Александр Солженицын - Двести лет вместе. Часть первая. В дореволюционной России

• Название: Двести лет вместе. Часть первая. В дореволюционной России
• Автор: Александр Солженицын
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 5-85887-110-0

В своем новом монументальном труде Александр Исаевич Солженицын описывает историю еврейского народа в Российском государстве. Этому сочинению автор отдал десять лет работы за письменным столом и еще добрых сорок потратил на сбор материала и дотошный сравнительный анализ всех кочующих по историческим книжкам сведений, тщательно отсеивая все, что недостоверно, и выстраивая то, что неопровержимо.

Первая часть монографии «Двести лет вместе (1795-1995)» охватывает период с 1795 по 1916 год.

---

Для государства, держащего миллионы своего населения в крепостном праве, – всё названное не выделяется как система жестокостей.

При обсуждении Положения в Государственном Совете происходили прения с обильными разнообразными мнениями – о возможном беспрепятственном допуске евреев в великорусские губернии. Говорили и так, что «только при наличии известных нравственных качеств и определённого уровня образования евреи могли быть допущены к водворению во внутренних губерниях». Возражали и так, что «евреи могут принести значительную пользу своей торгово-промышленной деятельностью и что конкуренцию нельзя предотвращать запрещением кому ни будь жить и торговать»; и «надо поставить ребром… вопрос: Могут ли евреи быть терпимы в государстве? Если признать, что евреев нельзя терпеть, тогда надо изгнать их всех», нежели «оставить “сие сословие внутри государства в таком положении, которое возбуждало бы в них беспрерывно неудовольствие и ропот”. А если приходится терпеть их присутствие в стране, тогда надо освободить их от правовых ограничений» [341].

Между тем «архаические польские привилегии, предоставлявшие городским обществам устанавливать в отношении жительства евреев ограничения» и ещё со времени Екатерины отвергнутые русской государственностью, – вдруг с новой силой проступили в Вильне, затем в Киеве. В Вильне это привело теперь к запрету части кварталов для поселения евреев. В Киеве же протесты местного купечества, что «евреи к общему соблазну производят торги и сделки в стенах Печерских монастырей… захватили на Печерске все торговые заведения» и христиан «вытесняют из круга торговли», – подвигли генерал-губернатора добиться запрещения (1827) «евреям жить оседло в Киеве – лишь некоторые категории [смогут] приезжать на определённое время». «Как всегда в таких случаях, правительству пришлось несколько раз откладывать срок, назначенный для выселения». Споры дошли до «директорского» комитета, раскололи пополам Государственный Совет – но Положением 1835 Николай I утвердил выселение из Киева. Однако же вскоре снова «некоторым категориям евреев было разрешено срочное пребывание в городе». (А почему евреи были так успешливы в торговой конкуренции? они зачастую торговали дешевле христиан – довольствуясь «меньшим барышом, чем тот, которого требуют христиане», хотя, может быть, и не без контрабандности происхождения самих товаров. И защищавший евреев губернатор Киева указывал, что «если бы христиане хотели трудиться, то они вытеснили бы евреев без всяких принудительных мер».) [342] –Таким образом, «в Белоруссии евреям разрешалось проживать только в городах, в Малороссии – везде, кроме Киева и сёл, принадлежащих государственной казне, в Новороссии – во всех населённых пунктах, за исключением Николаева и Севастополя» [343], военных портов, откуда евреи были в эти годы выселены по соображениям государственной безопасности.

«Положение 1835 г. допустило купцов и фабрикантов [евреев] на главнейшие ярмарки внутренних губерний для производства там временной торговли, предоставило им некоторые права и по продаже товаров вне черты оседлости» [344]. Также и ремесленники не вовсе лишены были доступа во внутренние губернии, хотя и на ограниченное время. Так, по правилам 1827 «губернское начальство вне черты оседлости имело право разрешать евреям шестимесячное пребывание» [345]. – Как пишет Гессен, Положение 1835, «затем и другие законы, несколько облегчили условия для временного пребывания евреев за пределами черты оседлости», да и местные власти нередко смотрели «сквозь пальцы на нарушение евреями запретов» [346]. – Это же подтверждает и Лесков в записке, составленной по запросу правительственной комиссии: «В сороковых годах» евреи «появились в великорусских помещичьих деревнях с предложением своих услуг… Круглый год они совершали правильное течение “по знакомым господам”» в ближайших великорусских губерниях, и везде торговали и работали. «Еврея отсюда не только не гнали, а удерживали». – «Местные обыватели постоянно привечали и укрывали евреев-ремесленников… Местные власти тоже везде им мирволили, ибо и для них, как и для прочих обывателей, евреи представляли значительные удобства» [347]. – «Евреи, при содействии заинтересованных христиан, нарушали ограничительные постановления. И сами власти вынуждались делать отступления от законов… Дело дошло до того, что пришлось, например, установить штрафы с помещиков Великороссийских губерний за проживательство у них евреев» [348].

Так российские государственные власти, отчасти ведомые охранными (особенно религиозными) доводами о несмешении христиан с евреями, – перед экономическим напором, тянущим евреев вне черты оседлости, не могли ни принять ясного решения, ни провести его ясно в жизнь. А предприимчивый динамичный еврейский характер страдал от территориального сгущения и острой внутренней конкуренции в нём; для него естественно: разлиться как можно шире. Как и писал И.Г. Оршанский: «Чем более евреи рассеяны между христианским населением… тем выше уровень их благосостояния» [349].

Но даже и в своём формальном объёме, трудно оспорить, что черта оседлости евреев в России была обширна: к тому, что было получено в наследие от еврейской густоты в Польше, – к Виленской, Гродненской, Ковенской, Витебской, Минской, Могилёвской, Волынской, Подольской и Киевской губерниям (это – сверх Царства Польского и Курляндии), – были добавлены просторные и плодоносные Полтавская, Екатеринославская, Черниговская, Таврическая, Херсонская и Бессарабская губернии, – все вместе больше любого европейского государства или даже группы их. (Немало лет, с 1804 и до середины 30-х, к ним добавлялись ещё и богатые Астраханская и Кавказская, – но евреи сами почти не переселялись туда, в Астраханской и в 1824 «не записан в оклад ни один еврей» [350].) Это составляло 15 губерний «черты» – при всего 31 губернии «внутренней России». Притом редкие из них были более многолюдны, чем губернии среднерусские. И по еврейской доле в населении они не превосходили магометанскую долю в уральских и волжских губерниях. Поэтому стеснённость евреев в черте оседлости шла не от численности их, но от единообразия занятий в ней. Только в необъятной России такая черта могла выглядеть как тесная.

Возражают, что обширность черты – мнимая: из неё исключены пространства вне городов и местечек. Однако ведь те пространства – земледельческие и для земледелия, оно и было открыто евреям, но они не прельщались им, а весь спор шёл: как приспособить те пространства для виноторговли. Это – искривление.

А если бы значительный еврейский массив не перешёл бы из тесной Польши в обширную Россию – то и вообще не возникло бы понятие «черты оседлости». В тесной Польше – жили бы густо, скученно, беднее, быстро множась и почти без производительного труда, 80% населения занято мелкой торговлей и посредничеством.

И уж во всяком случае в российских городах не устанавливались принудительные для евреев гетто, какие знала вся Европа. (Хотя в Москве, для приезжих, – московское глебовское подворье.)

Если ещё раз напомнить, что эта черта две трети века существовала одновременно с крепостным правом, которому было подвластно большинство русского населения, а еврейское – нет, то, в сравнении, гнёт этого стеснения в передвижении выглядит не столь мрачно. В Российской Империи и многие народы, и в миллионах, жили кучно в своих краях. В пределах многонационального государства народы и часто живут обособленно и густо. В том числе и караимы, и горские евреи, у которых была свобода переселяться, однако они не пользовались ею. – И несравнимо это было с территориальными ограничениями, «резервациями», какие устанавливали пришлые колонизаторы (англосаксы, испанцы) для коренного населения завоёванных земель.

Но именно отсутствие у евреев своей национальной территории, и при их динамичном движении, при их высоком экономическом практицизме и активности, – обещало вот-вот превратиться в важнейший фактор влияния на всю жизнь России. Можно сказать, что потребность еврейской диаспоры: чтоб ей были доступны все существующие места, и опасения перед прорывом этой активности – питали оградительные меры российского правительства.

Да, от земледелия евреи в России в основном уклонились. Ремесленниками евреи были чаще всего – портными, сапожниками, часовщиками, ювелирами. Однако и не одними мелкими ремёслами ограничилась их производительная деятельность, даже и при стеснениях от черты.

Дореволюционная Еврейская энциклопедия пишет, что для евреев, до развития крупной промышленности, «наибольшее значение… имеет денежная торговля, всё равно, выступает ли еврей в качестве ростовщика-заимодавца или менялы, откупщика казённых и помещичьих доходов или банкира, шинкаря или арендатора, занятого больше всего денежными операциями». Даже и при ещё натуральном хозяйстве в России «спрос на деньги уже существовал во всё растущих размерах» [351]. И отсюда – переход еврейских капиталов в промышленность, для дальнейшего роста там. Уже при Александре I были приняты энергичные меры к поощрению еврейского участия в промышленности, в частности в сукноделии. Оно «в дальнейшем сыграло большую роль в накоплении капиталов в руках евреев», а «впоследствии евреи не преминули применить эти капиталы в крупной фабрично-заводской, а затем и в добывающей промышленности, в транспорте и банковском деле. Так начался процесс образования еврейской средней и крупной буржуазии» [352]. – Положение 1835 «также содержит льготы для евреев-фабрикантов» [353].