Вирджиния Эндрюс - Сквозь тернии

• Название: Сквозь тернии
• Автор: Вирджиния Эндрюс
• Издательство: Вече
• Жанр: Современная проза
• Год: 1994

Четвертая книга, продолжающая историю злоключений семейства Доллангенджеров.

---

— Не ходи туда! — закричала бабушка, вставая.

Как завороженная, позабыв о Синди, мама медленно повернулась на голос. От лица ее отлила кровь, глаза широко раскрылись, и она в изумлении уставилась на бабушку. А та нервно подняла свои трепещущие руки к вырезу платья и подхватила нитку жемчуга, перебирая жемчужины пальцами.

— Я уже где-то слышала ваш голос. Бабушка не отвечала.

— И эти перстни на ваших пальцах — они мне тоже знакомы… Где вы купили эти перстни?

— В магазине скупки, — ответила отрывисто, странным голосом бабушка.

Мамины глаза сузились: она поняла, что эта женщина — не иностранка. Я сидел не дыша. Что-то случится теперь? Мама скоро догадается. Ее нелегко провести.

Мама медленно, будто на подогнувшихся ногах, опустилась в ближайшее кресло. Она забыла уже о Синди, хозяйничающей в соседней комнате.

— Теперь я вижу, что вы слегка понимаете по-английски, — медленно, спокойно сказала мама. — Как только я вошла в эту комнату, будто время для меня повернулось вспять. Будто я вновь стала ребенком. У моей матери был такой же вкус: такая же мебель, такие же обои, все, вплоть до каминных часов похоже на обстановку у моей матери. И даже эти же самые перстни на руках. Вы купили их в скупке?

— У многих женщин одинаковый вкус… и драгоценности, — ответила бабушка.

— Какой у вас странный голос… миссис?..

Бабушка пожала плечами.

Мама поднялась и пошла в другую комнату взять оттуда Синди. У меня упало сердце. Там висел портрет. Она увидит его.

Но, должно быть, она не огляделась вокруг, потому что в следующую минуту она была снова здесь, крепко держа за руку Синди.

— Какой странный дом у вас. Я закрываю глаза и вижу вновь перед собой Фоксворт Холл. Глаза бабушки были темными-темными.

— Вы носите жемчуг? Мне показалось, я видела нитку жемчуга у вас на шее. Почему вы его не показываете?

И снова бабушка, о которой я больше не желал думать как о бабушке, пожала плечами.

С Синди в руке мама ближе подошла к бабушке.

— Чем больше я здесь нахожусь, тем больше меня охватывают воспоминания, — продолжала мама. — Я вспоминаю ту рождественскую ночь, когда Фоксворт Холл сгорел дотла. Ночь была холодной и снежной, но свет был в округе, как от фейерверка. Я сняла с себя все кольца и швырнула все эти бриллианты и изумруды в глубокий снег. Я тогда думала, что никто на свете их никогда не найдет, но вы, Мадам, носите то самое кольцо с изумрудом, которое я швырнула в снег! Оказалось, Крис тогда подобрал все эти драгоценности, потому что они принадлежат его матери! Его драгоценной матери!

— Я устала. Уходите, — прошептала сгорбленная фигура в черном, стоя посередине комнаты. Но ловушка уже захлопнулась.

— Ты! — закричала мама. — Надо было мне раньше догадаться! Ни у кого больше нет такой нитки жемчуга с застежкой в виде бриллиантовой бабочки! Конечно, ты устала! Ты больна! Ты не можешь быть не больна! Я теперь все понимаю. Как ты осмелилась снова войти в мою жизнь! После всего, что ты сделала, ты еще приходишь, чтобы нанести больший вред! Ненавижу тебя. Ненавижу за все, что ты сделала, но я никогда не думала, что у меня будет шанс отплатить тебе тем же. То, что я отобрала у тебя Барта — это была не месть. Теперь у меня есть шанс действительно отомстить.

Освободившись от Синди, она рванулась вперед и вцепилась в бабушку. Та пыталась отбиваться, но мама была сильнее. Затаив дыхание, я с интересом следил за поединком.

Бабушка, очевидно, была растеряна и не знала, что делать. Но тут вмешалась Синди: она испустила вопль страха и расплакалась.

— Мама, пойдем домой, — уговаривала она сквозь плач.

Открылась дверь, и в комнату, шаркая, вошел Джон Эмос, И, пока мама изготовилась к новой атаке, Джон Эмос положил свою костлявую руку на плечо бабушки. Никогда раньше я не видел, чтобы он прикасался к ней.

— Миссис Шеффилд, — обратился он к маме, — вас милостиво приняли в этом доме, а теперь вы ведете себя непорядочно по отношению к моей жене, которая плохо себя чувствует вот уже несколько лет. Я — Джон Эмос Джексон, а это моя жена, миссис Джексон.

Потрясенная, мама уставилась на него.

— Джон Эмос Джексон, — повторила она медленно, осмысливая это имя. — Я раньше это где-то слышала. Ну, правильно, только вчера я перечитывала свою рукопись и думала, как бы изменить это имя. Вы и есть тот Джон Эмос Джексон, который был дворецким в Фок-сворт Холле! Я помню вашу лысину, и как она сияла под канделябрами. — Она быстро обернулась: я было думал, чтобы взять Синди за руку, но она быстро сдернула вуаль с лица бабушки.

— Мама! Я должна была догадаться, что ты будешь преследовать меня. С момента, как я переступила порог этого дома, я предчувствовала твое присутствие, чувствовала запах твоих духов, твою обстановку. Тебе хватило ума накинуть черное на лицо и тело, и не хватило ума снять свои перстни. Тупица, ты всегда была такая тупица! Или это невменяемость, или твое слабоумие? Неужели я смогу забыть твои духи, твои перстни?

И она засмеялась, дико и истерически, как-то поворачиваясь вокруг Джона Эмоса, который старался поймать ее, чтобы предупредить новое нападение, но он был неуклюж и неудачлив.

Взгляните только на нее — она танцует! Она кружилась вокруг бабушки, временами выбрасывая руку, чтобы шлепнуть бабушку, а временами выбрасывая в стороны ноги, выкрикивая:

— Мне следовало бы знать, что это ты. С тех самых пор, как ты переехала сюда, Барт сошел с ума. Почему ты не можешь оставить нас в покое? Ты специально приехала сюда, чтобы разрушить то счастье, которое мы с таким трудом построили с Крисом для себя. Впервые за много лет мы были счастливы. Но ты приехала и разрушила наше счастье. Ты разрушила еще и психику Барта, и настолько, что теперь придется поместить его в лечебное учреждение, как тебя когда-то. Как я тебя ненавижу! Как я ненавижу тебя за все это: Кори, Кэрри, а теперь Барт — будет ли конец счету твоих жертв?

Ловко выбросив вперед ногу, она подбила бабушку под колени — та упала на пол, как груда черного тряпья, и мама в момент была на ней. Она прижала ее к полу и сорвала с шеи жемчужные бусы с застежкой из бриллианта. Со страшной силой мама рванула уже похищенные у бабушки бусы, а жемчужины неслышно рассыпались по восточному ковру.

Джон Эмос грубо схватил маму и поднял ее на ноги. Он держал ее и тряс:

— Сейчас же соберите жемчуг, миссис Шеффилд, — злобным, сильным голосом приказал он, и я удивился, откуда при его дряхлости у него такой голос.

Он поразил меня жестокостью, которая была в его лице, когда он держал маму. Джори бы бросился на него и защитил маму. Но я — я не знал, что делать. Ведь Бог должен покарать маму за грехи, а если я стану ее спасать, что тогда Бог сделает со мной? К тому же Джори больше меня. Папа часто говорил, что все, что ни делается — все к лучшему; так что так и должно было случиться. Но все же я чувствовал себя глубоко несчастным.

Мама, похоже, не нуждалась в моей помощи. Она резко двинула головой, и искусственная челюсть Джона хряснула. Я ясно слышал этот звук. А мама уже была вне досягаемости. Джон с яростью бросился на нее. Он готов был убить ее, он сам стал ангелом мести!

Мама коленом резко ударила ему в живот. Джон вскрикнул и согнулся пополам, а потом рухнул на пол и катался по полу с проклятиями:

— Будь ты проклята!

— Будь ты проклят, Джон Эмос Джексон! — закричала ему мама. — Если ты только прикоснешься ко мне еще, я выцарапаю твои глаза! Тем временем бабушка поднялась на ноги и стояла, шатаясь, посередине комнаты, пытаясь надеть порванную вуаль. В этот момент мама залепила ей пощечину, так что бабушка упала в кресло.

— Будь же и ты проклята, Коррин Фоксворт! Я надеялась, что никогда больше тебя не увижу. Я надеялась, что ты умрешь в этом «скорбном доме», избавишь меня и себя от агонии последнего свидания, от звука твоего голоса, который я когда-то любила. Но мне не везет. Мне бы стоило знать, что ты чересчур сосредоточена на своих черных помыслах, чтобы оставить нас с Крисом. Ты, как и твой отец, изо всех сил цепляешься за жизнь, которую и жизнью-то нельзя назвать.

Я никогда не подозревал, что у моей матери такой дикий темперамент.

Ее характер, оказывается, совершенно как мой. Я был шокирован и испуган. Я не дыша смотрел, как мама возила старую бабушку по креслу, а потом они обе покатились на пол, не замечая все еще стонавшего Джона Эмоса, который, казалось, уже не встанет. Мама снова придавила своим телом бабушку, снимая с ее пальцев все ее дорогие украшения. Бабушка слабо старалась защитить свои сокровища.

— Прошу тебя, Кэтрин, не делай этого, — умоляла она.

— Ты! — рычала мама. — Как я желала видеть тебя поверженной, умоляющей. Тогда к своему несчастью я тебя пожалела, но теперь мой день отмщения! Смотри, что я сделаю с твоими побрякушками! — Она собрала все кольца в кулак и швырнула в пылающий огонь камина. — Вот, гляди! Кончено! Это нужно было сделать в ту ночь, когда умер Барт.