Дмитрий Шепилов - Непримкнувший

• Название: Непримкнувший
• Автор: Дмитрий Шепилов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-264-00505-2

Всего лишь один шаг положил в июне 1957 г. конец блестящей государственной карьере Дмитрия Шепилова (1905-1995) — в то время министра иностранных дел СССР и члена ЦК КПСС. Выступив тогда на партийном пленуме против формирующегося культа личности Хрущева,он тем самым `примкнул` к так называемой `антипартийной группе` (Каганович, Маленков, Молотов) и очень скоро лишился всех постов. Но до этого, по личному указанию Сталина, разработал учебник политэкономии; участвовал в Великой Отечественной войне, которуюзакончил генерал-майором и военным комендантом г. Вены; четыре года был главным редактором `Правды`. Независимость суждений автора по острым проблемам советского государства, откровенность, часто парадоксальность характеристик, которые он даетважнейшим политическим деятелям СССР, позволяют по-новому прочитать страницы нашей истории.

---

Заседания по всем этим вопросам проходили очень живо и интересно. И время для обсуждения вопросов о Сталинских премиях отводилось необычно для работы Политбюро щедро. Так, например, у меня сохранились заметки о заседаниях Политбюро в 1949 году по Сталинским премиям за произведения 1948 года. Заседание у Сталина для обсуждения предложений в области литературы состоялось 19 марта. Оно началось в 22.00 и закончилось в 23.50. Через 3 дня — 22 марта — рассматривались предложения по научным трудам. Заседание началось в 23.00 и закончилось в 00.35. Более четырех часов — с 22.00 до 2.05 утра — длилось заседание 31 марта, на котором рассматривался вопрос о премиях за научно-технические изобретения.

Сталин приходил на заседания, посвященные присуждению премий, пожалуй, наиболее подготовленным из всех. Он всегда пытливо следил за выходящей социально-экономической и художественной литературой и находил время просматривать всё, имеющее сколько-нибудь существенное значение. Причем многочисленные факты убеждали, что все прочитанное ложилось у него в кладовые мозга очень крепко и со своими своеобразными оценками и характеристиками.

«Толстые» литературно-художественные журналы «Новый мир», «Октябрь», «Знамя», «Звезда» и др., научные, гуманитарные «Вопросы философии», «Вопросы экономики», «Вопросы истории», «Большевик» и прочие он успевал прочитывать в самых первых, сигнальных экземплярах. Как-то во время одной из наших бесед со Сталиным по вопросам политической экономии академик П.Ф. Юдин спросил его с удивлением:

— Товарищ Сталин, когда вы успеваете прочитывать столько литературы?

Лукаво ухмыльнувшись, Сталин сказал:

— А у меня есть контрольная цифра на каждый день: прочитывать ежедневно художественной и другой литературы примерно 300 страниц. Советую и вам иметь контрольную цифру на каждый день.

В результате Сталин не раз сажал в лужу и работников Агитпропа, и писателей, и членов Политбюро ЦК.

Так, на одном из заседаний Политбюро, при рассмотрении вопроса о Сталинских премиях за произведения художественной литературы, Сталин, обращаясь ко мне, сказал:

— Вот в начале прошлого года в «Звезде» была опубликована повесть (он назвал автора и заглавие). По-моему, хорошая повесть. Почему она не выдвинута на премию? (Общее молчание.) Вы читали её?

Я:

— Нет, не читал.

Сталин:

— Да, я понимаю. У вас нет времени. Вы заняты. А я прочел. Кто читал?

Общее молчание.

Сталин:

— А я прочел. По-моему, можно дать вторую премию.

Таких неожиданностей в ходе заседаний было немало.

Эстетические взгляды Сталина были противоречивы. Иногда он предъявлял очень высокие требования к художественной форме и высмеивал попытки протащить на Сталинскую премию произведение только за политически актуальную фабулу. Но нередко он сам оказывался во власти такой концепции: «Это вещь революционная», «Это нужная тема», «Повесть на очень актуальную тему». И произведение проходило на Сталинскую премию, хотя с точки зрения художественной формы оно было очень слабым.

Так, например, Сталин поддержал предложение о присвоении Константину Федину 1-й премии за романы «Первые радости» и «Необыкновенное лето». Но он всё же сделал замечание: «Местами больше походит на хронику, чем на художественное обобщение».

Когда обсуждался вопрос о премировании пьесы А. Корнейчука «Макар Дубрава», были высказывания такие: повесть очень современна, Макар Дубрава — это настоящий советский шахтер…

Сталин:

— Мы обсуждаем вопрос не о том, кто Макар Дубрава — шахтер или не шахтер, пролетарского он происхождения или нет. Речь идет о художественных достоинствах пьесы, создан ли художественный образ советского шахтера, ведь это решает дело.

При обсуждении премий по искусству кто-то из присутствующих упомянул о балете А. Глазунова «Раймонда». Председатель Комитета по делам искусств П. Лебедев очень неловко выразился, что у балета «средневековый сюжет». Сталин сейчас же очень зло высмеял такую постановку вопроса:

— А разве «Борис Годунов» и многие другие великие произведения написаны не на «старые сюжеты»? Почему в Комитете по делам искусств такие примитивные взгляды?

Вообще Сталин по разным поводам многократно подтрунивал над высказываниями, что писатели заняты «поиском тем», что такой-то писатель поехал в «творческую командировку» для выбора темы романа или «сбора материала» для повести.

Известно, что, когда зашел разговор на этот счет в одной из бесед с писателями, Сталин спросил:

— Как вам кажется такой сюжет: она — замужем, имеет ребенка, но влюбляется в другого, любовник её не понимает, и она кончает жизнь самоубийством?

Писатели:

— Банальный сюжет…

Сталин:

— А на этот банальный сюжет Толстой написал «Анну Каренину».

Когда Сталин подмечал у начинающего писателя дарование настоящего художника, он проявлял о нем заботу. Помню, что, когда вышел роман Михаила Бубеннова «Белая береза», Сталин интересовался жизненным путем Бубеннова. Поддержал его роман на первую премию. При обсуждении этого вопроса на Политбюро Сталин интересовался его здоровьем. Узнав о болезни Бубеннова, предложил мне организовать его лечение. «И не под Москвой. На юг его отправьте и лечите хорошенько».

Во время обсуждения вопроса о премиях Сталин всегда пытливо доискивался: все ли учтено? Все ли работы просмотрены? Не останется ли кто-нибудь из достойных людей обиженным?

Сталин допрашивал и Жданова, и Фадеева, и меня:

— А такой-то подойдет (и называл одного, другого писателя)? А что выдвинули на премии из прибалтийских республик? А почему ничего нет из Молдавии? Сталинский комитет хватает и представляет нам то, что у него под носом, а остального не видит.

И Сталин сам называл работы латышских, литовских и других писателей из союзных республик и спрашивал:

— А это подойдет? А это годится? А это потянет на премию?

В процессе таких поисков Сталин на заседании Политбюро 31 марта 1948 г. задал вопрос:

— А «Кружилиха» Пановой выставлена?

Кто-то из присутствующих литераторов ответил, что роман Пановой «Кружилиха» вызывает в писательской среде разногласия: одни — за, другие — против.

— А почему против?

— В очень нерадостных тонах показан быт рабочих.

— А как показана жизнь людей в «Городке Окурове»? А какая это хорошая штука. Весь вопрос — правдиво показана? Почему же нельзя дать премию за «Кружилиху»?

— Но ведь важно отношение писателя к событиям людям; кому он сочувствует.

— А кому сочувствовал Горький в «Деле Артамоновых»? Панову ругают за то, что она не разрешила счастливо коллизию между личным и общественным. Смешно. Ну, а если так и есть в жизни? А кто из писателей разрешил эти коллизии?

Больше вопросов не было. Вера Федоровна Панова получила Сталинскую премию 2-й степени.

А Сталин всё продолжал выяснять, добавлять, корректировать:

— А Первомайского выдвинули? А может быть, Костылева за «Ивана Грозного» передвинуть на 2-ю степень? Я думаю, Якобсону за «Два лагеря» (так Сталин назвал пьесу А. Якобсона «Борьба без линии фронта») можно дать 1-ю премию. Грибачеву за «Колхоз „Большевик“ можно дать премию. Только образ парторга в поэме не развернут.

Александр Фадеев предложил включить цикл стихов Николая Тихонова «Грузинская весна» на 2-ю премию. Сталин (смеясь):

— Вот это удружил другу. Я предлагаю включить Тихонова на 1-ю степень.

Наряду с высокой требовательностью к художественным достоинствам произведений, Сталин иногда в этом вопросе проявлял непонятную терпимость и такую благосклонность к отдельным работам и писателям, которая не могла не вызывать удивления. В этой связи можно упомянуть о Ф. Панферове.

Федора Ивановича Панферова я знал на протяжении многих лет. Он несколько раз заглядывал ко мне домой на чашку чая и в Пушкино, когда мы с П.Ф. Юдиным и другими работали над учебником политической экономии. Я как-то навещал его и его супругу А. Коптяеву на их даче на Николиной Горе.

Я считал Ф. Панферова писателем посредственного дарования. Известное литературно-художественное значение имел лишь его роман «Бруски». В нем было дано большое историческое полотно жизни советской деревни. Правда, это произведение подверглось критике со стороны А.М. Горького за засоренность языка романа всякими вульгаризмами. Но его положительные черты несомненны. Последующие же работы Панферова и в социальном, и в литературно-художественном отношении шли по нисходящей линии. Пьеса же Панферова «Когда мы красивы» и роман «Волга матушка-река» (1952—1953) явно вымучены, ходульны.

Тем не менее на заседаниях Политбюро ЦК и в 1948, и в 1949 годах Сталин обращался к нам с вопросом:

— А Панферов есть?

Услышав наше неопределенное мычание, Сталин в обоих случаях говорил:

— Панферову нужно дать. Ну, критиковали его. А премию нужно дать.