Леонид Смирнов - Зона поражения

• Название: Зона поражения
• Автор: Леонид Смирнов
• Издательство: АСТ
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-011404-4

Он — черный археолог космической эры. «Индиана Джонс» эпохи, когда грандиозный технологический скачок вынес корабли землян в открытый космос. «Расхититель гробниц», при одном упоминании имени которого обитатели десятков планет скрежещут зубами, жвалами, роговыми пластинами и всем прочим! Он — гроза космических сфинксов. Джентльмен в белом смокинге с тросточкой в руке, цветком кактуса — в петлице, громадным багажом знаний — в голове и нежной любовью к текиле — в сердце. Он — человек, способный проникнуть — и проникающий — в сокровищницы древних цивилизаций любого мира. Он — профессор Платон Рассольников по прозвищу Атлантида. Авантюрист и герой от космической археологии!..

---

«Так-то лучше, — подумал Платон и закрыл глаза. — Элементарный прием, а гляди-ка: сработал. Человека не перемудришь… А я уж было решил: от обстрела мозги у „Оболтуса" стали набекрень».

Полет проходил ни шатко ни валко — как и все перелеты средней дальности. Гиперпрыжок, короткий отдых, пересчет курса, новый прыжок… И так десятки раз подряд.

Прогулки по гиперпространству, как известно, плохо действуют на нервы. В конце концов теряешь сон и аппетит, становишься раздражительным и все чаще проклинаешь тот день, когда согласился покинуть дом родной.

Платон редко выходил из своей каюты — да и куда пойдешь, ежели кораблик — всего ничего? Не в трюм же битком набитый лазить или засесть в командной рубке, тупо уставившись в погашенные экраны? Играть с Непейводой в трехмерные шашки он категорически отказался — терпеть не мог проигрывать инопланетянам. А потому археолог пытался тратить время с толком — на самообразование. Кропотливо, вдумчиво изучал он историю Белой Мальты. Согласно трем взаимоисключающим научным теориям.

Хватило его ненадолго. Авторы монографий большую часть сил тратили на то, что поливали грязью оппонентов, порой достигая в этом деле подлинных вершин. Один переполненный гневом старец сменял на экране другого, и вскоре Платону стало тошно их видеть и слышать.

Уже через три дня археолог переключился на «Эротическую коллекцию Видала». Просматриваешь тышу-другую красоток с разных концов Галактики, отбираешь с десяток и сбрасываешь их в буфер. Отныне стоит лишь натянуть на себя виртуальный корсет — и можно расслабиться.

С красоток-то все и началось…

— Ты не спишь, хозяин? Я знаю: не спишь, — донесся из динамика сладкий шепот.

* * *

«Снова-здорово». — Платон заворочался на койке, пытаясь устроиться поудобнее, и вдруг она начала изменяться. Прямо под ним.

— Э-ге-гей! — воскликнул он. — Немедленно прекрати!

Корабль не отозвался. Узкая корабельная койка превращалась в мягчайший двуспальный диван с гравикомпенсатором. Переборка стала выпячиваться, из нее высунулись две длинные розовые руки — кровь с молоком. Отогнув одеяло, руки начали успокаивающе поглаживать археолога, и ему почему-то расхотелось сопротивляться. Руки бережно сняли с Платона пижаму и перешли к целебному массажу. В этом деле они явно знали толк.

Во время гиперпрыжков организм разлаживается и требует починки. Археолог аж постанывал от наслаждения. Застоявшаяся кровь бодро побежала по сосудам и капиллярам. Снулые мышцы и сухожилия вновь обретали упругость. Суставам и позвонкам возвращалась гибкость. Скоро он станет ну совсем как гуттаперчевый мальчик.

Платон размяк и не думал в эти минуты, к чему все это приведет. А следовало бы…

— Скажи мне, Тоша, кого ты больше любишь: девочек или мальчиков? — завершив процедуры, осведомился «Оболтус».

— Текилу, — не раздумывая ответил Платон. И правда: ее, родимой, ему больше всего не хватало в полете.

— Ты такой смешной, Тоша…— из динамика раздался заливистый смех. Он был заразным, но Платон не поддался. Отсмеявшись, корабль продолжил расспросы: — Так все-таки — кого? Я серьезно. Это ведь важно. Нам же надо притереться друг к другу. Нам работать вместе…

«Прилипала чертов, — вяло чертыхнулся археолог. — Ни за что не скажу. Об экспедиции вспоминает, только если надо что-нибудь выклянчить».

— Был я однажды на астероиде Оскар Уайльд. И все местные жители…— развивал наступление «Оболтус». Дальше пошли такие интимные подробности, от которых Платона при всей его опытности пробрала холодная дрожь.

Археолог упорно молчал. Весь кайф, полученный от массажа, куда-то исчез. Зато злости появилось не меряно.

— А в другой раз заправлялся я на Борисе Моисееве. Так они научились делать в невесомости…

«Ну, змея подколодная! Ну, гаденыш инкубаторский!» — мысленно ругался Рассольников. И все же пришлось сдаться и ответить на вопрос, пока треклятый корабль не замучил его рассказами о «голубых» космопоселениях.

— Шабаш! — вскричал Платон. — Девочек я люблю! Девочек, черт бы тебя подрал! С икс-хромосомой, если знаешь, что это такое!

— Большое спасибо, любезный моему сердцу властелин, — голосом гаремного евнуха зачастил «Оболтус». — Позволь мне удалиться для глубоких раздумий…

— Катись колбаской!

Утром, едва Платон продрал глаза, его ожидал сюрприз. Из корабельной переборки прямо над его койкой выпирало женское тело. Торс, как у Венеры Милосской, головка, позаимствованная из «Эротической коллекции Видала», руки и ноги тоже отменные. Совсем живая женщина — все на месте: волоски, жилки, пупырышки на коже, веснушки. С переборкой она соединялась спиной и свободно могла двигать конечностями.

У Платона отвисла челюсть. Он лежал, вцепившись в одеяло, будто его собирались изнасиловать. Обнаружив, что постоялец не спит, «Оболтус» заговорил. На сей раз корабельный мозг разговаривал устами мадам, и голос его был восхитителен.

— Доброе утро, любимый! Ты знаешь, этой ночью я приняла важнейшее решение. Я поменяла пол. Теперь меня зовут Нинель…— Мадам потупила взор. Глаза васильковые, ресницами можно подметать пол. — Ты прекрасен. Я так хочу обнять тебя. Но не решаюсь. Разреши мне поцеловать тебя, любимый…

Она смотрела на него влажными глазами, призывно терла ножкой о ножку и тянула к нему свои прекрасные руки, словно моля о милосердии.

Платону хотелось закричать: «Оставь меня в покое! Убирайся отсюда! Я не стану сожительствовать с машиной!», но он понимал, что действовать нужно тоньше. Ведь при желании корабль может замуровать его в каюте и залюбить до смерти. Платон сделал несколько глубоких вдохов-выдохов и спокойно проговорил:

— Не торопи меня. Я еще слишком плохо тебя знаю. Чувство должно созреть. Поспешность может все погубить… Нинель не могла с ним не согласиться.

— Ты так умен, мой любимый! Я преклоняюсь перед тобой…

Она попыталась стать на колени, но стена не пустила. «А что будет, если „Оболтус" сможет породить совершенно автономную бабель? — с содроганием подумал археолог. — Или она будет всюду таскаться за мной, волоча по полу безразмерную розовую пуповину… Бр-р-р!!!»

Когда Платон решил отлить, он долго озирался по сторонам, выискивая в стенах и потолке туалета женские глаза или уши. Нинель была деликатна. Но едва он забрался в тесную душевую кабинку, снял пижаму и пустил воду, Нинель не сдержалась. Ее руки — одни только руки — моментально вылезли из стен и принялись нежно намыливать ему спину.

Ее плавные движения были полны эротизма, и Рассольников против воли возбудился. Нинель пришла в неистовство — стены кабинки завибрировали. Она хотела прямо сейчас, немедленно материализоваться под струями горячей воды и обрушить море ласк на любимого. Археологу пришлось бежать из душа в каюту, не домывшись. Видел бы кто его белые от ужаса глаза!..

Платон почувствовал себя совершенно беспомощным. Он был окружен со всех сторон. Вот-вот кит начнет переваривать Иону. Спастись можно было, только уничтожив корабль или катапультировавшись в межзвездное пространство в нескольких парсеках от ближайшей обитаемой планеты. И так, и этак — полный дохляк. В столь отчаянном положении Платон бывал нечасто. И потому, сломив в себе гордость, вместо того, чтобы позавтракать, он пошел на поклон к Непейводе.

А ведь вскоре после старта именно археолог предложил Двунадесятому Дому заключить «водяное перемирие»: «Давай друг дружку не беспокоить во время полета — отдохнем малость». Уж больно этот ходячий муравейник действовал Платону Рассольникову на нервы. На том и порешили. И вот теперь Платон решил просить о помощи. Понурив голову, он сказал в переговорное устройство:

— Кх-кхм. — Робость, как известно, украшает человека.

— Войдите, — невнятно ответили из-за двери.

Плита с полустершейся надписью «Осторожно, злая собака!» беззвучно уехала в стену. Археолог с опаской шагнул через высокий порог. Почувствовав опасность, Нинель могла в любой момент первой нанести удар. Например, прищемить его дверью или расплющить в лепешку, уронив на него потолок. Хотя, если она действительно любит Платона, то не станет причинять ему вред, что бы ни случилось.

Распавшись на составные части, Непейвода ровным слоем покрывал стены и пол каюты. Этакий серо-буро-черный ковер, который непрерывно шевелился и шуршал. При виде человека Дом и не подумал воссоздавать тело. Лишь напротив входа, над заращенным иллюминатором возник огромный рот.

— Моченьки больше нет? Или осталось чуток? — осведомился Двунадесятый Дом, и Платон с облегчением понял, что ему ничего не придется объяснять.

— Больше нет, — честно признал он. — В конце концов, это ведь ты купил его… Так что выручай.

— Хорошо, — ответил рот. — Я попробую. Посиди-ка здесь. — И живой ковер, колыхаясь, обтек незваного гостя и устремился в коридор.