Джорджетт Хейер - Всевластие любви

• Название: Всевластие любви
• Автор: Джорджетт Хейер
• Жанр: Исторические любовные романы

Юная Кейт Молверн признательна богатой тетушке за ее решение отправить племянницу в провинциальный тихий Стейплвуд. Однако вскоре перед Кейт открываются истинные причины щедрости тетушкиного сердца: она должна, оказывается, избавлять от хандры своего симпатичного, но крайне нервного кузена Торкила. Иные чувства вызвал у девушки приезд другого ее кузена Филиппа, к которому с первых минут она испытывает симпатию.

---

– Нет, не чувствую, в таких домах я еще не бывала, сэр, – сдержанно ответила Кейт.

Торкил сел рядом с Кейт и, услыхав ее слова, воскликнул:

– Браво! Мама, кузина Кейт только что сказала, что в таких домах она еще не бывала!

Кейт густо покраснела и с виноватым видом взглянула на леди Брум, но та улыбнулась ей и сказала:

– Да, это так, сын мой. Твоя кузина провела долгое время в военных городках, запомни это! И она впервые в моем доме. Что это вам подали, сэр Тимоти? А, голову трески. Дайте Кейт попробовать, но не кладите, умоляю вас, на ее тарелку тресковый глаз. Многие считают глаза трески изысканнейшим деликатесом, но только не я!

– И не я, – сказал Торкил с гримасой отвращения на лице. – Я съем немного супа, мама.

– Следовательно, глаза трески достанутся нам – мне и сэру Тимоти! – сказал доктор Делаболь. – Нам они не кажутся противными, уверяю вас.

Доктор сидел напротив, и Кейт смогла наконец рассмотреть его. Это был крупный мужчина с мягкой улыбкой. Выглядел он прекрасно, слыл красавцем, и, кажется, не без оснований. У него были холеные белые руки, а мышиного цвета волосы были подстрижены и зачесаны по последней моде а la Брут. Платье доктора отличалось скромностью, тем не менее он произвел на Кейт впечатление франта. Может быть, потому, подумала она, что кончики воротника его рубашки, хотя и сравнительно скромных размеров, были туго накрахмалены, а шейный платок завязан с большим изяществом.

Голову трески сменило филе из телятины, а суп – отбивная говядина с кореньями. Однако, прежде чем было подано мясо, на столе появились жаренные на решетке голуби, пирожки, угорь под винным соусом и фрикассе из цыплят. Кейт отведала немного телятины, помня, что впереди еще второе блюдо, и с благоговейным трепетом стала наблюдать за доктором, который уже съел большую порцию трески, а теперь положил себе на тарелку двух голубей и с большим аппетитом расправлялся с ними.

На второе подали гуся с зеленью, двух кроликов, мясо краба под соусом, брокколи, шпинат и яблочный пирог. Увидев это изобилие, Кейт поняла, что дом леди Брум ведется на широкую ногу. Однако, сделав такой вывод, Кейт была не столько поражена, сколько шокирована, ведь она на своем опыте знала, что одним тощим цыпленком, с умом приготовленным, можно накормить трех голодных едоков. У нее самой никогда не бывало на обед больше нескольких шиллингов, а потому расточительность, царившая в доме леди Брум, повергла ее в ужас. Обед остался почти нетронутым. Торкил пожевал немного крабового мяса и, отодвинув тарелку, раздраженно заявил, что краб совершенно несъедобен. После этого он принялся гонять по тарелке яблочный пирог, отщипывая от него маленькие кусочки. Сэр Тимоти осторожно отрезал себе крохотный кусочек крольчатины и позволил Кейт положить себе на тарелку ложечку шпината, к которому, однако, так и не притронулся. Леди Брум, настояв на том, чтобы положить на тарелку доктору Делаболю изрядный кусок гусятины, сама съела совсем немного. Кейт устояла перед уговорами отведать гуся, закончив обед яблочным пирогом и муссом. За обедом леди Брум болтала о всяких пустяках, а доктор рассказывал анекдоты. Сэр Тимоти, не сводя с Кейт глаз, полных мировой скорби, беседовал с ней о войне на Пиренейском полуострове. Поначалу она отвечала на его вопросы с некоторым смущением, но, когда он заговорил о сражениях, происходивших уже на ее памяти, она оживилась и почувствовала себя раскованнее. Сэр Тимоти мягко рассмеялся, когда, живописуя условия, в которых приходилось сражаться на Пиренеях, она сказала, что «даже в ставке, располагавшейся в Лесаке, условия были гнуснейшими».

Торкил спросил ее с любопытством:

– Вы что, там были?

– Нет, в Лесаке я не была, – ответила Кейт, взглянув на него и дружески улыбнувшись.

– Нет, я имел в виду на Пиренейском полуострове.

– Да, была! Можно сказать, что я выросла в Португалии. Впрочем, я была тогда совсем еще ребенком, и отец оставил нас с мамой и няней в Лиссабоне, поэтому я ничего не могу рассказать вам об отступлении в Корунну. Самая первая кампания, о которой у меня сохранились смутные воспоминания, была в 1811 году, когда лорд Веллингтон совершил бросок к линии Торрес-Ведрас и отодвинул французов к самому Мадриду.

– Как я вам завидую!

– Неужели? Условия для жизни там были просто ужасные, а иногда – и опасные.

– Не важно, – сказал Торкил, бросив хитрый взгляд на свою мать. – Я живу в этом доме словно в заколдованном замке.

– Какую ерунду ты несешь, сын мой, – бросила леди Брум и, поднявшись из-за стола, направилась в двери. Лакей раскрыл перед ней дверь, и она вышла. За леди Брум вышла Кейт, которой очень хотелось поблагодарить лакея, но она прекрасно понимала, что делать этого не следует. Кейт знала, что в этом доме ей следует вести себя как госпоже, но ей хотелось сделать приятное человеку, раскрывшему перед ней дверь, и она приветливо улыбнулась. Кейт знала, что леди Брум никоим образом не одобрила бы ее поведения. Ни один мускул не дрогнул на лице лакея, но позже он поразил всю прислугу в доме, заявив, что истинное благородство узнается с первого взгляда. Оно определяется не величиной состояния и не знатным происхождением, добавил он, хотя невежественные люди обычно думают иначе.

– Сэр Тимоти – благородный человек, – заявил он охрипшим вдруг голосом, указуя ножом в сторону своего хозяина. – И никто не станет отрицать этого! А почему? Да потому, что он не такой спесивый, как некоторые, и никогда не забудет поблагодарить тебя, если ты оказал ему услугу. А вот леди Брум никак не назовешь благородной. А почему? Да потому, что она никогда не замечает нас, слуг, с высоты своего высокомерия. И этот доктор Делаболь совсем не благородный, ведь он всегда так лебезит перед нами. Зато мисс Кейт – благородная девушка, тут уж ничего не скажешь!

Мисс Кейт, не подозревавшая о том, какой вердикт вынесли ей слуги, проследовала за своей тетушкой в Желтый салон, где та попыталась объяснить Кейт поведение своего сына. По мнению леди Брум, он был чрезмерно избалован, поскольку в детстве часто болел, этим и объясняются все его выходки.

– Не обращай внимания, если он опять ляпнет какую-нибудь глупость, – сказала она, слегка улыбнувшись. – Иногда я думаю, что из него получился бы хороший актер, хотя от кого он унаследовал этот сценический дар, я не имею ни малейшего представления.

– Разумеется, я не буду обращать внимания на его выходки, – весело отозвалась Кейт. – Как никогда не обращала внимания на выходки подчиненных моего отца.

– Дорогое мое дитя! – промурлыкала ее светлость. – Тебе присущ здравый смысл, а вот Торкил, боюсь, его напрочь лишен, так что ты будешь для него прекрасным товарищем. Думаю, тебе следует знать, что, хотя мы посчитали невозможным послать его в школу, я чувствовала, что было бы неуместным вовлекать его в нашу с сэром Тимоти светскую жизнь. Поэтому мы поселили его в западном крыле дома, там он и проживает, или, по крайней мере, проживал до сих пор, вместе с доктором Делаболем и своим камердинером, нашим верным Баджером.

На лбу у Кейт появилась морщинка, она осмелилась спросить, сколько Торкилу лет, и с изумлением узнала, что ему уже исполнилось девятнадцать.

– Ты думаешь, – мягко спросила ее светлость, – что он должен был бы учиться в Оксфорде? К сожалению, здоровье его еще слишком хрупко, поэтому мы решили не посылать его туда.

– Нет, я подумала не об этом, мэм. Он… ведь уже взрослый, и мне кажется немного странным, что его до сих пор держат в детской!

Леди Брум рассмеялась:

– Нет, Бог ты мой, нет! Не в детской! И что это такое взбрело тебе в голову? Дело в том, что он сам пожелал остаться в западном крыле, он находит там убежище, особенно когда в плохом настроении. У Торкила оно меняется стремительно, я уверена, что это ты уже заметила, и от малейшего волнения у него начинаются ужасные головные боли. Его это очень расстраивает, и в таких случаях ничего не остается, как уложить его в постель и обеспечить ему абсолютный покой. А это было бы совершенно невозможным, если бы он жил в центральной части дома.

Кейт никогда прежде не приходилось общаться с больными молодыми людьми, поэтому она поверила леди Брум на слово и ничего больше не сказала. Когда в комнате появились мужчины, слуги приготовили стол для игры в триктрак, и сэр Тимоти спросил Кейт, умеет ли она играть в эту игру. Она шутливо ответила:

– Разумеется, сэр! Я частенько играла с моим отцом и считаю себя непревзойденным игроком!

Сэр Тимоти усмехнулся.

– Ну-ка, покажите, на что вы способны! – пригласил он. – А вы случайно не играли со своим отцом в пикет?

– Частенько, сэр!

– Тогда потом сыграем и в пикет. Делаболь слишком слабый для меня противник, а Торкил питает отвращение к азартным играм. Это у него от матушки, которая не отличит пик от треф! Правда, Минерва?

Леди Брум улыбнулась ему, но с таким видом, с каким некоторые женщины улыбаются, услышав бессвязный лепет ребенка, и жестом указала доктору Делаболю, чтобы он сел рядом с ней на диван. Понизив голоса, они принялись болтать о чем-то своем, а Торкил сел за пианино и стал лениво что-то наигрывать. Оторвавшись случайно от игры и взглянув на него, Кейт поразилась мрачному выражению его лица. Его глаза были полны тоски, уголки губ опустились, но она не успела понять причину этого, потому что в этот момент сэр Тимоти с притворной скромностью спросил ее: