Густав Эмар - Курумилла

• Название: Курумилла
• Автор: Густав Эмар
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1992
• ISBN: 5-85255-165-1

---

— Я с вами согласен, — лаконично отвечал канадец. Без всяких дальнейших разговоров трое бесстрашных охотников сели на лошадей и поскакали вслед за графом.

ГЛАВА XXI. Взятие Эрмосильо

Охотники мчались на таких резвых лошадях, что не прошло и двадцати минут, как они догнали графа.

Французы, услышав за собой быстро приближающийся стух копыт, приостановились в недоумении, но Весельчак скоро развеял их опасения, прокричав издали, кто он.

— Добро пожаловать, — приветствовал их граф, — но что у вас случилось? Что заставило вас мчаться за нами?

— Мы хотим просить вас об услуге, граф.

— Об услуге? Говорите же скорее! Заранее предупреждаю, что все, что будет зависеть от меня, я с удовольствием сделаю для вас.

— Я и мои товарищи хотим сражаться под вашими знаменами.

— И это вы называете просить об услуге, Весельчак?

— Да…

— Но вы несколько ошиблись. Вы хотите оказать мне услугу, а не просить… С удовольствием принимаю ваше предложение и от всего сердца благодарю.

— Итак, решено? Вы принимаете нас в свои ряды?

— Есть еще о чем спрашивать, Весельчак, ведь я не сумасшедший, — укоризненно сказал граф.

Все трое обрадовались ответу, как Бог весть какой милости. После этого небольшого происшествия отряд графа, увеличенный тремя новобранцами, двинулся в путь.

Ночь была очень темная. Французы, как безмолвные призраки, склонясь к шеям своих лошадей, жадно прислушивались к ночным звукам и устремляли взоры в ночной мрак, надеясь уловить хоть какой-нибудь знак того, что их товарищи недалеко. Капитан Шарль де Лавиль, несмотря на свои молодые еще годы, был словно предназначен для роли, которую играл в ту минуту. Он соединял в себе достоинства отличного командира и идеального подчиненного. Получаемые приказы он понимал с быстротой молнии, мало того, он понимал их глубоко и исполнял возложенные на него поручения с редким знанием дела.12

Граф Пребуа-Крансе оценил его редкие дарования — сделал своим другом и ближайшим помощником, и каждый раз, когда возникало трудное поручение, граф выбирал именно его, уверенный, что никто не исполнит этого поручения так блестяще, как молодой капитан.

Но на этот раз де Лавиль превзошел самого себя: он продвигался вперед по предписанному ему пути с такой осторожностью и до того тихо, что дон Луи догадался о близости к отряду, лишь почти что врезавшись в его арьергард.

Для большей скорости движения граф оставил обоз у какой-то необитаемой хижины, на расстоянии одной мили от города, и поручил его товарищам, заболевшим в пути. Последние были слишком слабы, чтобы сражаться в полную силу при штурме города, но во всяком случае могли долго сопротивляться и продержаться до тех пор, пока придет помощь.

Граф проехал вдоль рядов, приветствуемый дружескими пожеланиями, и стал во главе отряда.

Переутомление и постоянные тревоги в продолжение двух месяцев сильно расстроили здоровье графа. Только благодаря своей неиссякаемой энергии и силе воли он преодолевал болезнь и держался на ногах. Этот мужественный человек отлично понимал, что если он ослабеет, то все его планы рухнут, и боролся с самим собой. Его мучила сильная лихорадка, но выражение лица оставалось спокойным, и ничто не обнаруживало товарищам страданий, которые он переносил с мужеством стоика.

Но вдруг граф почувствовал такую слабость, что если бы Валентин, как всегда чуткий и заботливый, не подержал его, он упал бы с лошади.

— Что с тобой, брат? — спросил он дона Луи.

— Пустяки, — отвечал тот, проводя рукой по лбу, покрывшемуся холодным потом, — простая усталость, но теперь уже все прошло.

— Берегись, брат, — печально сказал Валентин, — ты совсем не заботишься о себе.

— О, будь спокоен, я знаю, что мне надо: запах пороха восстановит мои силы… Смотри, мы уже близки к цели…

И действительно, при первых лучах величественного солнца показались дома Эрмосильо, сверкающие своей белизной.

При виде этого столь желанного города вся армия дружно и радостно зашумела.

Был отдан приказ остановиться.

Город казался безмолвным и пустым.

За его оградой все было так спокойно и тихо, что невольно думалось — это тот город из «Тысячи и одной ночи», что был погружен в столетний сон злым волшебником.

В окрестностях никого не было, только обломки разного оружия, куски сукна, цвета военной формы, следы лошадей и повозок указывали на недавний проезд войск генерала Гверреро.

Граф внимательно смотрел на город. Он уже хотел отдать последние распоряжения, как вдруг на мосту, о котором мы говорили раньше, показались два всадника с парламентерским знаменем.

— Посмотрим, чего им от нас надо, — сказал граф, направляясь к ним. — Что вам угодно, господа, и кто вы?

— Мы желаем поговорить с графом Пребуа-Крансе, — отвечал один из парламентеров.

— Я граф Пребуа-Крансе… Будьте добры сказать, зачем я вам понадобился?

— Граф, я француз, — сказал первый из них.

— Я узнаю вас. Вы Толлюс, торговец из Эрмосильо.

— Совершенно верно. Мой товарищ…

— Дон Сагитто-Сабаль, большой приятель генерала Гверреро. Яне вижу, господа, что может быть у нас с вами общего.

— Простите, граф… Нас прислал сеньор дон Флавио Асустадо, префект Эрмосильо. Он предлагает вам…

— Да что вы? Неужели, — насмешливо спросил граф, покручивая усы.

— Да, граф, и предложение его очень выгодное, — прибавил парламентер вкрадчивым голосом.

— Для вас должно быть, ибо вы занимаетесь торговлей… Ведь вы торгуете коленкором и фальшивыми брильянтами… Но не думаю, чтобы предложение сеньора Флавио Асустадо пришлось мне по вкусу.

— Но позвольте мне исполнить поручение и передать вам наши условия, может быть…

— Конечно! Справедливость требует, чтобы вы исполнили свое поручение. Только, пожалуйста, скорее, время для меня дорого.

Толлюс посоветовался со своим товарищем.

— Граф, — начал он, — дон Флавио Асустадо, префект Эрмосильо, который послал меня…

— Знаю, знаю, пожалуйста к делу, — с нетерпением прервал его дон Луи.

— …Предлагает вам, если вы удалитесь с вашей армией и не предпримете никаких враждебных действий против города, — заговорил Толлюс, — предлагает вам, повторяю, сумму в…

— Довольно, мсье! — вскричал граф, покраснев от негодования. — Еще одно слово — и это будет таким оскорблением, которое я не смогу оставить безнаказанным, несмотря на ваше звание парламентера. А вы еще осмеливаетесь называть себя французом… и делаете мне такие бесчестные предложения. Вы лжете, я не признаю вас своим соотечественником.

— Но, граф, — забормотал бедняга, испуганный таким суровым выговором и не зная, куда ему деваться.

— Довольно, — прервал граф. — Посмотрите, — сказал он тоном, не допускающим никаких возражений, вынимая часы, — теперь восемь. Скажите вашему префекту, что в десять часов я начинаю штурм города, а в одиннадцать захватываю его… Уезжайте, пока целы, — надменно прибавил он.

Бедные парламентеры не заставили просить себя дважды и тотчас возвратились в город несолоно хлебавши.

Граф поскакал к своему отряду. Офицеры собрались немного впереди и с нетерпением ждали результата переговоров.

— Господа, — крикнул им граф, — приготовимся к атаке!

Это решение было принято восторженно: радостные крики авантюристов огласили окрестности Эрмосильо. Парламентеры поскакали еще быстрее, в их ушах этот крик прозвучал подобно погребальному звону.

Граф определил каждому свое место. Всю кавалерию он отдал под начальство де Лавиля, дона Корнелио, который лишь накануне присоединился к отряду, Луи сделал своим адъютантом, Валентин был назначен командиром всех канадских охотников и индейцев, причем граф уполномочил его действовать по собственному усмотрению на общую пользу.

Де Лавиль отправился на рекогносцировку с десятью всадниками.

Вскоре он возвратился с известием, что город приготовился к обороне: на крышах домов засели солдаты, во всех церквях били в набат.

В ту же минуту пришло донесение лазутчика: отряд индейцев в триста человек угрожает нападением обозу. Граф тотчас же отправил десять человек для подкрепления небольшого отряда, который оставил позади. Потом он велел всем составить круг и сам стал в центре.

— Друзья мои! — заговорил он взволнованным голосом.

— Настал час отомстить за те оскорбления, которыми нас осыпали целых четыре месяца, за гнусную клевету, распускаемую про нас. Но будем истинными французами: если мы сумели терпеливо перенести оскорбления, то будем же великодушны после победы. Не мы желали войны, нас подтолкнули к ней. Помните же, что мы сражаемся за свободу народа и что сегодняшние наши враги завтра будут нашими братьями. Будем страшны во время битвы и великодушны после сражения. Теперь моя последняя просьба к вам: предоставьте мексиканцам сделать первый выстрел, пусть все знают — до последней минуты мы желали мира… А теперь — да здравствует Франция!