Густав Эмар - Росас

• Название: Росас
• Автор: Густав Эмар
• Издательство: ТЕРРА
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-85255-367-0

---

— Итак, кабальеро, вы провели эту ночь верхом?

— Почти.

— Ага!

— Я оставался до семи часов вечера у сеньора временного губернатора, а перед тем как присоединиться к генералу, направился к Эль-Ретиро, чтобы прогуляться.

— К Ретиро со стороны Сан-Исидро?

— Вот именно, со стороны Сан-Исидро, но я вспомнил, что у меня есть одно дело в Эль-Сокорро, поэтому я должен был прекратить свою прогулку, от всей души позавидовав всаднику, ехавшему впереди меня, которому, вероятно, не надо было поворачивать с этой дороги.

— Перед вами?

— Да, со стороны Сан-Исидро, по верхней дороге, — отвечал Мигель, окончательно заставляя Мариньо потерять

голову. — Что поделать, — прибавил он, — у нас нет ни минуты отдыха.

— Это правда!

— Ах! Если бы я обладал вашим талантом, сеньор Мариньо, если бы я владел пером так, как вы, то мои досуги были бы посвящены нашему святому делу, а то теперь я бегаю туда и сюда, днем и ночью, не принося пользы Ресторадору.

— Каждый делает то, что может, сеньор дель Кампо! — холодно ответил Мариньо.

— Ах, когда, наконец, у нас будет мир и когда увидим мы торжество тех блестящих федеральных принципов, которые вы проповедуете в своей газете!

— Когда не будет более ни одного унитария ни явного, ни тайного!

В эту минуту адъютант позвал их к генералу. Они направились в зал, где за столом, уставленным аппетитными блюдами и дорогими винами, сидело человек пятнадцать,

— Ну, дель Кампо, чего вы хотите? — сказал генерал Мансилья.

— Я не буду есть, сеньор, но выпью за победу нашего федерального оружия.

— И во славу Ресторадора законов! — прибавил Мансилья.

Стаканы были опрокинуты, но в молчании.

— Подполковник Мариньо!

— Что прикажете, генерал?

— Прикажите всем спать: неизвестно, что может случиться, поэтому не надо напрасно утомлять ваших людей.

— Прикажете поднять мост?

— Нет, не надо!

— Вы думаете, что ничего не произойдет сегодня ночью, генерал?

— Нет, ничего!

— Вы уже уезжаете?

— Да, я должен посетить еще другие казармы, а затем отправлюсь спать.

— У вас надежный спутник.

— Кто это?

— Дель Кампо.

— Этот молодой человек — драгоценная игрушка.

— Из чего, генерал?

— Я не знаю, из золота или из позолоченной меди, но он блестит! — сказал Мансилья, улыбаясь и подавая руку Мариньо.

Когда они вышли из залы, дон Мигель подошел к командиру серенос.

— Я завидую вам, подполковник, — произнес он, — я хотел бы занимать такой же пост, чтобы мог отличиться. Так ли вы страдаете за федерацию, как я страдаю?

— Я перенес бы все, даже неодобрение.

— Неодобрение?

— Да, даже здесь я слышал как, некоторые лица порицали вас.

— Меня?

— Они говорили, что ваш долг требовал, чтобы вы были в крепости к семи часам вечера, вы же прибыли только в одиннадцать.

Мариньо покраснел до самых ушей.

— Кто же говорил это, — спросил он с яростью.

— Ну этого не повторяют, сеньор Мариньо: о чудесах рассказывают, не называя имен святых. Они говорили об этом, следовательно, такие вещи могут дойти до ушей Ресторадора.

Мариньо побледнел.

— Болтовня, — сказал он. — Чушь!

— Конечно, чушь!

— Однако, не повторяйте этого никому, сеньор дель Кампо.

— Даю вам слово, сеньор Мариньо. Я один из тех, кто всего более восторгается вашим талантом, кроме того, я чрезвычайно признателен вам за услугу, которую вы хотели оказать моей кузине.

— Как она себя чувствует, ваша кузина?

— Очень хорошо, благодарю вас.

— Вы ее видели?

— Сегодня после обеда.

— Я слышал, что она покинула Барракас?

— Нет, она поехала на несколько дней в город и вскоре вернется к себе на дачу.

— А! Она вернется?

— Со дня на день.

— Едем, дель Кампо! — крикнул генерал Мансилья, уже сидевший на лошади.

— Я вас прошу забыть эти глупости, сеньор дель Кампо.

— Я уже не помню их. Спокойной ночи!

Дон Мигель вскочил на лошадь и выехал из крепости вместе с дежурным генералом, оставив Мариньо более недоумевающим, чем когда-либо насчет своего врага, постоянно ускользающего от него и вмешивающегося в его личные дела, врага, которого он инстинктивно ненавидел и которого никак не мог погубить.

Конвой дежурного генерала направился по улице Завоевателя, ведущей к казарме полковника Равельо.

Едва наступила полночь, а улицы были совершенно пусты. Вдали виднелись тени неподвижно стоявших на своих постах серенос, готовых броситься к крепости и соединиться около своего начальника при малейшей тревоге. Не было заметно ни одного запоздалого прохожего. От живого, веселого, шумного Буэнос-Айреса, молодежь которого в иные времена с нетерпением дожидалась ночи, чтобы предаться удовольствиям или отправиться на поиски приключений, не осталось и следа.

Террор наложил свою ужасную руку на город: все честные люди, дрожа, запирались в своих домах после захода солнца, чтобы не попасть под удары кинжала или бича Масорки.

По временам при звуке подков лошадей конвоя дежурного генерала в каком-нибудь окне робко откидывалась штора, испуганное лицо показывалось за стеклом и тут же исчезало.

Дон Мигель ехал бок о бок с генералом.

— Наш добрый город не спит так крепко, как это кажется с виду, не правда ли, генерал?

— Все надеются, мой друг! — отвечал генерал Мансилья, который редко говорил без того, чтобы в его словах не заключалось двойного смысла, злой насмешки, сатиры.

— Все на одно и то же, генерал?

— Все!

— Удивительная общность мнений царит при нашей генеральной системе!

Мансилья, повернув голову, бросил беглый взгляд на того, кого он называл игрушкой, и отвечал:

— Особенно в одной вещи — вы ее угадываете?

— Нет, говорю по чести!

— Замечается удивительная общность желаний, чтобы это все скорее окончилось.

— Это! Что же это, генерал?

Мансилья снова посмотрел на своего спутника, этот вопрос касался самой его сокровенной мысли.

— Положение вещей, хотел я сказать.

— А, положение вещей! Но для вас политическая обстановка будет всегда одна и та же, генерал!

— Как так?

— Вы не такой человек, чтобы могли жить в неизвестности, вам нужен шум политических дел и в любом случае, будете ли вы за или против правительства, вы сохраните свое влияние в делах нашей страны.

— Хотя бы и после прихода унитариев?

— Хотя бы и после прихода унитариев! Многие из наших федералистов примут их сторону.

— Да, и многие будут поставлены очень высоко, например, на виселицу, в конце концов, мы все должны быть всегда на стороне Ресторадора.

Двойной смысл этого ответа не ускользнул от молодого человека, но он продолжал с прелестной наивностью.

— Да, он достоин того, чтобы все остались ему верны в это критическое время.

— Не находите ли вы страшным все происходящее? У этого человека громадное везение!

— Это потому что он представитель дела федерации.

— Которое лучшее из всех, не правда ли?

— Это узнал я со времени заседания конгресса. Мансилья закусил губу. Он был унитарием на конгрессе, но дон Мигель казался таким простодушным, его лицо было так открыто, что генерал, несмотря на всю свою проницательность, не мог угадать, заключалась ли в словах молодого человека ирония или нет. Дон Мигель продолжал:

— Это святое дело не может быть уничтожено унитариями, в этом нельзя сомневаться, но только федералисты могут пасть вместе с генералом Росасом.

— Можно подумать, что вам пятьдесят лет, сеньор дель Кампо!

— Это потому, что я отношусь внимательно к тому, что говорят.

— Что же вы слышали?

— Говорят о популярности некоторых федералистов, о вас, например, генерал.

— Меня?

— Да, вас, если бы не ваше родство с сеньором губернатором, то последний должен был бы внимательнее следить за вами, потому что ему не следует игнорировать вашу популярность и особенно ваш талант и храбрость, несмотря на то, что, как мне передавали, он в 1835 году, говоря о вас, выразился, что вы годны только для революций в полтора реала23. Мансилья, быстро склонившись к дону Мигелю, сказал ему злобным голосом:

— Эти слова достойны этого глупого гаучо, но знаете ли вы, почему он произнес их?

— В шутку, без сомнения, генерал! — отвечал хладнокровно молодой человек.

— Потому что он боится меня, негодный! — сказал Мансилья, сжимая руку дона Мигеля.

Эта внезапная вспышка в характерна для генерала, в одно и тоже время и храброго, и порывистого, и нескромного, но положение его было настолько серьезно, что он тотчас же заметил, что, увлекшись, позволил себе опасные речи, но было уже поздно отступать! Он подумал, что лучше всего вызвать своего спутника также на откровенность.

— Я знаю, — тонко начал он, — что, если бы я поднял клич, то вся молодежь была бы на моей стороне, так как никто из вас не любит того порядка вещей, при котором мы теперь живем.