Лавирль Спенсер - Раздельные постели

• Название: Раздельные постели
• Автор: Лавирль Спенсер
• Издательство: ОЛМА-пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995

Побои, пьяные скандалы деспота-отца — вот что изо дня в день видела Кэтрин Андерсон. Казалось, ее несчастьям не будет конца. Но вдруг судьба посылает ей принца в серебристом «корвете».

---

Дом казался без нее могилой, молчаливый и безжизненный. Он сделал себе бутерброд, подошел к стеклянным скользящим дверям. Он ел, глядя на снег. Как ему хотелось купить рождественскую елку, но она не выразила такого желания. Она сказала, что у них все равно нет украшений. Он думал о ее холодном отчуждении, о том, как человек так может изолировать себя от чувств и почему. Всю жизнь он привык к тому, что в конце дня люди разговаривают друг с другом, садятся и о чем-то беседуют за ужином, иногда смотрят телевизор или читают книги в одной комнате, и даже в тишине чувствуется общность. Он очень скучал по родительскому дому, представляя себе огромных размеров рождественскую елку, которая была неотъемлемым ежегодным атрибутом, огни, дядюшек и тетушек, которые заглядывали к ним в гости, подарки, украшения, которые его мать не жалела. Впервые в жизни он желал, чтобы Рождество поскорее наступило и прошло.

Он взял бутерброд и безразлично пошел наверх переодеваться. Он остановился в дверях темной комнаты, еще раз надкусил бутерброд, вошел в комнату и включил лампу, изогнутую по форме буквы S. Он провел пальцами по клавишам печатной машинки, прочел несколько слов на бумаге, которую она оставила на валике, и посмотрел на кипу бумаги, которой был завален стол.

Вдруг он перестал жевать. Его внимание привлек край книги, выглядывающий из-под вороха бумаги. Он облизал пальцы, вытащил эту книгу и увидел страницу, наполовину заполненную почерком Кэтрин.

«Клей снова ушел сегодня вечером…» — так начиналась страница. Он положил книгу обратно и спрятал ее так, как она лежала раньше. Он снова откусил бутерброд с салатом из тунца и уставился на край книги. Она манила его, выглядывая из-под кучи бумаг. Он медленно поставил тарелку, снова слизав с пальцев майонез. Его внимание было приковано к книге. Наконец он поддался искушению и положил дневник на валик печатной машиной.

«…Клей снова ушел сегодня вечером, но вернулся домой не так поздно, как в прошлый раз. Я стараюсь не думать, где он бывает, но тем не менее, все думаю. Без него здесь так одиноко, но самое лучшее — не привыкать к тому, что он всегда рядом. Сегодня он упомянул о том, чтобы купить рождественскую елку. Не важно, как сильно мне хочется иметь на Рождество елку, какая в этом польза? Просто это станет еще одной традицией, которая закончится в будущем году. Сегодня он надел коричневый вельветовый пиджак, тот самый, что был на нем тогда…»

На этом она остановилась.

Он свалился в кресло, продолжая смотреть на слова и чувствуя себя виноватым в том, что прочел их, но в то же время снова перечитывая их. Он представлял, как она сидит здесь, запершись от него в этой комнате, вместо того чтобы поделиться с ним своими чувствами. Он снова и снова перечитывал: «Сегодня он надел коричневый вельветовый пиджак, тот самый, что был на нем тогда…» и размышлял над тем, что бы она написала дальше, если бы закончила свою мысль. Она никогда ничего не говорила о его одежде. Он даже не предполагал, что она в курсе того, что он носит. Хотя это…

Он закрыл глаза, вспоминая, как она сказала, что не вынесет, если он к ней прикоснется. Он снова открыл глаза и опять прочитал: «Сегодня он надел коричневый вельветовый пиджак, тот самый, что был на нем тогда…»

Приятные ли воспоминания она связывала с коричневым пиджаком? Он вспомнил ссору, которая разыгралась из-за Джил. Он перечитал: «Без него здесь так одиноко…»

И чтобы не сделать никакой глупости, он встал, положил дневник на прежнее место, выключил лампу и, спустившись вниз, включил телевизор. Он просмотрел три коммерческих телепередачи и одно действие какой-то пьесы, он не понял какой, а потом снова поднялся наверх и вытащил дневник. Он поклялся сам себе, что никогда не воспользуется против нее тем, что прочитает.

Клей открыл дневник — на странице было написано: «четвертое июля».

«Сегодняшний день был днем открытий.

В первый раз мы решили собраться вместе и провести семейный пикник на озере Независимости. Как всегда отец напился до чертиков и испортил все на свете. Мы с мамой все упаковали для пикника, когда она вдруг передумала и позвонила дяде Фрэнку, сказать, что мы не едем. За одним последовало другое, и отец обвинил мать в том, что она сделала из него семейного козла отпущения, потому что, по его словам, он пропустил всего лишь пару глотков. Ха! Он принялся за нее, а когда я заступилась, он направил атаку на меня, называя меня, как обычно, только на сей раз это было еще хуже, потому что на мне был купальный костюм, ведь я уже была готова отправиться на озеро. Я терпела, насколько хватало моих сил, но, в конце концов, не выдержала и отправилась в свою комнату размышлять над несправедливостями жизни.

Под вечер позвонила Бобби и сказала, что она и Стью едут в Паудерхорн смотреть фейерверк, и спросила, как я смотрю на то, чтобы поехать с другом Стью. Если бы это был не такой несчастливый день, может быть, я бы не поехала. Но день оказался ужасный, и я поехала, а теперь не знаю, стоило ли мне это делать.

Его звали Клей Форрестер. Когда я в первый раз его увидела, то, боюсь, что выглядела полной дурой, потому что пялила на него глаза. Какое лицо! Какие волосы! Какое все! У него были серые глаза, поначалу казалось, что он хмурится, но с наступлением вечера он начал чаще улыбаться. Его брови не совсем одинаковые. Левая бровь слегка более вздернута, и это придает его лицу порой насмешливое выражение. На подбородке небольшая ямочка. Его волосы были цвета осенних листьев — не красные и не желтые, а что-то среднее между этими цветами, возможно, как листья некоторых кленов.

Когда Стью нас познакомил, Клей стоял, держа руки в карманах джинсов, откуда торчали его большие пальцы. Все, что он сказал, это «Привет», а потом улыбнулся так, что мое сердце чуть не выскочило. Интересно, что было бы, если бы он заговорил.

То, что случилось, — безумие. Я не уверена, что до сих пор в это верю. Мы гуляли по Паудерхорну с огромной бутылкой вина, пили и ждали, пока стемнеет. Я помню, что мы много смеялись. Бобби и Стью шли впереди, держась за руки, и иногда плечо Клея ударялось о мое плечо, и я чувствовала, как по моей руке пробегает дрожь. К тому времени как начались фейерверки, мы были почти так же высоко, как сами фейерверки!

В багажнике оказались шерстяные одеяла, и очень скоро Бобби и Стью исчезли, захватив с собой одно. Я только помню, что Клей стоял, держа в одной руке бутылку вина, а в другой — ручку от дверцы машины. Он спросил, не хочу ли я посидеть в машине и посмотреть фейерверки или воспользоваться другим одеялом. Я все еще не могу поверить, что я ответила: «Давай воспользуемся другим одеялом…»

Мы уселись под огромным деревом с похожей на кружево кроной. Клей зубами вытащил пробку из винной бутылки и выплюнул высоко вверх, мы оба засмеялись. Я помню, что думала над тем, как по-другому себя чувствуешь, когда выпьешь, причем когда выпьешь сам, а не наблюдаешь, что это сделал кто-то другой.

Он растянулся на одеяле, опираясь на один локоть. Бутылка стояла между нами, когда он положил руку мне на шею, придвинул меня к себе и в первый раз поцеловал. Каким-то образом моя грудь уперлась ему в руку и в горлышко бутылки. Потом он прошептал мне на ухо: «Фейерверки». Он положил руку под мои волосы и так меня держал, а его рука и горлышко бутылки скользили по мне. Наверное, я сказала «да» или что-то в этом роде, чтобы просто посмотреть, что будет дальше. А дальше было то, что он сказал: «Иди сюда» и, обняв меня, притянул к себе и растянулся на одеяле, Я охотно шла, помня все имена, которыми утром отец меня называл, и думая про себя, что, вероятно, все это правда.

Клей не торопился. Он умел целоваться. Раньше я целовалась с парнями, но это было по-другому. И раньше меня прижимали ребята, но они всегда как-то тяжело дышали, были неловкими и чересчур нетерпеливыми — это меня отталкивало.

Я ждала, что такое снова повторится, но этого не случилось. Вместо этого, когда я вытянулась рядом с ним, он дал мне время подумать и решить. Но я уже все решила задолго до того, как он прижался ко мне. Я почувствовала, как винная бутылка стукнула по моей спине. Через рубашку я чувствовала холодную бутылку. Бутылка казалась холодной по сравнению с его теплым языком в моем рту. Ленивый, поначалу он был ленивый и медленный. Я помню, как почувствовала языком его зубы и вкус вина, смешавшийся в наших ртах. Я помню, как губами он требовал, чтобы я открыла рот шире, а когда его язык начал исследовать меня, я совсем обезумела, и мне стало тепло. Очень странно то, что, пока он это делал, он ослабил свои объятия, и я чувствовала, что начинаю больше подчиняться ему тогда, когда он ослабил силу, а не когда ее применял. Наконец он оттолкнулся локтем и свалился на спину, закрывая запястьем глаза.

Он сказал что-то наподобие: «А что, ты ничего в этом…» Я сказала: «Ты тоже». Или нет? Не помню. Я только знаю, что была пьяна и хотела спать, к тому времени сердце стучало у меня между ног, мы оба дышали так тяжело, что наше дыхание было слышно в шуме фейерверков.