Густав Эмар - Меткая Пуля

• Название: Меткая Пуля
• Автор: Густав Эмар
• Издательство: ТЕРРА
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1994
• ISBN: 5-85255-403-0

---

Густав Эмар Меткая Пуля

ГЛАВА I. Лагерь охотников

Северная Америка — земля чудес. Все здесь принимает необычайные, исполинские размеры, пугающие воображение, смущающие ум. Горы, реки, озера — все скроено по величественному образцу.

Вот река Северной Америки — она не походит на Рону, Дунай или Рейн с их берегами, где на каждом шагу встречаются города, сады или развалины древних замков, постепенно разрушающиеся под действием времени, не походит на европейские реки, говорим мы, с их незначительными, мелкими притоками, с их узким руслом, где они, сжатые, клокочут в нетерпении, стремясь влиться в лоно моря; она глубока и безмолвна, она широка, как залив океана; спокойно, сурово и величественно катит она свои волны, мягко омывая берега тысячи островов, образовавшихся из нанесенного ила.

Эти острова, поросшие высоким лесом, издают острый пряный запах, и ветер разносит его далеко вокруг. Ничто не нарушает их уединения, кроме тихого жалобного призыва горлицы или громкого рева ягуара, отдыхающего в тени.

Местами деревья, рухнувшие от старости или вырванные ураганом, скапливаются на поверхности воды; связанные лианами и скрепленные илом, они образуют плавучие островки, где вырастает молодой кустарник, стелятся водные растения, раскидывают свои желтые цветы кувшинчики; змеи, птицы и кайманы отдыхают и резвятся на этих зеленеющих плотах и вместе с ними движутся в сторону океана.

Другие реки в том же поясе называются Небраска, Платт, Миссури.

Эта река — Меша-Шебе (Прародительница Вод), река из рек — словом, Миссисипи!

Обширная и непостижимая, как бесконечность, полная загадок и ужасных тайн, как Иравади и Ганг, она для многочисленных индейских племен, населяющих ее берега, является первообразом беспредельного плодородия и вечности.

В одиннадцатом часу утра 10-го июня 1834 года три человека сидели на берегу этой реки, немного выше ее слияния с Миссури, и завтракали куском жареной лосятины, весело разговаривая между собой.

Окрестности вокруг них были чрезвычайно живописны: в этих местах отмель, состоящая из холмов, усеянных цветами, вдавалась в реку грациозными изгибами.

Незнакомцы выбрали для привала вершину самого высокого холма, откуда открывалась великолепная панорама.

Сперва глазу путешественника представлялась густая зелень, по которой ветерок пробегал легкой рябью, далее были видны острова, разбросанные по реке, где бесчисленные стаи фламинго с розовыми крыльями стояли на своих длинных ногах, зуйки и щуры перелетали с ветви на ветвь, а чудовищные кайманы лениво валялись в иле.

Серебристая водная гладь между островами отражала яркие лучи солнца. Посреди этих ослепительных отблесков играли самые разнообразные рыбы и пролагали на поверхности воды сверкающие борозды.

И наконец, так далеко, как только мог простираться взгляд, угадывались верхушки деревьев, окаймлявших луга; их темная зелень едва заметной чертой обозначалась над горизонтом.

Но три человека, о которых мы упоминали, казались равнодушны к окружающей их красоте; они, по-видимому, были озабочены только тем, чтобы удовлетворить волчий голод.

Впрочем, их трапеза длилась недолго, всего несколько минут. Когда последние куски были проглочены, один из этих людей раскурил индейскую трубку, которую достал из-за пояса, другой вынул из кармана сигару, и оба растянулись на траве, отдыхая после сытного обеда и с наслаждением, свойственным курильщикам, наблюдая томным взором за клубами голубоватого дыма, который поднимался вверх длинными тонкими спиралями. Что же касается третьего, то он прислонился спиной к стволу дерева, скрестил руки на груди и моментально заснул.

Мы воспользуемся этой минутой отдыха, чтобы представить наших действующих лиц читателю и познакомить его с ними поближе.

Первый, канадец смешанной крови, лет пятидесяти, носил прозвище Меткая Пуля.

Он провел всю жизнь в прериях, среди индейцев, и до тонкости изучил все их уловки.

Подобно большинству своих соотечественников, Меткая Пуля отличался высоким ростом — в нем было свыше шести английских футов — и сухощавым телосложением; его узловатые мышцы были крепкими, как веревки, лицо, очерченное в виде удлиненного треугольника, также худощавое, дышало необыкновенной прямотой и веселостью, а его маленькие, словно буравчики, серые глазки блистали умом; выдающиеся скулы, орлиный нос, большой рот с длинными белыми зубами и острый подбородок составляли весьма оригинальную и вместе с тем чрезвычайно симпатичную наружность, какую только можно вообразить.

Одет он был, как все лесные охотники: его костюм представлял собой весьма характерное смешение индейских и европейских стилей.

Его вооружение состояло из ножа, пары пистолетов и американской винтовки, брошенной в данный момент на траву, однако так, чтобы быть под рукой.

Его товарищ, лет тридцати с небольшим, казался не старше двадцати пяти; он был высокого роста и прекрасно сложен.

Его голубые глаза с женственно-кротким и томным взглядом, густые белокурые волосы, которые падали большими локонами из-под широких полей шляпы и в беспорядке рассыпались по плечам, белизна его кожи, резко отличавшейся от смуглого с оливковым оттенком цвета кожи охотника, доказывали вне всякого сомнения, что он не родился под знойным небом Америки.

Действительно, этот человек был француз по имени Шарль-Эдуард де Болье, потомок одного из древнейших родов Бретани. Графы де Болье участвовали в двух крестовых походах.

Под своей отчасти женственной внешностью Шарль де Болье скрывал львиную храбрость, которую ничто не могло поколебать. Гибкий и ловкий, он был одарен чудовищной физической силой, и нежная белая кожа его скрывала стальные мускулы.

Кто дал бы себе время рассмотреть его костюм, тот нашел бы его странным в краях, отдаленных от цивилизованных стран.

Одежда его состояла из обшитого позументами зеленого суконного охотничьего кафтана французского покроя, застегнутого на груди, замшевых штанов шафранного цвета и ботфортов выше колен; к туго затянутому поясу из лакированной кожи были прицеплены отличные пистолеты, патронташ и охотничий нож в стальных с чернью ножнах и с рукояткой богатой чеканки.

Так же, как и его товарищ, он положил рядом с собой на траву свою винтовку с клеймом знаменитого оружейного мастера Лепажа и богатой чеканкой — это оружие, должно быть, стоило баснословных денег.

Граф де Болье, отец которого последовал в изгнание за королевской фамилией и усердно служил принцам сперва в армии принца Конде, а потом во всех роялистских заговорах, неустанно составляемых во времена Империи, само собой разумеется, был рьяным роялистом. Рано лишившись родителей, он в очень молодые годы уже располагал громадным состоянием и был принят поручиком сперва в мушкетеры, а потом в королевскую лейб-гвардию.

После падения Карла X молодой граф, карьера которого погибла, впал в глубокое уныние и почувствовал непреодолимое отвращение к жизни. Он возненавидел Европу и принял решение покинуть ее навсегда.

Поручив управление своим имением верному человеку, граф де Болье отправился в Америку.

Но американская жизнь, мелкая и эгоистичная, была не по нему, молодой граф не понимал американцев, точно так же как они не понимали его. Жажда сильных впечатлений, с сердцем, уязвленным мелочной низостью и гнусностью, доказательства которым он ежедневно видел со стороны потомков плимутских пилигримов, он решился уйти от печального зрелища, которое имел перед глазами, и углубиться внутрь материка, чтобы посетить бескрайние равнины и прерии, откуда первые владельцы этой земли были вытеснены коварными грабителями посредством обмана и измены.

Граф привез с собой из Франции старого слугу их семейства, предки которого в течение многих веков постоянно служили графам де Болье.

Перед отплытием в Америку граф сообщил о своих планах Ивону Керголе — так звали слугу, — предоставляя ему на выбор ехать с ним или остаться. Не раздумывая долго, тот ответил просто, что господин имеет право ехать, куда ему заблагорассудится, не спрашивая его согласия, а что его обязанность слуги — следовать за господином повсюду, и этой обязанности он не изменит. Однако все же, когда граф вознамерился посетить прерии, он счел своим долгом предупредить слугу об этом намерении и получил от него тот же ответ, что и в первый раз.

Ивону было около сорока пяти лет, он олицетворял собой тип смелого, простодушного и вместе с тем хитрого крестьянина-бретонца; приземистый и коренастый, он был хорошо сложен, и его широкая грудь выдавала большую силу. Лицо его, кирпичного цвета, освещалось хитрыми серыми глазками, которые так и блестели.

Ивон Керголе провел свой век мирно и спокойно в раззолоченных хоромах особняка де Болье и усвоил себе упорядоченный и удобный образ жизни слуг в больших домах. Он никогда не имел случая выказывать храбрость и потому вовсе не знал, наделен ли этим качеством. Хотя он в течение последних месяцев, сопровождая своего хозяина, уже несколько раз находился в большой опасности, он тем не менее не выходил из своего неведения, то есть он не имел к себе ни малейшего доверия и, напротив, был убежден, что труслив как заяц. Прелюбопытно было видеть Ивона после стычки с индейцами, где он дрался как лев и совершил чудеса храбрости, смиренно извинявшегося перед господином в своем постыдном поведении, которое оправдывал непривычкой сражаться.