Вирджиния Эндрюс - Лепестки на ветру

• Название: Лепестки на ветру
• Автор: Вирджиния Эндрюс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1994

Трое Доллангенджеров теперь на свободе. Позади долгие годы, прожитые вместе на ужасном чердаке, а впереди целый мир — неизвестный, пугающий и полный возможностей. Казалось бы, пришло время, когда мечты сбываются. Но слишком велик груз прошлого, чтобы все было так просто.

---

Я сказала именно то, что вернуло его к реальности. Он быстро отпустил меня и отвернулся, так что я не могла видеть его глаз. Я терпеть не могла, когда люди прятали от меня глаза, чтобы я не увидела правды.

— Я думаю, что твои родители очень любили друг друга и были молоды, — сказал он странным, напряженным голосом, — так любили, что не задумывались о будущем и о последствиях.

— О! — закричала я в ярости. — Ты думаешь, дедушка с бабушкой были правы, и мы — порождение зла!

Он резко обернулся ко мне, его мягкие, чувственные губы были приоткрыты, он был взбешен.

— Не переиначивай моих слов в угоду своей жажде мести. Никакая причина не оправдывает убийства, если это не самозащита. Ты не порождение зла. Твои дед с бабкой были фанатиками, им следовало научиться принимать все как есть и пытаться сделать все возможное. А им было чем гордиться — четырьмя внуками, которых подарили им твои родители. И если твои родители вступили в игру, родив четверых детей, то я считаю, они ее выиграли. Господь был на твоей стороне и дал тебе слишком много красоты и умения ее ценить и, возможно, чересчур много талантов. И вот мы видим юную девушку, которую обуревают взрослые чувства — совсем ей не по возрасту и не по силам.

— Пол?..

— Не смотри на меня так, Кэтрин.

— Я не знаю, как я смотрю.

— Немедленно спать, Кэтрин Шеффилд!

— Как ты назвал меня? — спросила я, когда он уже направлялся к выходу. Он улыбнулся.

— Это была не оговорка по Фрейду, не думай. Доллангенджер — слишком длинное имя. Шеффилд подходит гораздо лучше. Мы можем официально оформить перемену фамилии.

— Ой. — Меня мутило от разочарования.

— Послушай, Кэтрин, — сказал он стоя в дверном проеме. Он был такой огромный, что загораживал свет из коридора.

— Ты играешь в опасную игру. Ты пытаешься соблазнить меня, а устоять против тебя трудно. Но в моей жизни ты, как дочь и ничего больше.

— В тот день, когда ты хоронил Джулию и Скотта шел дождь?

— Какая разница? Когда ты хоронишь того, кого любишь, всегда идет дождь. — И он ушел, быстро прошел по коридору до своей комнаты и захлопнул за собой дверь.

Итак, я пыталась дважды и оба раза была отвергнута. Теперь я могла вольно идти беззаботным, безоглядным путем дальше, и танцевать, танцевать, пока не достигну вершины. И это уж докажет маме, которая умеет только вышивать и вязать, кто умнее и талантливее. Она увидит, кто получает наследство, не продавая себя и не опускаясь до убийства, чтобы его получить.

Обо мне узнает весь мир! Они будут сравнивать меня с Анной Павловой и говорить, что я лучше. Она придет на прием, устроенный в мою честь, и с ней будет ее муж. Она будет выглядеть старой, увядшей, уставшей, а я буду молода и свежа, и ее драгоценный Барт подойдет ко мне, посмотрит на меня с восхищением и поцелует руку. «Вы — прекраснейшая из женщин, которых я когда-либо встречал, — скажет он, — и талантливейшая». И по одним глазам я пойму, что он любит меня, любит в десять раз сильнее, чем любил ее. И когда он будет моим, а она останется одна, я скажу ему, кто я, и он сначала не поверит. А потом поверит. И возненавидит ее! Он лишит ее всех ее денег. На что они пойдут? Тут я задумалась. Куда пойдут деньги, если их забрать от мамы? Обратно к бабушке? Они не достанутся нам — Крис, Кэрри или мне, потому что как Фоксворты мы просто не существуем. Тогда я сама себе улыбнулась, вспомнив о четырех свидетельствах о рождении, которые я нашла зашитыми под обивку одного из старых чемоданов. Я рассмеялась. Ой, мама, какие же ты глупости иногда делаешь! Только представьте себе, спрятала свидетельства о рождении! С ними я могу доказать, что Кори существовал, а иначе бы это было просто ее слово против моего, если только полиция не отправится в Гладстон и не найдет врача, который принимал роды. А еще была наша старая няня, миссис Симпсон и Джим Джонстон. Надеюсь, никто из них не переехал, и они все еще помнят четыре дрезденские куколки.

Я знала, что была злой, как моя бабушка говорила с самого начала, рожденная для дурного. Я была наказана еще до того, как сделала что-то плохое, и почему бы преступлению не быть под стать наказанию? Нет никаких оснований, чтобы меня преследовали призраки, и вся жизнь моя была порушена только за то, что в давнее горькое время я искала утешения в объятиях брата. Если было злом дать ему то, что отвергали его слова, но о чем молили его глаза, то пусть я буду злой!

Засыпая, я стала представлять себе, как все будет. Он не отвернется, не отвергнет меня, я сделаю это невозможным. Он не захочет причинять мне боль. Он примет меня, объяснит себе, что должен был так поступить, и не будет чувствовать на себе вины.

Вся вина будет на мне. А Крис возненавидит меня и вынужден будет найти кого-то еще.

НЕЖНЕЙ ВСЕХ РОЗ

В апреле 1961-го мне исполнилось шестнадцать. И вот я была в самом цвете юности, когда все мужчины, молодые и старые, в основном те, кому за сорок, оглядывались на меня на улице. Когда я стояла на углу и ждала автобус, машины замедляли свой ход, потому что водители не могли отвести от меня глаз.

И если они были в восторге, то я и того больше. Я крутилась перед многочисленными зеркалами в доме Пола, видела в них, иногда с удивлением, очаровательную, даже захватывающе красивую девушку и с упоением открытия понимала — это я! Я была потрясающа и знала это. Джулиан часто прилетал, чтобы пожирать меня горя-щим от желания взглядом, говоря мне, что он знает, чего хочет, пусть я и не знаю. Криса я видела только в выходные и знала, что он все еще меня хочет, все еще любит больше, чем сможет полюбить кого-нибудь еще.

Крис и Кэрри приехали домой в выходные, когда у меня был день рождения, и мы смеялись, обнимались и болтали так быстро, как будто у нас никогда не хватало времени наговориться всласть, особенно мы с Крисом. Я хотела сказать Крису, что мама скоро будет жить в Грингленне, но боялась, что он попытается помешать моему плану, поэтому так и не упомянула об этом. Потом Кэрри оставила нас и сидела, смотря на нашего благодетеля огромными грустными глазами. Этот большой, красивый человек велел мне одеться в самое лучшее.

— Почему бы тебе не надеть то платье, которое ты бережешь для особых случаев? В твой день рождения я приглашаю вас всех отведать изысканнейшие блюда в моем любимом ресторане — «Доме на плантациях».

Я тотчас помчалась наверх и бросилась переодеваться. Я хотела получить от дня рождения все. Мое лицо еще не нуждалось в косметике, но я все же сделала полный макияж, даже иссиня-черной тушью накрасила ресницы и потом загнула края щипчиками. Ногти мои сверкали, как жемчуга, и я одела ярко-розовое платье. О, я чувствовала себя такой хорошенькой, вертясь перед псише, купленном в угоду моему тщеславию.

— Леди Кэт-рин, — сказал Крис, заглядывая в дверь, — ты выглядишь великолепно, но это дурной вкус восторгаться собой так безудержно, чтобы быть готовой целовать собственное отражение. Право, Кэти, имей терпенье дождаться комплиментов от других, не одаривай ими себя сама.

— Я боюсь, что никто другой мне их не скажет, поэтому и говорю их себе — это придает уверенности. Правда, я красивая, а не просто хорошенькая?

— Ага, — сказал он смешным напряженным голосом. — Боюсь, мне никогда больше не увидеть девушки такой красивой, как ты сейчас.

— Можно сказать, что я с возрастом становлюсь все лучше?

— Больше комплиментов от меня не дождешься! Ничего удивительного, что бабушка разбила все зеркала! У меня самого есть такое желание. Какое тщеславие!

Я нахмурилась: мне не нравились упоминания об этой старухе.

— Ты выглядишь сногсшибательно, Крис, — сказала я, одаривая его нежной улыбкой. — Я не стесняюсь говорить комплименты, когда они заслуженные. Ты такой же красивый, как папа.

Каждый раз, когда он приезжал домой из школы, он выглядел еще красивее и еще взрослее. Хотя, если присмотреться внимательнее, я замечала, что от умудренности у него появляется странное выражение глаз, и он начинает выглядеть гораздо старше меня. Еще он казался грустнее, уязвимее меня, и это сочетание было особенно притягательным.

— Почему ты несчастлив, Крис? — спросила я. — Разве жизнь разочаровывает тебя? Разве это меньше, чем ты себе представлял, когда мы были заперты и только мечтали о будущем? Ты жалеешь, что решил стать врачом? Может, ты хочешь танцевать, как я?

Я подошла поближе и заглянула в его так много говорящие глаза, но он опустил их, и его руки потянулись, чтобы обхватить мою талию, но моя талия была недостаточно узка или его руки недостаточно велики. А может он просто хотел до меня дотронуться? Превращая в игру то, что было всерьез. Может так? Я заглянула ему в глаза и увидела любовь, в которой так нуждалась, а потом захотела одного — не знать об этом.

— Крис, ты не ответил.

— О чем ты спрашивала?

— Жизнь, занятия медициной, это оправдывает твои ожидания?