Брет Эллис - Информаторы

• Название: Информаторы
• Автор: Брет Эллис
• Издательство: ЭКСМО, Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-03860-4

«Информаторы» — следующий роман Эллиса после скандально прославившего его «Американского психопата», послужившего основой для одноименного фильма, — строится как серия филигранно выписанных, виртуозно взаимосвязанных виньеток о поколении «икс». Калифорния восьмидесятых предстает в полифоничном изложении Эллиса глянцевой пустыней, которую населяют зомбифицированные передозом как нормой жизни рок-звезды, голливудские призраки, нимфоманки-телеведущие с волооким педофильским прищуром, а то и откровенная нечисть...

---

Я бью Питера по голове еще сильнее, и где-то после шестого удара он хватает меня за руку, выворачивает так, что, кажется, она сейчас треснет пополам, и я медленно валюсь на пол, на одно колено, потом на другое, а Питер все выкручивает руку, больше не улыбается, рычит, тихо и неторопливо, всего четыре слова:

— Заткнись — блядь — на хуй.

Вздергивает мне руку, выкручивает снова, и я падаю, держась за руку, и долго-долго сижу, а потом наконец встаю, пытаюсь выпить пива, ложусь на диван, рука болит, а через некоторое время пацан в ванной перестает шуметь.

Выясняется: пацан катается на скейте перед «Галлерией» на стоянке, за которой Питер с Мэри наблюдали все утро, и Питер говорит, они «проверили, чтоб никто не видел», и Мэри (это мне сложнее всего представить, потому что вообразить ее в движении я не способен) подъезжает к пацану, когда он завязывает шнурок, Питер открывает заднюю дверь фургона и очень просто, без малейшего напряга, поднимает пацана, заталкивает в фургон, и Мэри едет сюда, а Питер мне рассказывает, что вообще-то собирался продать пацана одному знакомому вампиру из Западного Голливуда, но лучше все-таки пообщается с родителями, а деньги, которые мы получим, отдаст пидору по имени Движок, и мы поедем в Лас-Вегас или Вайоминг, а я так психую, что ни слова не могу сказать, я понятия не имею, где этот Вайоминг, и Питеру приходится показать мне в атласе, на карте, — лиловый такой, и кажется, что он очень далеко.

— Так дела не делают, — говорю я.

— Мужик, у тебя проблема, из-за нее и обломы всегда — ты не расслабляешься, мужик, все время нервничаешь.

— Да неужели?

— Это неполезно. Это, отец, вредно, — сообщает Питер. — Надо учиться плыть, скользить. Расслабляться.

Пройдет три дня, и Питер будет смотреть мультики, забудет про пацана в ванне, они с Мэри будут притворяться, что никакого пацана и не было, я буду стараться держать себя в руках, притворяться, будто знаю, что они задумали, что свершится, хотя представления не имею, что произойдет.

Я хожу на автомойку, потому что просыпаюсь, а Питер станет подогревать ложку перед теликом, и приковыляет Мэри, худая и загорелая, и Питер будет отпускать шуточки, двигая ей по вене, потом двинет себе, а перед уходом на автомойку я курю анашу, смотрю с Мэри и Питером мультики, порой слышу, как в ванне бьется пацан, психует. Мы включаем радио погромче, молимся, чтоб он прекратил, и я ссу в кухонную раковину, а посрать хожу на бензоколонку «Мобайл» через дорогу и не спрашиваю Питера или Мэри, кормят ли они пацана. Возвращаюсь с автомойки, вижу пустые коробки из «Уинчелла» и пакеты из «Макдональдса», но не знаю, сами они ели или пацану давали, а пацан за полночь ворочается в ванне, его слышно, даже если включен телик и радио, и уже надеешься, что услышит кто-нибудь снаружи, но я выхожу наружу, и ничего не слышно.

— Это только тебе, — говорит Питер. — Только тебе, мужик.

— Только мне, блядь, что?

— Мне ничего не слышно, — говорит Питер.

— Ты… врешь.

— Эй, Мэри, — зовет он. — Ты что-нибудь слышишь?

— Ее-то что толку спрашивать, мужик? — говорю я. — Она… ебнутая, мужик.

— И поэтому придется тебе что-нибудь с этим сделать, — говорит он.

— Ох, блядь, — скулю я. — Это все ты виноват, мужик.

— Виноват, что в ЛА приехал?

— В том, что пацана вот так заграбастал.

— Вот именно поэтому тебе надо что-нибудь с этим сделать.

На четвертый день Питера осеняет и он излагает план.

— Не понимаю, о чем ты, — говорю я, чуть не плача.

— Так мы пацана убьем? — повторяет он, но это уже не вопрос.

Наутро я встаю поздно, Питер с Мэри отрубились в задней комнате на матрасе, телик включен, в нем носятся ожившие шары, синие и пушистые, у них лица, эти шары гоняются друг за другом с большими молотками и мотыгами, звук приглушен, так что можно додумывать, о чем они говорят, а на кухне я открываю пиво, мочусь в раковину и даже кидаю в пасть остаток старого биг-мака со стола, жую, глотаю, надеваю новую спецовку, вот-вот уйду, но вижу, что дверь ванной чуть приоткрыта, и я крадусь осторожно, а вдруг Питер опять ночью что-нибудь с пацаном сотворил, но в итоге я и посмотреть не в силах, торопливо закрываю дверь и уезжаю в Резеду на автомойку, потому что два дня назад я вошел в ванную под кайфом, а пацан лежал на животе, штаны спущены до скрученных лодыжек, весь зад в крови, и я ушел, а потом пацан был уже вымыт, одет, даже причесан кем-то, лежит связанный, психует, во рту носок, а глаза краснее моих.

На автомойку я опаздываю, и какой-то еврей на меня орет, но я не отвечаю, иду по длинному темному тоннелю на ту сторону, я там сушу машины с парнягой, которого зовут Дурдом, он себя считает «настоящим кретином», а сегодня все желают мытых машин, а я их все сушу, плевать, что жарко, не смотрю ни на кого, ни с кем не разговариваю, кроме Дурдома.

— Я теперь даже типа и не дергаюсь, — говорю я. — Сечешь? Не шарахаюсь, ничего.

— То есть тебе типа уже болт забить? — спрашивает Дурдом. — Так? Я понятно говорю?

— Ага, — отвечаю я. — Плевать — и все дела.

Я досушиваю машину, жду из тоннеля следующую и замечаю мелкого пацана — стоит рядом. В школьной форме, смотрит, как машины из тоннеля выезжают, и от паранойи меня постепенно всего начинает ломить. Выезжает машина, Дурдом отгоняет ее ко мне.

— Это мамы моей машина, — говорит пацан.

— Да? — говорю я. — И, блядь, что теперь?

Я начинаю сушить «вольво-универсал», а пацан все стоит.

— Я уже злюсь, — говорю я. — Мне не нравится, что ты на меня пялишься.

— Почему? — спрашивает он.

— Потому что мне хочется голову тебе размозжить или типа того. — Я щурюсь от смога.

— Почему? — спрашивает он.

— Я притворюсь, будто не заметил, что ты со мной разговариваешь, — говорю я, надеясь, что он уйдет.

— Почему?

— Потому что ты, уродец, задаешь мне глупый вопрос, типа это важно, — замечаю я.

— Ты думаешь, не важно? — спрашивает пацан.

— Ты со мной разговариваешь?

Он гордо кивает.

— Не знаю, мужик, на черта тебе нужно об этом спрашивать, — вздыхаю я. — Глупый вопрос.

— Что такое «на черта»? — спрашивает пацан.

— Глупый, глупый, глупый, — бормочу я.

— Почему глупый?

— Потому что ненужный, тормоз ты чертов.

— Ненужный — это что?

С меня хватит. Я делаю шаг к пацану.

— Вали отсюда, кретин малолетний.

Пацан смеется и идет к женщине, которая пьет «Тэб» и разглядывает сумочку от Гуччи, а я быстро сушу «вольво», Дурдом рассказывает, как ночью трахался с девкой, похожей на помесь летучей мыши и большого паука, и я наконец открываю женщине с «Тэбом» и пацану дверцу, и вдруг мне так жарко, что приходится вонючей рукой вытереть лицо, а пока женщина выруливает с автомойки, пацан все пялится на меня.

Питер около десяти сваливает, потому что у него дела, говорит, что вернется к полуночи. Я сажусь смотреть телик, но пацан скребется, и я психую, так что иду в комнату, где на матрасе валяется Мэри, свет выключен, темно, окна открыты, но все равно жарко, и я смотрю на Мэри и спрашиваю, не поделиться ли с ней косяком.

Она молчит, только ужасно медленно поворачивает голову.

Я уже ухожу, и тут она говорит:

— Эй, мужик… останься… может, оста… нешься?

Я смотрю на нее.

— Хочешь знать, что я думаю?

Ее губы шевелятся, она закатывает глаза.

— …Нет.

— Я думаю: да, мужик, эта девка совсем ебанулась, — говорю я. — Я думаю, любая девка, которая с Питером тусуется, совсем ебанулась.

— А еще что ты думаешь? — шепчет она.

— Не знаю, — пожимаю плечами я. — Мне… охота. — Пауза. — Питер когда вернется? К полуночи?

— А… еще что?

— Блин, может, на этом остановимся? Поглядим, что выйдет?

— Ты… — Она сглатывает. — Не хочешь… на это глядеть.

Я сажусь к ней на матрас, и она тоже пытается сесть, но в итоге лишь прислоняется к стене и спрашивает, как у меня прошел день на работе.

— Что ты несешь? — спрашиваю я. — Ты хочешь знать, как я работаю на автомойке?

— Что… творилось? — Она делает вдох.

— Есть автомойка, — рассказываю я. — Там был чокнутый пацан. Ужасно было интересно. Может, самый интересный день в жизни у меня. — Я устал, мой косяк слишком быстро тухнет, и я тянусь через Мэри за спичками — они лежат по ту сторону матраса возле ложки и грязного полиэтиленового пакета. Поджигаю косяк и спрашиваю, как она стусовалась с Питером.

Она долго ничего не говорит, и не могу сказать, что меня это удивляет. Потом отвечает тихо и глухо, я едва слышу, наклоняюсь к ней, а она что-то бубнит, и приходится переспрашивать, а изо рта у нее тянет какой-то дохлятиной. По радио «Орлы» поют «Не бери в голову»[93], и я пытаюсь подпевать.

— Питер сделал… кое-что плохое… в пустыне…

— Да ну? — спрашиваю я. — Я типа, блядь, не сомневаюсь. — Еще тяжка, а потом: — И что же?