Густав Эмар - Охотники за пчелами

• Название: Охотники за пчелами
• Автор: Густав Эмар
• Жанр: Исторические приключения

---

— Она сама этого захотела.

— Странно…

— Почему же? Донна Антония одна из тех редкостных натур, которые не отступают ни перед какими трудностями, когда на карты поставлена честь.

— Это верно. Ну что ж, лучше пусть так.

— Разве вы забыли, брат, что произошло ровно год тому назад между вами и мной, когда в минуту безумия я признался вам в моей сумасбродной любви к донне Антонии де Солис?

— Не стану возвращаться к этому, брат Теперь мы вместе, слава Богу, и надеюсь, ничто не разлучит нас более

— Не надейтесь, брат, — грустно ответил дон Леонсио.

— Что вы этим хотите сказать, брат? Моя жена…

— Ваша жена не переставала оставаться достойной вас. Сейчас вы увидите ее. Дон Гусман колебался.

— Нет, — ответил он наконец, — не сейчас. Покончим сначала с этими негодяями, потом я буду думать только о моем счастье.

— Хорошо! — охотно согласился дон Леонсио. В эту минуту появились две особы: дон Диего де Солис и донна Антония, его сестра и супруга дона Гусмана.

При виде жены, которую он был вынужден удалить из Буэнос-Айреса, чтобы избавить от преследований дона Бернардо Педрозы, дон Гусман не мог удержаться от счастья прижать ее к своему сердцу. Молодая женщина вскрикнула от радости.

Дон Леонсио через несколько минут после признания, сделанного тогда на рассвете брату, как будто постепенно избавился от любовных чар и за четыре месяца до того дня, когда происходят описываемые нами события, женился на второй сестре дона Диего де Солиса. Когда дону Гусману пришлось на время расстаться со своей женой, он, не колеблясь, поручил ее брату, будучи уверенным, что его любовь к донне Антонии сменилась сердечной и преданной дружбой.

— Почему ты вернулась? — спросил дон Гусман, осыпая жену поцелуями.

— Надо было, — ответила она тихо, боязливо косясь в сторону Леонсио, — так мне советовала сестра.

— Ты поступила весьма неблагоразумно, милый ангел.

— О! С тобою я не боюсь ничего. Не хочешь ли поцеловать твоего сына?

— Ты и его тоже привезла?

— Я не хочу более расставаться с тобой, что бы ни случилось. Твой брат любит меня больше прежнего, — добавила она, наклонившись к уху мужа. — Его жена заметила это и вместе с доном Диего посоветовала мне вернуться. Мое положение становилось невыносимым.

В глазах дона Гусмана засверкали молнии.

— Они правильно поступили, — сказал он. — Только тихо. Брат наблюдает за нами.

Действительно, дон Леонсио догадался, что речь идет о нем, и выказывал явные признаки беспокойства. Наконец, не выдержав, он подошел к брату и резко спросил:

— Что будем делать?

— Что вам угодно? — дону Гусману был неприятен даже голос Леонсио после того, что только что сказала ему жена.

От дона Леонсио не укрылась неприязненная нотка в ответе брата, но он не показал вида.

— Это вы должны решить, ведь вы нас спасли.

— Я к вашим услугам, брат. Дон Диего, — обратился дон Гусман к молодому человеку, — поручаю вам вашу сестру. Ни она, ни ее ребенок не должны подвергаться ни малейшей опасности.

— Будьте спокойны, я отвечаю за нее головой. Донна Антония, прежде чем удалиться, опять обняла мужа.

— Будь осторожен, — шепнула она ему на ухо. — Дон Леонсио замыслил какое-то коварство против нас.

— Он не посмеет, — заверил ее дон Гусман. — Ступай и ни о чем не беспокойся.

Донна Антония, немного успокоившись, последовала за своим братом.

Братья остались одни. Воцарилось тягостное молчание. Дон Гусман, скрестив руки на груди и уставившись в землю, погрузился в глубокое раздумье. Дон Леонсио не сводил глаз с брата, пытаясь скрыть сардоническую улыбку. Наконец, дон Гусман поднял голову.

— Пора кончать, — сказал он. — И так уже эта история слишком затянулась.

Дон Леонсио вздрогнул, полагая, что эти слова относятся к нему, но дон Гусман продолжал:

— Прежде чем идти приступом на этих негодяев, надо предложить им сдаться.

— Что вы, брат! — воскликнул дон Леонсио. — Это же мас-горкеры.

— Тем более. Мы должны им доказать, что мы не разбойники и в отличие от них следуем воинской чести, которую они презирают и еще гордятся этим.

— Повинуюсь вам, брат, хотя убежден, что мы зря теряем драгоценное время.

Дон Леонсио велел зажечь факелы, чтобы засевшие в осаде мас-горкеры могли увидеть его, и, привязав носовой платок к своей сабле, двинулся к постоялому двору.

Увидев свет факелов, дон Торрибио понял, что противники хотят что-то ему сообщить, открыл окно и приготовился слушать. Остановившись в нескольких шагах от окна, дон Леонсио крикнул:

— Парламентер!

— Что вам нужно? — спросил поручик, небрежно облокотившись о подоконник.

— Предложить вам сдаться, — ответил дон Леонсио.

— Вот оно что! — усмехнулся поручик. — Почему это вы предлагаете нам сдаться?

— Потому что всякое сопротивление бесполезно.

— Это вы так думаете! Попробуйте-ка выдворить нас отсюда и посмотрим, во что это вам обойдется, — все так же с усмешкой продолжал поручик.

— Гораздо менее, чем вы предполагаете.

— Да ну! Мне было бы любопытно удостовериться в этом.

— Словом, намерены вы сдаться? Да или нет?

— Полноте! Подумаешь, черт меня дери, будто вы не знаете, с кем имеете дело. Разве мы просим когда-нибудь пощады? В крайнем случае, вы нас убьете, вот и все. Еще что?

— Итак, вы отвергаете все предложения?

— Да! Это слишком скучно, честное слово!

— И вы решились защищаться, несмотря ни на что?

— Еще бы! И руками, и ногами! Пока мы еще не в ваших руках!

— Все так, но скоро это произойдет.

— Попробуйте, попробуйте! А пока, поскольку мне разговаривать с вами неинтересно, я осмелюсь прервать разговор. Желаю успеха! — и захлопнул окно.

Дон Леонсио обернулся к брату.

— Все, как я и предсказывал, — сказал он, пожимая плечами. — Разве я был не прав?

— По крайней мере теперь наша совесть чиста и мы можем действовать.

Дон Гусман наклонился к брату и что-то шепнул ему на ухо, тот улыбнулся и удалился.

Пеоны, погонщики быков и мулов, спрятались от пуль мас-горкеров за повозками и ждали сигнала к атаке. Дон Леонсио приказал обложить постоялый двор сухими ветвями и травой и поджечь, между тем как сопровождавшие его люди бросали зажженные факелы на крышу. Огонь, раздуваемый ветром, вскоре охватил все строение. Находившиеся в нем мас-горкеры пришли в отчаяние, однако сетовать им было не на кого. Ведь с ними поступили так, как намеревались поступить они с несчастными погонщиками. Их настигло возмездие!

Положение осажденных становилось нестерпимым. Они оказались перед выбором, либо сдаться на милость победителя, либо заживо сгореть. В конце концов поручик велел отворить дверь и выскочил на улицу в сопровождении своих солдат. Люди дона Гусмана быстро окружили их и зажали как бы в железных тисках. Завязалась жестокая схватка.

В эту минуту, когда подкошенная пламенем рухнула последняя стена постоялого двора, упал последний мас-горкер, рассеченный саблей до плеч. Надо отдать должное дону Торрибио, который с неистовым отчаянием сражался до последней минуты.

Из-за горизонта выплывало величественное солнце. Погонщики быков и мулов, натерпевшиеся страху, спешили поскорее запрячь тяжелые повозки и навьючить мулов да бежать как можно скорее из этого проклятого места. Дон Гусман и его пеоны остались одни. Когда завершился бой, дон Гусман обеспокоился, не найдя брата, но занятый более важной мыслью, он не придал этому особого значения.

Теперь все мысли дона Гусмана были только о жене, и он недоумевал, почему дон Диего не ведет ее к нему. Ведь сейчас здесь совершенно спокойно.

Однако он не тревожился, решив, что дон Диего не хочет, чтобы молодая женщина увидела множество трупов и кровь. Дон Гусман даже мысленно похвалил дона Диего за проявленную деликатность и поспешил привести в порядок свое платье.

Однако длительное отсутствие жены начинало все больше и больше его тревожить, и в конце концов он решил отправиться на ее поиски.

Капрал Луко вызвался проводить его. Он смутно вспоминал, что видел, как дон Диего вел донну Антонию, кормилицу и еще двоих-троих лиц к пригорку, находившемуся неподалеку.

Вдруг они оба вскрикнули и в ужасе отпрянули назад. Их взору предстало страшное зрелище. Дон Диего лежал на земле с пронзенной насквозь грудью. Он был мертв. Тут же были донна Антония и кормилица, обе лежали без чувств. Кстати, кормилица приходилась женой капралу Луко.

Дон Гусман упал на колени возле жены и заметил бумагу, зажатую в ее правой руке. Несчастному удалось с величайшим трудом высвободить эту бумагу, на которой было написано всего лишь несколько слов. Дон Гусман пробежал их глазами и с отчаянным воплем рухнул на землю.

Вот что говорилось в записке:

«Брат, ты отнял у меня женщину, которую я люблю, а я отнимаю у тебя твоего сына: мы квиты.