часа ехали рядом с нами, а потом поскакали влево и скрылись меж холмов. Велико было мое удивление, когда, услыхав приветствие этого странного джентльмена, неприступный мистер Сим сей же час оттаял, а всадник дружелюбно и просто с ним поздоровался и принялся рассуждать о том, как идет торговля, каковы нынче цены на скот, и не побрезговал взять неизбежную понюшку табаку из протянутого ему бараньего рога. В скором времени я почувствовал взгляд незнакомца на себе, и за этим последовал разговор, часть которого я волей-неволей услыхал, а чего не услыхал, более или менее точно восстановил затем по рассказу Сима.

— Ваш третий гуртовщик, должно быть, из любителей? — вроде бы спросил всадник.

Сим отвечал, что я из господ и что у меня есть свои причины путешествовать уединенно.

— Ну-ну, не хочу ничего такого слышать. Вы ведь знаете, я на службе закона, так что уж лучше мне оставаться в неведении, — отвечал пожилой джентльмен. — Но, надеюсь, ничего дурного за ним не числится.

Сим объяснил, что я всего лишь не уплатил вовремя долга.

— О господи, хорошо ежели бы так! — воскликнул незнакомец и, оборотясь ко мне, продолжал: — Что ж, сэр, сколько я понимаю, вы странствуете пешком по нашим краям ради собственного удовольствия?

— Вы угадали, сэр, — отвечал я, — и, должен признаться, это весьма занимательно.

— Завидую вам, — сказал он. — Я и сам, когда был помоложе, немало миль отшагал по этим местам. Здесь повсюду, под каждым кустиком вереска, покоится моя юность, точно душа лиценциата Луциуса. Но вам бы нужен гид. Прелесть этой страны тащится прежде всего в ее преданиях, а их здесь, что куманики, тьма-тьмущая.

И, указав мне на обломок стены размером не более могильного камня, он поведал для примера историю жившей здесь некогда семьи. Много лет спустя мне както захотелось развлечься, и я раскрыл роман о Веверлее — и что же я там нашел? Ту самую историю, которую услышал некогда на вересковой пустоши от господина в зеленом камзоле! С отчетливостью, какая бывает лишь в сновидениях, в памяти моей мгновенно вспыхнула та сцена, мне вспомнился звук его голоса, его северный выговор, я увидел ту землю и то небо над головой и даже какая была погода в тот день и ощутил тот прохладный ветерок. Неизвестный в зеленом камзоле оказался Великим Неизвестным! Я видел Вальтера Скотта, я слышал повесть из его собственных уст, я мог бы ему написать, напомнить о знакомстве, сказать, что то предание все еще звучит у меня в ушах. Но слишком поздно сделал я это открытие — великий человек уже рухнул под грузом ударов судьбы и почестей.

А тогда, угостив каждого из нас сигарою. Скотт попрощался с нами и исчез вместе с дочерью за грядой холмов. Я спросил у Сима, кто же это такой, и услышал в ответ: «Это большой господин, приятель! Кто ж не знает большого господина!» Но слова его, по несчастью, ничего мне не объяснили.

Теперь мне предстоит рассказать о более серьезном приключении, которое выпало нам на долю. Мы были уже у самой границы. Долгое время мы шагали по дороге, убитой и ощипанной миллионами гуртов, прошедших здесь до нас, и не замечали ни малейших следов того движения, которое эту дорогу проторило. Но вот однажды ранним утром мы наконец завидели на проселке, примерно в полулье от гуртовой дороги, стадо, схожее с нашим, но многочисленнее. Обоими моими спутниками овладело живейшее волнение. Они взбирались на бугры, вглядывались в приближающееся стадо, приставив ко лбу руку козырьком, о чем-то совещались с видом столь тревожным, что я был поражен. К тому времени я уже успел узнать, что присущая им сдержанность не позволяет открыто проявлять свою враждебность, и я осмелллся спросить, что случилось.

— Дурные люди, — выразительно отвечал Сим.

Весь день без роздыха собак держали начеку и стадо гнали с непривычной и, по-видимому, нежелательной для него скоростью. Весь день Сим и Кэндлиш, расходуя табака и слов куда более обыкновенного, обсуждали, что нам предстоит. Они как будто признали двоих из наших новых попутчиков: одного звали Фэй, другого — Джиллис. Быть может, между ними и моими товарищами существовала давняя, все еще не разрешенная распря — этого я так и не узнал, но Сим и Кэндлиш ждали от них любого, самого бессовестного мошенничества и бесчинства. Кэндлиш не уставал поздравлять себя с тем, что догадался оставить часы дома, у своей хозяюшки, а Сим беспрестанно размахивал посохом и клял свою злодейку судьбу, ибо он точно знал

— посоху этому не уцелеть.

— Да, стукну-то я того окаянного поганца за милую душу, это сколько угодно, — сказал он. — Только вот беда: боюсь, дубинка сломается.

— Что ж, друзья, — вставил я слово, — в случае надобности, думаю, мы преотлично с ними разделаемся.

И я покрутил над головой своей палкой, даром Рональда, лишь теперь оценив, как она мне пригодится.

— Э, милый человек, так вы не струсите? — спросил Сим, и на его бесстрастном лице промелькнуло одобрение.

В тот же вечер, усталые от долгого дневного перехода, мы расположились на зеленом холмике, на склоне которого бил прозрачный ключ, такой крохотный, что только сполоснуть руки. Мы поужинали и легли, но еще не успели уснуть, как зарычала одна из наших овчарок, и мы насторожились. Приподнялись было, но мигом одумались и снова легли, однако палки свои держали теперь наготове. Только чужестранец, беглец, бывалый и при этом молодой летами солдат может так бездумно ввязаться в подобную переделку. Я понятия не имел ни о причинах ссоры, ни о возможных последствиях стычки, но, как в утро боя, не задумываясь занимал свое место в строю, так и сейчас готов был взять сторону моих спутников. Внезапно из зарослей вереска появились три незнакомца; они набросились на нас так стремительно, что мы едва успели вскочить на ноги, и тот же час каждый из нас схватился с противником, которого в сгущающихся сумерках почти не различал. Как развивались два других поединка, я описать не могу. Негодяй, доставшийся на мою долю, был на редкость проворен, мастерски владел своим оружием и сразу же поставил меня в самое невыгодное положение: он все время заставлял меня отступать, и, наконец, вынужденный обороняться, я, вместо того чтобы размахнуться и ударить, обратил против него острие своей палки. Она вонзилась моему противнику в горло, он повалился наземь, точно кегля, и больше не шевельнулся.