Георг Эберс - Император

• Название: Император
• Автор: Георг Эберс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1993

Действие романа известного немецкого писателя разворачивается в Египте во время пребывания там римского императора Адриана в 132 г . н.э.

---

— Вы, мужчины, никогда не замечаете того, что нас, женщин, огорчает. Наш Вер — единственный человек, который это чувствует и понимает… вернее, угадывает чутьем. Тридцать пять дверей находятся в занимаемых мною покоях. Я велела сосчитать их! Тридцать пять! Если бы они не были так стары и сработаны из драгоценного дерева, я бы подумала, что они устроены в насмешку надо мною.

— Может быть, некоторые из них можно заменить драпировками.

— Оставим это! Несколькими пытками больше или меньше в моей жизни — не все ли равно? Покончили ли александрийцы со своими приготовлениями?

— Надеюсь, — ответил префект со вздохом. — Они из кожи лезут вон, чтобы сделать получше, но, в своих усилиях протиснуться вперед, каждый из них ведет войну против каждого, и я нахожусь еще под впечатлением отвратительной перебранки, при которой должен был присутствовать целыми часами и нередко укрощать ее грозным: «Quos ego!» 48

— Да? — спросила императрица и улыбнулась, точно она услышала что-нибудь приятное. — Расскажи мне подробнее об этом собрании. Я скучаю до смерти, так как Вер, Бальбилла и другие просили у меня позволения посмотреть на работы, которые производятся на Лохиаде. Я привыкла наблюдать, что людям приятнее быть где угодно, только не со мною. Могу ли я удивляться, если моего присутствия недостаточно даже для того, чтобы заставить друга моего мужа забыть легкую дисгармонию, какие-то мелкие неприятности? Мои беглецы что-то долго не возвращаются: на Лохиаде, должно быть, есть на что посмотреть.

Префект сдержал свое неудовольствие; он ни одним словом не выдал своего опасения, что архитектору и его помощникам могут помешать, и тоном вестника в трагедии начал:

— Первый спор поднялся по поводу распорядка шествия.

— Отступи немножко назад, — сказала Сабина, прижав правую, покрытую кольцами руку к уху, как будто чувствуя боль.

Щеки префекта слегка покраснели, но он повиновался и, понизив голос, продолжал:

— Итак, спокойствие было нарушено сперва по поводу шествия.

— Я уже это слышала, — отвечала матрона и зевнула. — Я люблю процессии.

— Но, — сказал с легким волнением префект, — люди и здесь, как в Риме и везде, если они не подчиняются приказанию одного человека, являются сынами раздора и отцами распри, даже в том случае, когда дело идет об устройстве какого-нибудь мирного празднества.

— Тебе, по-видимому, неприятно, что Адриана желают почтить такими пышными празднествами?

— Ты шутишь. Именно потому, что я особенно желаю, чтобы они вышли как можно блистательнее, я самолично вхожу во все подробности, и, к моему удовольствию, мне удалось укротить даже строптивых. Едва ли я по должности был обязан…

— Я думала, что ты не только слуга государства, но и друг моего супруга.

— Я горжусь тем, что имею право называть себя этим именем.

— Да, у Адриана стало много, очень много друзей с тех пор, как он носит багряницу. Ну, теперь ты забыл свое дурное расположение духа? Ты, должно быть, сделался очень впечатлительным, Титиан; у бедной Юлии очень раздражительный супруг.

— Она не столь достойна сожаления, как ты думаешь, — возразил Титиан с достоинством, — так как моя должность до такой степени погружает меня в заботы, что жена редко имеет возможность замечать мое возбужденное состояние. Если я забыл скрыть от тебя свое волнение, то прошу простить меня и приписать это моему горячему желанию обеспечить для Адриана достойный его прием.

— Не думай, что я сержусь на тебя… Однако вернемся к твоей жене. Значит, она разделяет мою участь. Бедные, мы не получаем от своих мужей ничего, кроме объедков после государственных дел, которые все поглощают. Но рассказывай же, рассказывай!

— Самые тяжелые часы я пережил из-за неприязни между евреями и другими гражданами.

— Я ненавижу эти проклятые секты евреев, христиан, или как они там называются! Не отказываются ли они внести свою долю пожертвований для приема императора?

— Напротив, алабарх49, их богатый глава, вызвался взять на себя все издержки на целую навмахию50, а его единоверец Артемион…

— Ну? Так пусть возьмут от них деньги, пусть возьмут!

— Эллинские граждане чувствуют себя достаточно богатыми, чтобы принять на свой счет все издержки, которые будут составлять много миллионов сестерциев, и добиваются того, чтобы исключить евреев везде из своих процессий и зрелищ.

— Они правы.

— Позволь мне спросить тебя: справедливо ли было бы помешать половине александрийцев оказать почет своему императору?

— Адриан с удовольствием откажется от этой чести. Титулы Африканский, Германский, Дакийский служили к славе наших победителей, но после того как Тит разрушил Иерусалим, он не позволил назвать себя Иудейским51.

— Он поступил так потому, что его пугало воспоминание о потоках крови, которые он вынужден был пролить, чтобы сломить упорное сопротивление этого народа. Приходилось ломать побежденному сустав за суставом, палец за пальцем, прежде чем он наконец решил покориться.

— Ты опять говоришь почти как поэт. Уж не выбрали ли тебя эти люди своим адвокатом?

— Я знаю их и стараюсь быть к ним справедливым как ко всем гражданам этой страны, которой управляю от имени государства и императора. Они платят такие же подати, как и другие александрийцы, даже больше других, потому что между ними есть очень много богатых людей, они прославились в области торговли, ремесел, науки и искусства, и поэтому я мерю их тою же меркой, какой и остальных жителей этого города. До их суеверия мне так же мало дела, как и до суеверия египтян.

— Но оно выходит из границ. В Элии Капитолине52, которую Адриан украсил многими зданиями, они отказались принести жертву статуям Юпитера и Геры. Это значит, что они отказываются воздавать честь мне и моему супругу.

— Им запрещено служить какому-либо другому богу, кроме их собственного. Элия была выстроена на развалинах Иерусалима, а статуи, о которых ты говоришь, стоят на священнейших для них местах.

— Какое нам дело до этого?

— Тебе известно, что и Гай не мог убедить их поставить свою статую в святая святых их храма. Даже наместник Петроний должен был согласиться, что принудить к тому — значит поголовно истребить их53.

— В таком случае пусть будет с ними то, чего они заслуживают. Уничтожить их! — вскричала Сабина.

— Уничтожить? — спросил префект. — В одной Александрии почти половину граждан, то есть несколько сот тысяч верноподданных… уничтожить?

— Так много? — спросила императрица с испугом. — Но это ужасно! Всемогущий Зевс! Что, если эта масса восстанет против нас? Никто не говорил мне об этой опасности… В Киренаике и в Саламине на Кипре они грабили десятки тысяч своих сограждан.

— Их раздражали до крайности, и они оказались сильнее своих угнетателей.

— А в их собственной стране, говорят, восстание следует за восстанием. Все из-за тех жертвоприношений, о которых мы сейчас говорили. Теперь легатом в Палестине Тинний Руф54. У него, правда, противный резкий голос, но, по-видимому, он не такой человек, чтобы позволить шутить с собой, и сумеет укротить это опасное отродье.

— Может быть, — сказал Титиан, — но боюсь, что одной строгостью он не достигнет цели, а если достигнет, то обезлюдит целую провинцию.

— В империи слишком много народа.

— Но полезных граждан никогда не бывает достаточно!

— Мятежные ненавистники богов — полезные граждане?

— Здесь, в Александрии, где многие из них вполне применились к нравам и образу мыслей эллинов и все усвоили их язык, они, конечно, полезные граждане и, несомненно, искренне преданы императору.

— Принимают ли они участие в празднествах?

— Да, насколько позволяют им эллины.

— А постановка морского сражения?

— Ее не будет. Но Артемиону дозволено поставлять диких зверей для игрищ в амфитеатре.

— И он не выказал скупости?

— Ты бы поразилась его щедрости. Должно быть, этот человек умеет, подобно Мидасу55, превращать камни в золото.

— И много подобных ему между вашими евреями?

— Изрядное число.

— В таком случае я желаю, чтобы они попытались взбунтоваться, потому что, если возмущение уничтожит богатых, нам достанется их золото.

— А до тех пор я постараюсь сохранить их живыми как хороших плательщиков податей.

— Разделяет ли это желание Адриан?

— Без сомнения.

— Твой преемник, может быть, внушит ему другие мысли.

— Адриан всегда действует по своему собственному разумению, а я еще состою в должности, — гордо сказал Титиан.

— И да сохранит тебя в ней иудейский бог на многие лета, — насмешливо отвечала Сабина.

VII

Прежде чем Титиан успел открыть рот для ответа, главная дверь осторожно, но широко отворилась, и претор Луций Элий Вер, жена его Домиция Луцилла, юная Бальбилла и историограф Анней Флор вошли в комнату. Все четверо были в веселом возбуждении и желали тотчас же после первых приветствий дать императрице отчет о том, что они видели на Лохиаде; но Сабина сделала рукою отрицательный знак и прошептала: