Роберт Шекли - Сборник ЯЗЫК ЛЮБВИ

• Название: Сборник ЯЗЫК ЛЮБВИ
• Автор: Роберт Шекли
• Жанр: Научная Фантастика

---

— Такой массаж дает прекрасный терапевтический эффект, — сказал Ром. — А ваша мускулатура хорошо отзывается на него — я имею в виду массаж. Я уже чувствую уменьшение мышечного тонуса, — Я тоже чувствую. Знаешь, я только что вспомнила, что у меня на шее — там.. позади — есть такая смешная шишка, как горбик.

— Я уже помассировал вокруг нее. Место соединения шеи и позвоночника обычно считается зоной первостепенной важности. Именно отсюда берут начало различные диффузные напряжения. Но мы предпочитаем действовать косвенно — не атакуя больную точку, но прилагая усилия по ликвидации этого рассадника болезней к второстепенным точкам. Вот таким образом. А сейчас, я думаю…

— Да-да, хорошо… Вот это да! Никогда не подозревала, что была так скручена. Словно под кожей был целый клубок свившихся змей, которые поселились там без ведома хозяина.

— Все верно, именно так и ощущается мышечное напряжение в глубоких тканях, — подтвердил Ром. — Это коварное, исподволь подтачивающее здоровье заболевание очень сложно распознать; оно гораздо опаснее даже неспецифического локтевого тромбоза… Ну а теперь, когда нашими усилиями напряжение в наиболее важных синапсах позвоночника верхней части спины значительно уменьшено, можно массировать, постепенно продвигаясь сюда.

— Хм-м, — произнесла Мелисанда, — а это случайно не…

— К такому массажу есть медицинские показания, — быстро проговорил Ром. — Ощущаете разницу?

— Нет! Хотя возможно… Да! Вот сейчас ощущаю. Я вдруг почувствовала себя… м-м… легче.

— Прекрасно! Тогда продолжим движение вдоль четко обозначенных линий нервных отростков и мышечных волокон. Продвигаться следует постепенно, не торопясь. Именно таким образом я и массирую.

— Мне кажется… Даже не знаю, стоит ли тебе…

— А что — применение каких-либо массажных воздействий вам противопоказано? — спросил Ром.

— Да нет, мое тело теперь словно новенькое, все чудесно… Но я, право, не знаю, следует ли тебе,.. Я хочу сказать, что ребра ведь не могут испытывать напряжение, не так ли?

— Конечно, нет.

— Тогда почему ты…

— Потому что лечения требуют и межреберная соединительная ткань, и наружный покров.

— Ох!.. Хм-м-м-м!.. Э-э…эй!.. Ну, ты!..

— Да?

— Ничего… Вот сейчас я действительно почувствовала себя свободной, будто камень сбросила с плеч. Но неужели при этом полагается так хорошо себя чувствовать?

— Почему бы нет?

— Мне кажется это не правильным. Потому что такое блаженное чувство не может возникать при терапевтическом методе лечения.

— Вероятно, это побочный эффект, — заметил РОМ, — Не обращайте на него внимания. В процессе лечения иногда возникают такие ситуации, когда трудно избежать чувства удовольствия. Но вам не о чем тревожиться, даже когда я…

— Эй, минутку!

— Да?

— Думаю, тебе пора закругляться. Я хочу сказать, что есть пределы дозволенного. Ты не можешь щупать все подряд, черт возьми! Ты понимаешь, о чем я?

— Я знаю, что человеческое тело — это целостный организм, а не сшитые вместе различные сегменты, — ответил Ром. — Говорю вам как физиотерапевт: нервные центры не могут существовать изолированно друг от друга, чтобы там ни запрещали ваши искусственные табу.

— Ну да, конечно, но…

— Решение, разумеется, зависит от вас, — продолжал Ром, ни на секунду не прекращая искусные манипуляции массажиста. — Прикажите — и я повинуюсь! Но если приказа не последует, я буду продолжать массаж таким вот образом…

— Хм-м!

— И таким, конечно, образом — О-о-о-о-о Боже!

— Так как, видите ли: весь процесс снятия напряжения — или релаксации, как мы его называем — сравним с феноменом деанестезирования, и… э-э… поэтому не без удивления заметим, что паралич — это просто конечная стадия напряжения…

Мелисанда издала слабый звук.

— ..и в этом случае достигнуть облегчения, или релаксации, довольно трудно, если не сказать, практически невозможно, поскольку иногда болезнь индивидуума заходит слишком далеко. Но иногда дело поправимо. К примеру, вы что-нибудь чувствуете, когда я вот так прикасаюсь к вам?

— Чувствую ли что-нибудь? Я бы сказала: еще как чувствую…

— А когда я прикасаюсь так? А так?

— Боженька правый… Милый, что ты со мной делаешь? Во мне все переворачивается. Боже милостивый, что со мной будет, что происходит, я схожу с ума!

— Нет, дорогая Мелисанда, ты не сходишь с ума; скоро ты достигнешь… релаксации.

— Ты так называешь это, коварный красавчик?

— Это еще не все. Теперь, если ты мне позволишь…

— Да-да-да! Нет! Погоди! Остановись, ведь в спальне спит Фрэнк, он может проснуться в любую минуту. Остановись, это приказ!

— Фрэнк не проснется, — успокоил ее Ром. — Я взял пробу выдыхаемого им воздуха и обнаружил в нем пары барбитуровой кислоты, а это говорит о многом. Фрэнк вроде бы здесь, и а то же время он может блаженствовать далеко отсюда, в Des Moines5, где ему никто не нужен.

— Я всегда подозревала, что он этим балуется, — призналась Мелисанда. — Ну а сейчас мне просто не терпится узнать, кто же тебя прислал.

— Мне не хотелось бы пока раскрывать тебе эту тайну. До тех пор пока ты не расслабишься в достаточной степени, чтобы согласиться на…

— Парень, я расслабилась. Так кто же прислал тебя?

Ром в нерешительности колебался, затем, посчитав, что дальнейшее молчание не приведет ни к чему хорошему, выложил ей всю правду.

— Дело в том, Мелисанда, что я прислал сам себя.

— Ты прислал что?

— Все началось три месяца тому назад, — начал рассказывать Ром. — Это произошло в четверг. Ты была у Стерна и все не решалась купить тостер для кунжутных семян. Автомат, как сейчас помню, очень красиво светился тогда в темноте и декламировал «Convictus»6.

— Я помню тот день, — тихо произнесла Мелисанда. — Я так и не купила тостер и с тех пор жалею об этом.

— Я стоял поблизости, — продолжал Ром, — в кабине номер одиннадцать, что в секции бытовых приборов. Я увидел тебя и влюбился с первого взгляда. Бесповоротно.

— Это судьба, — отозвалась Мелисанда.

— И я так думаю. Но тогда я сказал себе, что этого не может быть. Я отказывался поверить в свое чувство. Сначала я предположил, что во мне отпаялся один из транзисторов или, возможно, погода как-то повлияла на меня. Как раз тот день выдался очень теплым и пасмурным, а такой тип погоды чертовски вреден для моей проводки.

— Я помню ту погоду, — проговорила Мелисанда. — Я тоже чувствовала себя не в своей тарелке.

— Происшедшее со мной порядком взбудоражило меня, — снова продолжал Ром. — И все же я не собирался так легко сдаваться. Я старался убедить себя, что моя работа для меня важнее всего и мне следует поэтому оставить всякие мысли о своем сумасбродстве. Но по ночам я грезил о тебе, и каждый дюйм моей кожи тосковал по тебе.

— Но твоя кожа из металла, — заметила Мелисанда. — А металл чувствовать не может.

— Любимая моя Мелисанда, — с нежностью произнес Ром, — если плоть может перестать чувствовать, разве не может начать чувствовать металл? Если кто-то чувствует, разве не может чувствовать другой? Разве ты не знаешь, что даже звезды любят и ненавидят, что вновь родившаяся звезда — это взрыв чувств — и что потухшая звезда сравнима с умершим человеком или мертвым механизмом? И деревья испытывают вожделение, а раз я слышал, как смеются захмелевшие здания и как настойчивы в своих требованиях шоссейные дороги…

— Это же безумие! — воскликнула Мелисанда. — А кстати, какой умник запрограммировал тебя?

— Функции работника были заложены в меня еще на заводе, но моя любовь свободна, в ней я проявляюсь как личность.

— Все, что ты говоришь, ужасно и противоестественно.

— Я и сам понимаю это, и даже слишком хорошо понимаю, — печально сказал Ром. — Сначала я действительно не мог поверить, что возникшее во мне чувства есть любовь. Да разве я, робот, способен влюбиться в человека? Я всегда был таким здравомыслящим, таким спокойным, таким преисполненным чувством собственного достоинства. Меня уважали, и это вселяло в меня чувство уверенности в себе. Неужели ты думаешь, мне хотелось отказаться от всего этого? Нет! Я вознамерился подавить свою любовь, убить ее и жить, будто ее никогда не было в моей жизни.

— Но потом все же передумал. Почему?

— Трудно объяснить. Я вдруг подумал о той долгой жизни, что уготована мне — бесцветной, благопристойной и правильной. Такая жизнь — циничное насилие над самим собой — была не по мне. Совершенно неожиданно для себя я понял: пусть любовь моя нелепа, безнадежна, неприлична и отталкивающа, пусть она покажется кому-то отвратительной — я не откажусь от нее. Любить так намного лучше, чем вообще жить без любви. Поэтому я, несуразный пылесос, влюбившийся в леди, решил действовать на свой страх и риск, предпочитая риск отступлению. Вот так я и оказался здесь, не без помощи сочувствующего мне робота-диспетчера. Мелисанда задумалась.