Иван Шевцов - Голубой бриллиант

• Название: Голубой бриллиант
• Автор: Иван Шевцов
• Издательство: Издательство «Голос»
• Жанр: Современная проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-7117-0375-7

Книги знаменитого писателя Ивана Шевцова популярны у читателей свыше сорока лет. О его романах шли яростные споры не только дома, на кухне, но и в печати. Книги Шевцова никого не оставляют равнодушными, потому что в них всегда присутствует острый сюжет, яркие сильные характеры, а самое главное – то, чем живут его герои, волнует всех именно сейчас, сегодня.

В новой книге Шевцова только новые ни разу не публиковавшиеся, кроме журналов, романы «Голубой бриллиант», «Крах» и «Что за горизонтом?». Все они о нашем времени, о нашей жизни, о преступлениях, порожденных свершившейся в нашей стране криминальной революцией. На наших глазах политическая мафия, слившись с уголовной, погрузила во мрак жизнь России, но не убила в нас генетически заложенного стремления к добру, к свету. Обо всем этом страстно и ярко пишет Иван Шевцов.

---

– Просто, обсуждали предстоящую поездку в Севастополь: как лучше туда добраться – по суше или по воде. Ты хорошо переносишь болтанку? – солгал я.

Мне казался ответ мой убедительным. Но только не для Ларисы. Ведь мы с ней настолько сроднились, вошли друг в друга, что научились читать мысли. Она впилась в меня таким пронизывающим взглядом своих рысьих глаз, что я не выдержал, и все ей рассказал. Ее охватило волнение, даже беспричинный страх. Все мои попытки успокоить ее она решительно отвергала. Тут же собрались и мы ушли с пляжа в дом Никитиных. Она очень огорчилась и готова была немедленно возвращаться в Москву. Не действовали на нее и уговоры Александра Петровича. В разгоряченном мозгу она уже рисовала жуткие картины. Я знал чего она больше всего боится: своих родителей, для которых может открыться наша тайна. Она попросила постараться достать билеты на самолет на ближайший рейс. В разгар сезона сделать это было не легко. И все-таки нам удалось заказать билеты на самолет, вылетающий через три дня. Ни о каком Севастополе Лариса и слышать не хотела. По ночам она в невероятном напряжении прижималась ко мне, словно искала у меня защиты от неведомой беды. Я, как только мог, старался утешить ее. А она, целуя меня, жалобно шептала:

– Родной мой, единственный Егорушка… Я очень боюсь потерять тебя. Я не знаю, как я буду без тебя…

– Но почему ты должна меня терять? Что за причина, – недоумевал я.

– Я знаю: злые люди хотят нас разлучить. У меня предчувствие.

И надо же было такому случиться: за день до отлета, сделав прощальный визит морю, после полудня мы сидели вдвоем с Ларисой за столиком пляжного кафе, пили вино и ели мороженое. За соседним столиком молодая парочка тоже развлекалась вином и мороженым. Я даже не обратил внимание, когда к ним подсел, судя по их недовольству, посторонний человек среднего возраста, одетый в светлый костюм и черную рубаху с пестрым галстуком. Лариса его заметила раньше меня, вздрогнула, засуетилась и побледнела.

– Что с тобой, моя дорогая? – буквально опешил я.

– Посмотри на тот столик. К той паре подсел тип. Это знаешь кто? – голос ее дрожал. – Это тверской хмырь, тот самый Трапер, владелец бульварной газетенки и бизнесмен. Давай, зови официанта, рассчитываемся и уходим.

– Почему? Ну и черт с ним, плевали мы на этого Трипера, – Я нарочно исказил его фамилию. – Чего нам бояться? Мы что – нелегалы какие?

– Нет-нет, Егор, уходим.

И мы ушли. Эта встреча еще пуще расстроила Ларису. За прощальным ужином, который нам устроили Никитины вместе с Сергей Сергеевичем, Лариса почти ничего не ела, но вместо вина, к удивлению хозяев, выпила две рюмки коньяка, пояснив это так:

– Хочу перед отлетом выспаться. Последние ночи меня мучила бессонница.

Сергей Сергеевич улучив момент сказал мне, что с тех пор фотографа он не видел, куда-то исчез.

Спать мы легли раньше обычного, учитывая время вылета самолета. На этот раз она уснула быстро, лежа на моей руке. Я чувствовал, как сильно стучит ее сердце и пытался считать пульс. Он был ровный, хотя удары его были сильней обычного. Во втором часу ночи она вдруг взметнулась и сильно в ужасе вскрикнула «Егор!»

– Что с тобой, девочка? – Я нежно обнял ее и прижал к своей груди. Она вся дрожала, прильнув губами к моему лицу. – Тебе приснился дурной сон?

– Со мной это впервые. Я очень кричала? Мне приснилась сильная буря, мы шли с тобой и вдруг откуда-то возник ураган, в образе какого-то чудовища, и он нас разъединил и унес в разные стороны. Я потеряла тебя. Я кричала, звала тебя. Мне было жутко. – на все еще не могла успокоиться, прижимаясь ко мне горячим, нежным и таким родным телом. Я успокаивал ее, как только мог. А она дрожащим голосом взволнованно шептала: – Теперь ты со мной, и ничто нас не разлучит. Я знаю, я верю, ты мой вечный.

– Успокойся, милая, постарайся уснуть.

– Как прилетим в Москву, сразу сходим в церковь. Там, у твоего дома, в Брюсовом переулке. Пойдешь со мной? Я давно мечтала сходить с тобой в церковь.

– Хорошо, обязательно сходим.

– Ты же верующий, и предки твои были глубоко верующими.

Она права, в глубине души я был истинно верующим в единого создателя, творца Вселенной. Не могла же из хаоса стихийного, без воли Творца, возникнуть такая гармония даже на одной планете, как наша Земля. Гармония нерукотворная, мудрая и прекрасная, в которой самое великое и святое – жизнь. Из хаоса мог родиться только хаос. Нет, вера во Всевышнего всегда жила в моей душе, даже тогда, когда бесновались антихристы и рушились храмы.

До Москвы мы добрались благополучно. Лариса позвонила в Тверь, разговаривала с отцом. Тот уверял ее, что дома все по– прежнему, и спросил ее, когда она появится.

– Есть некоторые вопросы, о которых не по телефону – так что приезжай, не откладывая, – под конец разговора сказал он.

И опять Лариса насторожилась: тон, которым говорил Павел Федорович, она нашла не обычным: сухим и сдержанным. В церковь мы решили пойти на другой день. Благо это был большой православный праздник – Успение Богородицы. Службу в этот день отправлял сам владыка митрополит Питирим. С этим архиереем – в миру Константин Владимирович Нечаев – я был немного знаком. Один из образованнейших церковнослужителей, истинный патриот Отечества в начале горбачевской «перестройки» он был жестоко оклеветан жидовскими «демократами». Его дед и отец, как и мои предки, были священниками. Красивый, высокий, обаятельный, обладающий широкой эрудицией, безупречной культурой, профессор-богослов, он пользовался большим авторитетом среди средних слоев духовенства. Небольшая церквушка в Брюсовом переулке была одним из его приходов.

Мне редко приходилось бывать в храмах, иногда по большим праздникам – на Пасху или Рождество. И я был очень доволен, что Лариса предложила мне сходить на литургию. Народу было не много. Все-таки разгар лета, и москвичи предпочитали проводить время за городом. Мы купили свечи и поставили их, как и полагается. Лариса была моим руководителем, как профессионал в церковном деле. Я все повторял за ней, крестился, прислушивался к проповеди владыки и смотрел не столько на иконостас, сколько на Ларису, на ее чудесное преображение. Передо мной была какая-то другая Лариса: просветленная, возвышенная, с сияющим блаженством лицом. В глазах ее, тихих и мягких, струилось смирение и благоденствие. И вся ее фигура казалась мне легкой, воздушной, и тогда мне вспомнились слова, сказанные по ее адресу то ли Ворониным, то ли Ююкиным, что в ее образе есть что-то евангельское. Мне приятно было находиться рядом с ней, ощущая ее тепло и блаженство. И в моих глазах она приобретала не просто земную любовь, а нечто возвышенное, мною недосягаемое. Ее глубокая вера раскрывалась здесь с ангельским благочестием и не земной духовной красотой. Она была окружена аурой счастья.

Когда мы вышли из церкви, она спросила нежным, милым голосом:

– Ты доволен?

– Я рад, я счастлив. Спасибо тебе, родная моя девочка, – с искренним восторгом ответил я и прибавил, взяв ее руку: – Ты меня чаще приглашай на такое…

Для меня это было, как приятное открытие. Вообще Лариса часто радовала меня своими открытиями: каждый ее приезд в Москву меня чем-нибудь радовал, удивлял: она всегда была «новой», не зацикленной на чем-то постоянном, неизменном. В таких случаях я вспоминал Альбину и сравнивал. Та была постоянной: я знал ее привычки, манеры, даже жесты и слова, которые она мне скажет. Альбина блистала одним цветом, пусть даже золотым. Лариса сверкала разноцветными гранями бриллианта. После нашего похода в церковь она стала для меня еще ближе и дороже, и во мне начал шевелиться червячок страха потерять ее.

На другой день Лариса уехала в Тверь и обещала позвонить мне после девяти вечера, что б рассказать о положении дел с ее уходом из университета, хотя приличной должности для нее в Москве мы пока что не нашли. Поэтому я не поехал на дачу, ожидая ее звонка. Уезжала она в Тверь просветленная. Я проводил ее до Ленинградского вокзала. И как всегда мне было тягостно расставаться с ней, хотя я и знал, что через несколько дней мы снова встретимся и поедем ко мне на дачу, сходим по грибы и вообще погуляем по лесу. Удивительно: когда от меня уходила Альбина, я провожал ее только до порога и никогда не печалился расставанием, знал, что рано или поздно мы снова встретимся у меня на квартире. Словом полное спокойствие. А с Ларисой всегда тревожно на душе, не хочется отпускать ее. И после каждого ее ухода я ощущал какую-то щемящую пустоту. А на этот раз особенно. И Лариса была уже особенной после посещения нами церкви.

Лариса позвонила в тот же вечер, сказала, что дома без изменений, и что она на днях заявится и найдет меня либо в Москве, либо на даче. От московской квартиры она имеет ключи.

Глава восьмая

Лариса

Вообще-то я собиралась ехать в Москву только после завтра, о чем и предупредила Лукича по телефону. Но сегодня на меня что-то «нашло», такая тоска-кручинушка, что места себе не находишь. Проходя мимо университета, я почувствовала горечь и раздражение: он стал для меня чужим. Мне не хотелось опять возвращаться сюда, ввязываться в политические интриги, видеть самодовольные рыла сторонников режима. Но и в Москве все поиски для моей работы пока ничего положительного не дали. И я оказалась в какой-то безвыходной ловушке. Я металась по квартире, бралась то за одно, то за другое, и все бросала, все у меня валилось из рук даже в буквальном смысле. Неловким, резким движением я смахнула со стола хрустальный бокал – подарок Лукича. И мне со страшной силой захотелось быть с ним рядом, с моим Егором, с моим счастьем и горем. И ближе к вечеру я быстро собралась и поехала в Москву. Сразу с вокзала на метро я доехала, как обычно до «Охотного ряда» и уже через пять минут была на Брюсовом. Но вот результат спешки: второпях я оставила в Твери ключ от квартиры Лукича. Позвонила в дверь – молчание. Раз, другой – тишина. Значит, нет дома. Но все же от центрального телеграфа позвонила по телефону. И снова молчание. Значит, он на даче. Я быстренько на вокзал, что бы поехать на дачу – дело шло к вечеру, солнце уже почти касалось горизонта. До темна надо было добраться до поселка. На поезд успела за пять минут до отправления. Вошла в вагон запыхавшись, и вдруг сзади чья-то рука жестко легла мне на плечо. Рассердившись, я оглянулась. Ба! Виталий Воронин. Я была рада: значит он проводит меня до дачи Лукича, потому что солнце уже опустилось за горизонт. Всю дорогу мы с Виталием проговорили. Вернее, говорил в основном он, рассказывал, как он учился в Литературном институте, какие там свободные нравы.