Дэн Симмонс - Миттельшпиль

• Название: Миттельшпиль
• Автор: Дэн Симмонс
• Жанр: Ужасы и Мистика

---

На заваленной мусором лестнице раздались звуки шагов. Кто-то кричал на втором этаже.

Пока я обдумывала положение, Луис спрятался у подножия лестницы. Он уже начал сильно сдавать. Пуля в левом предплечье в значительной мере ослабила его рефлексы. Я бы с радостью использовала кого-нибудь другого из находившихся в здании, но это было бы уже слишком большой роскошью - я и так держала начеку Энн на первом этаже Ропщущей Обители, следила за Винсентом в заброшенном доме и продолжала заставлять Луиса действовать. Мне страшно хотелось добраться до синеглазого негра. А еще мне хотелось как следует рассмотреть шерифа, но для этого надо было переместиться к нему поближе. Если удастся порасспросить его кое о чем, возможно, и ему найдется применение.

С ближайшей площадки раздался выстрел, и пуля расщепила перила. Луис пригнулся еще ниже. Их было четверо: Марвин, который в Общинном доме заряжал тяжелый револьвер и лишь рассмеялся в ответ на просьбу шерифа отдать его; бородатый Лерой с обрезом, очень напоминавшим тот, что был сейчас в руке у Луиса; шериф, казавшийся безоружным, и Джексон, негр постарше, с синим рюкзаком. К тому же в любой момент могли вернуться близнецы Г. Б, и Г. Р, со своими дешевыми револьверчиками.

Луис бросился вверх по лестнице, споткнулся, перескочил через ступеньку и рухнул на площадке второго этажа. Снова раздался выстрел из обреза, на этот раз произведенный с расстояния в пятнадцать футов, Что-то обожгло висок и щеку Луиса. Я заблокировала боль, но заставила его левой рукой прикоснуться к обожженному месту. Левого уха не было. Луис вытянул руку и выстрелил в направлении световой вспышки.

- Черт побери, - раздался голос с негритянским акцентом; думаю, это был Лерой.

Следующий выстрел прогремел с противоположной стороны, и пуля, пройдя навылет через икру Луиса, врезалась в металлическое пересечение перил. Я заставила его кинуться по направлению к новой вспышке, на ходу перезаряжая обрез. Впереди по темному коридору кто-то бежал, потом что-то заскользило, чье-то тело, дернувшись, упало. Луис остановился, отыскал взглядом более светлый контур на темном фоне и поднял обрез. Как раз когда он нажимал на курок, тело перекатилось к черному дверному проему. Вспышка высветила скрывающегося из виду Марвина и брызги щепок от дверного косяка.

Луис перезарядил обрез, вытянул руку из-за угла и выстрелил. Безрезультатно. Он вогнал в ствол еще одну пулю и снова выстрелил. Опять никакого результата. Я заставила его отбросить бесполезное оружие в тот самый момент, когда раздался выстрел, что-то сильно ударило Луиса в левую ключицу и отшвырнуло назад. Он врезался в стену и съехал по ней на пол, одновременно вытаскивая длинноствольный револьвер. Следующая пуля попала в стену фута на три выше головы Луиса. Я помогла ему прицелиться как можно тщательнее именно в ту точку, где только что вспыхнул выстрел.

Револьвер не сработал. Луис нащупал предохранитель, затем дважды выстрелил в угол. Перекатившись влево через омертвевшую руку, он попытался встать и налетел на кого-то. По росту и общему облику фигуры я догадалась, что это был шериф. Я заставила Луиса поднять револьвер, пока дуло не уперлось противнику в грудь.

Яркая вспышка ослепила нас. Луис отпрыгнул, и перед моими глазами застыло изображение шерифа, наводящего сбоку фотокамеру. Затем еще раз и еще раз свет ослепил Луиса. Он, пытаясь справиться с временной слепотой, развернулся лицом к реальной угрозе - вытянутому револьверу, но было слишком поздно. Пока мы, моргая, пытались что-либо различить сквозь синеватую пелену, главарь банды, Марвин, держа обеими руками тяжелый револьвер, выстрелил в Луиса.

Я ощутила не боль, а лишь толчок, когда первая пуля впилась Луису в нижнюю часть живота, а вторая врезалась в грудь, расщепляя ребра. Я бы могла еще использовать его, если бы третья пуля не попала ему в лицо.

Что-то хлынуло с грохотом, и контакт прервался. Сколько бы раз я ни переживала гибель своих пешек, меня продолжает это волновать - чем-то напоминает обрыв связи во время оживленного телефонного разговора.

На мгновение я расслабилась, ощущая лишь шипение обогревателя, вглядываясь в изъеденное временем лицо куклы-манекена и прислушиваясь к ставшему уже отчетливым шепоту. “Мелани, - шептали стены детской, - Мелани, тебе грозит опасность. Поверь нам”.

Лаже возвращаясь к Винсенту, я продолжала слушать эти голоса. Из глубины пропахшего гарью дома не доносилось никаких звуков. Но девице было некуда деться. Мощное тело Винсента поднялось, и он бесшумно и уверенно двинулся к ней во тьме, держа наперевес свою смертоносную косу.

Глава 16. Джермантаун. Понедельник, 29 декабря 1980 года.

Солом Ласки они занялись в понедельник днем. В течение двадцати минут он находился без сознания, а потом еще целый час ощущал головокружение. Когда он начал воспринимать окружавшее его пространство - все ту же крохотную камеру, в которой находился с воскресного утра, - первое, что он сделал, это стащил повязку и принялся рассматривать порез.

Он находился с тыльной стороны левой руки на три дюйма выше вытатуированного лагерного номера. Операция была проведена профессионально, швы наложены аккуратно. Несмотря на послеоперационную припухлость, Сол отчетливо различал бугорок, которого раньше не было. В большую мышцу руки было вживлено что-то, размером с двадцатипятицентовую монету. Он снова перевязал руку и лег, чтобы подумать.

Времени на размышления у него было много. Сол удивился, когда в воскресенье его не освободили и не стали использовать. Он не сомневался, что его в Филадельфию доставили не случайно.

Вертолет приземлился в отдаленной части огромного аэропорта, Солу завязали глаза и пересадили его в лимузин. Судя по частым остановкам и приглушенным уличным звукам, он догадался, что машина ехала через оживленную часть города. Потом под колесами раздался гул металлического покрытия моста.

Перед тем как окончательно остановиться, машина в течение нескольких минут подпрыгивала и тряслась по бездорожью. Если бы не отдаленный городской вой сирен, звуки пригородных электричек, можно было бы подумать, что они уже выехали в сельскую местность. Но это оказался всего лишь грязный, захламленный пустырь в центре города. Заброшенная стоянка? Место будущего строительства? Парковая зона? Сол сделал три шага, после чего его втолкнули в дверь, затем провели направо по узкому коридору и еще раз направо. Дважды он натыкался на стены и по гулкости звуков и еще каким-то неуловимым ощущениям определил, что находится в трейлере или передвижном доме.

Камера оказалась менее просторной и внушительной, чем в Вашингтоне. В ней тоже находилась койка, химическая уборная и маленькая вентиляционная решетка, сквозь которую доносились приглушенные голоса и смех. Сол мечтал о возможности почитать. Странно, как человеческий организм приспосабливается к любым условиям, но не может прожить и нескольких дней без книг. Он вспомнил, как в гетто в Лодзи его отец взял на себя труд составить список доступных книг и организовал нечто вроде библиотеки. Зачастую люди, которых отправляли в лагеря, забирали книги с собой, и отец Сола со вздохом вычеркивал из списка очередное название, но чаще усталые мужчины и женщины с грустными глазами почтительно возвращали их, иногда даже не вынимая закладок. И тогда отец говорил им: “Дочитаете, когда вернетесь”, и люди согласно кивали ему.

Раза два или три заходил Колбен, для того чтобы провести поверхностный допрос, но Сол ощущал, что тот не испытывает к нему никакого интереса. Как и Сол, Колбен чего-то ждал. Все в этом комплексе трейлеров чего-то ждали. Он чувствовал это. Только вот чего именно?

Свободное время Сол тратил на размышления. Он размышлял об оберсте, о Мелани Фуллер, Колбене, Баренте и других, еще неизвестных ему лицах. Много лет он находился в плену глобального и рокового заблуждения. Он полагал, что стоит лишь понять психологическую основу этого порока - и он сможет излечить его. Охотясь за оберстом, движимый не только личными туманными соображениями, но подгоняемый столь жадной научной любознательностью, которая заставляет бактериолога в Центре контроля за заболеваемостью выслеживать и выделять еще неизвестный смертельно опасный вирус, Сол невольно заражался этим вирусом, этим азартом. Это будило и провоцировало мысль. Найти, понять, излечить...

Но для этой чумной бациллы не существовало антител.

Уже много лет Сол был знаком с исследованиями и теориями Лоренса Колберга. Колберг посвятил всю свою жизнь изучению стадий этического и морального развития. Для психиатра, пропитанного послевоенной теорией психотерапии, размышления Колберга порой казались упрощенными до наивности, но сейчас, лежа в своей камере и прислушиваясь к шуршанию лопастей вентиляции, Сол понял, насколько уместной в его ситуации являлась теория Колберга.