Юрий Слепухин - Перекресток

• Название: Перекресток
• Автор: Юрий Слепухин
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1988

В известном романе «Перекресток» описываются события, происходящие в канун Великой Отечественной войны.

---

— Люсенька, я его вовсе не употребляю, но Громова все-таки самая типичная паразитка. Еще хуже, чем эта ее возлюбленная амблистома…

— Ах, так ты нарочно говоришь гадости, когда я тебя прошу этого не делать!

Ссора вспыхнула, как костер из соломы; через три минуты Таня уже объявила сквозь слезы, что теперь-то поняла, до какой степени никто ее не любит и никому она не нужна, иначе она, Люся, не защищала бы эту Громову. Потом солома сгорела, Таня утерла кулаком глаза и полезла в шифоньер за китайским халатиком, и мир был восстановлен.

До самого вечера они то шептались, сидя с ногами на диване, то хохотали до полусмерти, пекли на электроплитке какой-то фантастический пирог и по очереди примеряли халатик. Таня ждала звонка или телеграммы: а вдруг Дядясаша все-таки приедет, как обещал? Но он так в не приехал. «Ничего, — думала Таня, засыпая, — завтра-то уж обязательно…»

Дядясаша не приехал ни на следующий день, ни в четверг, ни в пятницу, ни в субботу; а в воскресенье, около полудня, Таня выглянула в окно и увидела толпу вокруг столба с громкоговорителем; тотчас же включив радио, она услышала незнакомый хрипловатый голос, медленно говоривший:

— …безопасность своего государства. Польша стала удобным полем для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР. Советское правительство до последнего времени оставалось нейтральным. Но оно в силу указанных обстоятельств не может больше нейтрально относиться к создавшемуся положению…

Когда зазвонил телефон, у Тани оборвалось сердце — таким зловещим показался ей вдруг этот привычный звонок, загремевший как сигнал боевой тревоги. «Алло», — почти шепнула она, поднося к уху трубку.

— Татьяна? — послышался тревожный голос Людмилы. — Ты слушаешь радио?

— Только что включила… Люсенька — что же это такое? Я ничего не…

— Да… кажется, мы тоже будем воевать! Не уходи никуда, я приду!

Линия щелкнула и разъединилась. Таня присела на край дивана, держа в руке трубку и остановившимися глазами глядя в черную тарелку громкоговорителя. Голос продолжал говорить так же медленно и невыразительно, словно с трудом разбирая написанное:

— …ввиду всего этого правительство СССР вручило сегодня утром ноту польскому послу в Москве, в которой заявило, что Советское правительство отдало распоряжение Главному командованию Красной Армии дать приказ войскам перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии…

Когда на другой день Таня пришла в школу, невыспавшаяся и с красными глазами, — первым, что она увидела, был листок на доске объявлений в вестибюле, перед которым толпилась вся первая смена. Кто-то читал вслух, слегка заикаясь:

— …Барановичи и Снов, Н-на юге — в Западной Украине — ваши войска заняли города Ровно, Д-дубно, Збараж, Т-тарнополь и Каломыя. Наша авиация…

По коридорам гулко раскатился звонок, толпа стала редеть. Таня протискалась к доске. Простая вырезка из газеты, наспех наклеенная на двойной лист из тетрадки в клеточку. Крупный заголовок: «Оперативная сводка Генштаба РККА. 17 сентября». Оперативная сводка — так ведь говорится только во время войны?

Оставшись одна, она долго стояла перед черной доской в вестибюле, забыв о начавшемся уроке алгебры. Что же теперь будет? Сумеет ли приехать домой Дядясаша, или… И как вообще все это теперь получается: неужели мы будем теперь воевать вместе с Германией против Англии и Франции? Ведь они — союзники Польши… А мы — разве мы стали теперь союзниками фашистов? Да нет, этого и вообразить себе невозможно… просто нельзя было оставить на произвол судьбы украинцев и белорусов, в этом все и дело, конечно же!

5

Модель электровоза ЭДТС-Д-1 заняла на республиканском конкурсе третье место. Если учесть, что Сережка никогда раньше не занимался моделизмом, а в конкурсе участвовали наряду с ним такие светила этого дела, как сам знаменитый Виктор Харченко из Запорожья, третье место было очень хорошим результатом, и это окончательно примирило Сережку с провалом на экзаменах.

Неприятные стороны второгодничества обнаружились только первого сентября, когда он очутился в окружении сорока молокососов, которые еще недавно были восьмиклассниками, мелочью, а сейчас сравнялись с ним самым обидным образом. Лучший друг, Валька Стрелин, исчез в недосягаемых далях десятого класса, переменив к тому же и школу, и Сережка чувствовал себя как старый одинокий волк, попавший в щенячью стаю.

Соблюдая традицию, он поселился на последней парте крайнего ряда, вместе с единственным товарищем по несчастью — Сашкой Лихтенфельдом. Сашка был неплохим парнем, но каким-то легкомысленным, и Сережка никогда раньше с ним не сближался; теперь же он обрадовался, увидев Сашку, как можно только обрадоваться земляку на чужбине.

Скоро он убедился, что Сашкино легкомыслие приняло за это время опасные размеры. Уже в прошлом году Сашка вечно вертелся около девчонок и охотно провожал их домой — то одну, то другую, оказывая всем равное внимание и совершенно пренебрегая общественным мнением; а сейчас он, видно, и вовсе решил стать записным сердцеедом. В первый же день, на втором уроке, он за какие-нибудь десять минут дал Сережке подробную характеристику каждой из их новых одноклассниц. Вначале тот слушал просто от скуки — очень уж нудным был вводный урок математики, — а потом вдруг изумился:

— Тю, да откуда ты их всех знаешь? На переменке, что ли, перезнакомился?

— Чудак, я же знал, что не перейду, — мне класрук еще в конце третьей четверти сказал: «Ты, — говорит, — Лихтенфельд, на этот раз определенно будешь второгодником», — так я их заранее всех и изучил, ну просто чтобы знать. Так кто еще остается… ну, Ленка Удовиченко — вон, в голубом платье, — эта ни то ни се. Задаваться особенно не задается, и на том спасибо. Да! — кто задается, так это вон там, на третьей парте возле окна — видишь? Черненькая такая, с косами, а рядом с ней еще рыжеватая, растрепанная — галстук у ней набок съехал, видишь? Так вон та зверски задается, черненькая.

— А кто это такие? — спросил Сережка, глядя в затылок рыжеватой, растрепанной. Эти рыжеватые волосы ему определенно что-то напоминали. Вернее, кого-то. Что за черт, где он мог ее видеть… ну, разве что просто в прошлом году встречал на переменках, если она занималась в той же смене… да нет, с ней — с этими растрепанными косами — связано какое-то совсем особое воспоминание, и что-то неприятное…

— …неразлучные подруги, — увлеченно объяснял Лихтенфельд, — прямо неразлучные; их, говорят, водой не разольешь. Черненькая — это самая красивая в классе, такая Люська Земцева, страшная недотрога и вообще умнее всех. У нее мать — знаменитый физик, в нашем НИИ работает…

— Да? — заинтересовался Сережка.

— Гад буду. А другая, так это же племянница майора Николаева, про которого вот в газетах писали — ну, Герой Советского Союза…

— А-а, тот самый… слышь, Сашка, в ту зиму не он приезжал доклад делать на двадцать третье февраля?

— Точно, он и есть. Так вот эта Танька — его племянница, у него и живет…

Сережка усмехнулся:

— Елки-палки, какие всё знаменитости… ну, а она сама как?

— Да ничего, ребята говорят — не вредная…

В этот момент рыженькая повернулась к подруге, шепча что-то ей на ухо и давясь от смеха. Едва только Сережка увидел ее профиль с коротким носом и по-детски припухшими губами, как он сразу вспомнил, где и при каких обстоятельствах они встречались.

— Вот что-о-о, — прошептал он, ошеломленный своим открытием. — Так это, значит, она, зараза… Говоришь, не вредная? — ехидно спросил он у Лихтенфельда. — Знаешь, Сашка, ты уж лучше усохни с такой информацией! Тоже мне, «я их всех заранее изучил»… много ты ее изучил, эту Таньку!

…Случилось это весной, в самый разгар работы над злополучной моделью. Было уже поздно, и он сидел один в пустой ярко освещенной лаборатории, торопясь закончить обмотку статора, чтобы успеть сегодня же его прошеллачить и поставить на ночь в сушилку Внезапно дверь распахнулась с таким треском, будто в нее ударили сапогом, и в лабораторию ворвалась незнакомая долговязая девчонка, командным тоном потребовавшая «немедленно говорить с товарищем Попандопулом». Сережке надолго запомнился этот картавый, нездешний какой-то говорок.

За полчаса до этого он поругался со своей бригадой и сейчас был в самом собачьем настроении, со взвинченными от куренья нервами. При шумном появлении девчонки он вздрогнул и сбился со счета витков.

— На кой тебе с ним говорить? — грубо спросил он у посетительницы, подавив желание запустить в нее тяжелым статором.

Девчонка независимо прищурилась, морща короткий нос.

— Это мое дело!

— Ну и проваливай, раз твое. Я — помощник завлаба, понятно?

— А-а, помощник. — Посетительница сразу приняла мирный тон. — Ну, так бы и сказал! Хорошо, тогда я могу разговаривать с тобой. Дело в том, что мне нужно записаться в лабораторию… — Она осмотрелась и неуверенно спросила: — Это ведь энергетическая, правда? Турбины здесь строят?