Кристофер Хибберт - Бенито Муссолини

• Название: Бенито Муссолини
• Автор: Кристофер Хибберт
• Издательство: изд-во «Феникс»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-222-00227-6

Впервые на русском языке издается оригинальная биография крупнейшего политического деятеля итальянской истории XX века Бенито Муссолини. Написанная английским журналистом К. Хиббертом, участником боев за освобождение Италии, книга впервые увидела свет в 1962 г. В традиционной для западных биографов непринужденной манере автор раскрывает многие неизвестные страницы личной жизни Муссолини, неоднозначность и противоречивость личности итальянского диктатора, его идейную эволюцию и перипетии жизненного пути. Подготовленная на основании огромного числа документов, мемуарной литературы, материалов личных встреч автора со многими итальянскими политиками этого периода, книга воссоздает реалии и саму атмосферу исторической эпохи, с которой связано становление тоталитарных режимов в Италии и других странах Европы.

---

Услышав гул моторов, Муссолини, сидевший скрестив руки у открытого окна своей гостиной, посмотрел на плавающие в небе облака и увидел планеры, скользящие вниз прямо над холмом, находящимся перед самым отелем. Когда ближайший планер опустился на землю при звуках рвущегося брезента и ломающегося дерева, он увидел, как из разбитого фюзеляжа вывалилось несколько человек, вскочивших и бросившихся затем к нему. Сначала, хотя они и находились менее чем в тридцати ярдах от входа в отель, он не мог разглядеть, кто они такие; но потом понял, что один из них — итальянский офицер, кричащий изо всех сил оторопевшим карабинерам: «Не стрелять! Не стрелять!»

«Не стрелять! — крикнул сам Муссолини в открытое окно. — Там итальянский офицер. Все в порядке!»

«Ваше превосходительство! Ваше превосходительство!» Лейтенант Файола, задыхаясь и крича, взбегал по лестнице, направляясь в комнату Муссолини. «Ваше превосходительство! Немцы!»

Он влетел в комнату и, увидев выглядывающего из окна пленника, истерически выкрикнул: «Закройте окно и не двигайтесь».

Внизу Скорцени пробежал участок пересеченной местности перед отелем и влетел в первую же увиденную им открытую дверь. Выбив стул из-под радиста, он разнес вдребезги аппарат и огляделся в поисках входа, ведущего в отель. Но его здесь не оказалось. Он выбежал из комнаты и пустился бежать вдоль здания. Достигнув террасы, которая находилась на высоте примерно девяти футов над землей, он прыгнул на спину одного из своих людей, взобрался на террасу и тревожно осмотрел уходящую вверх неровную стену здания с рядами маленьких квадратных окон. В одном из окон второго этажа он увидел лицо смотрящего на него сверху Муссолини.

«Отойдите от окна», — крикнул он и побежал в сторону вестибюля отеля. «Тут все смешалось. Никто и не думал отдавать какие-либо приказы», — вспоминал один из служащих отеля позже. Здание заполнили карабинеры, бросившие свой пост у пулеметов при первом появлении немецких штурмовиков и искавшие в отеле укрытия. По дороге многие из них бросали свои ружья и гранаты. Неизвестно зачем выкрикивая «Руки вверх!», люди Скорцени прокладывали себе путь в здание, сам же он, раздвигая прикладом карабинеров, пробрался к лестнице и поднялся на второй этаж, перескакивая через три ступени разом. Здесь он свернул по коридору налево и распахнул дверь, которая, по его предположению, вела в нужную комнату.

Лицом к нему в центре комнаты стоял Муссолини. С ним были лейтенант Файола и другой итальянский офицер, молодой унтерштурмфюрер вывел обоих в коридор. Внизу за окном другие планеры уже спустились на скалу, и остальные эсэсовцы пробирались по холмам к отелю. До сих пор не было сделано ни единого выстрела.

Скорцени выглянул в коридор и приказал вызвать старшего из итальянских офицеров. Появился полковник, которому было предложено отдать приказ о капитуляции. Он попросил время для того, чтобы обдумать это требование, и Скорцени дал ему одну минуту. Не прошло и этого времени, как он вернулся с бокалом красного вина. Вежливо склонившись, он протянул его Скорцени и торжественно произнес: «За победителя».

Внеся некоторую определенность в сложившуюся ситуацию, Скорцени повернулся, чтобы представиться Муссолини.

«Дуче! — провозгласил он, стоя по стойке смирно. — Фюрер прислал меня! Вы свободны». Муссолини заметил, что он сильно вспотел и «казался глубоко взволнованным».

Дуче протянул руки и на секунду прижал Скорцени к груди.

«Я знал, что мой друг Адольф Гитлер не покинет меня», — сказал он.

Его голос звучал чисто, но Скорцени был поражен его видом. Он был одет в поношенный, плохо сидевший на нем костюм и выглядел очень больным. Он был небрит и казался постаревшим на много лет по сравнению с тем, каким Скорцени в последний раз видел его, гордо стоявшего на балконе Палаццо Венеция. Глядя на его плохо остриженные волосы, австриец вспомнил, какой привлекательной и величественной казалась эта голова раньше. Только большие темные глаза выдавали человека сильного и властного. Генерал Солети потом говорил, что он выглядел изможденным и казалось, что единственным его желанием было вернуться домой в Рокка-делле-Каминате.

Однако в данный момент Скорцени важнее всего было просто выбраться с ним отсюда. Предполагалось лететь на «хейнкеле» с аэродрома Аквилы, который должны были захватить парашютисты, но радист не мог соединиться с люфтваффе, чтобы вызвать «хейнкель» из Рима. В качестве альтернативы предполагалось использование более легкого самолета, который мог бы приземлиться и взлететь в долине. Самолет этот вылетел и приземлился, но при этом его шасси оказалось сильно повреждено и взлететь на нем было нельзя. На крайний случай планировалось посадить на плато легкий «шторх». Капитан Герлах, первоклассный личный пилот генерала Штудента, сумел это сделать. Однако он очень сильно сомневался, что сможет снова поднять его в воздух.

Не догадывающийся еще об этих опасениях Герлаха, Муссолини вышел из помещения в тяжелых лыжных ботинках. Как всегда в присутствии немцев, он казался преисполненным непреклонной решимости. Доменико Антонелли, накануне приступивший к исполнению обязанностей управляющего отелем, подумал, что он уже снова вошел в роль диктатора. «Он двигался более решительно, говорил уверенно и выдвигал челюсть вперед».

Он предложил Гуэли и Файоле лететь вместе с ним. Сначала оба согласились, однако, когда время отправления подошло, Файола нерешительно спросил, можно ли ему поговорить с дуче.

«Говори же, — нетерпеливо сказал Муссолини. — Давай! Давай!»

«Дуче, — сказал Файола, заметно нервничая. — У меня жена и ребенок. Если Вы не возражаете, я бы лучше остался здесь».

«Очень хорошо, в таком случае оставайся».

Антонелли отметил суровый тон его ответа.

Перед отелем служащие стояли в ряд, как это раньше делали слуги в имениях, прощаясь со знатным гостем. Муссолини по очереди пожал каждому руку, произнося по нескольку слов со снисходительностью диктатора, милостиво и одновременно высокомерно. Они с самого начала предполагали в нем эти качества, но прежде он их не обнаруживал.

«Большое вам спасибо, — сказал он наконец им всем. — Я никогда вас не забуду».

Он направился к самолету, а немецкие солдаты и карабинеры, стоя смирно, отдавали ему честь на фашистский манер и громко выкрикивали: «Дуче! Дуче! Дуче!»

«Подошел капитан, который должен был везти меня на своем самолете, — вспоминал Муссолини этот драматичный момент. — Очень молодой человек по имени Герлах, ас. Прежде чем войти в самолет, я повернулся, чтобы махнуть рукой моей охране. Все они, казалось, были ошеломлены. Многие искренне были растроганы. У некоторых даже были слезы на глазах».

Герлах был слишком встревожен, чтобы обращать внимание на происходящее. Ему лишь с огромным трудом удалось посадить самолет на такой короткой и плохо подготовленной полосе, — настаивал он, — и он не ручается, что удастся взлететь с пассажиром на борту. Услышав, что Скорцени тоже собирается лететь, Герлах пришел в ужас. Это совершенно невозможно, сказал он. Достаточно и одного пассажира, два — это уже катастрофически много. Если самолет и взлетит, он не удержится на высоте. Однако Скорцени продолжал стоять на своем. «Если бы катастрофа произошла, — писал он потом, — мне бы оставался один выход — пуля из моего собственного револьвера. Адольф Гитлер никогда бы не простил такого исхода нашего предприятия. Поскольку другого способа доставить дуче целым и невредимым в Рим не было, лучше было разделить с ним эту опасность, даже если мое присутствие ее увеличивало. В случае неудачи всех нас постигла бы такая же судьба».

Муссолини позднее признавался, что разделял опасения Герлаха, но не стал говорить этого. Один из карабинеров видел, как он согнулся, чтобы войти в маленький самолет. Он казался старым и больным в зимнем пальто, которое было ему велико, и черной широкополой фетровой шляпе, надвинутой на глаза; карабинер ощутил внезапную жалость к нему и восхищение его мужеством. Скорцени заметил, что он слегка заколебался, прежде чем забраться на заднее сидение, и то, что он не стал протестовать, вызывало уважение.

Мотор самолета взревел в полную мощь, когда двенадцать человек, буксировавшие его, по команде Герлаха отошли в стороны и он с шумом понесся по неровному плато. Самолет набирал скорость, приближаясь к краю расчищенной полосы, но колеса не отрывались от земли. Край плато приближался, и, казалось, самолет наверняка сорвется с откоса глубокого оврага, как вдруг он оторвался от земли. В следующее мгновение он снова упал, и одно из его колес ударилось о скалу, откидывая машину влево, и через край оврага вниз в долину. Он падал сквозь разреженный воздух, в ушах Муссолини свистел ветер, а в это время Герлах пытался остановить падение. «В тот момент я испытал чувство истинного ужаса», — признавался Муссолини через год в беседе со швейцарским журналистом.