Эндрю Ходжер - Храм Фортуны

• Название: Храм Фортуны
• Автор: Эндрю Ходжер
• Издательство: «Неофит» Ltd
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1995
• ISBN: 5-7707-4345-Х

Четырнадцатый год новой эры. Древний Рим, который недавно превратился из республики в империю. При дворе цезаря Августа идет, на первый взгляд, незаметная, но напряженная и неустанная борьба за власть. Волею случая в соперничество был вовлечен молодой офицер Гай Валерий Сабин. События разворачиваются так, что уповать ему зачастую приходилось лишь на улыбку капризной богини Фортуны.

---

«Ты поступил как настоящий римлянин. Это высшая похвала в моих устах», — сказал ему Сатурнин.

Как же он будет смотреть в глаза сенаторам, если проявит слабость? Нет, у государственного деятеля есть принципы, через которые он не может, не имеет права переступать. Ливия предстанет перед судом. Но когда дело будет рассмотрено, то перед вынесением приговора он, Август, сам обратится к сенату с просьбой о милосердии. И к Постуму тоже. Они поймут его чувства, поймут, что он исполнил долг правителя, а теперь просит лишь как муж несчастной женщины, совершившей роковую ошибку. Да, так и следует поступить.

— Послушай меня, — сказал Август, глядя на императрицу. — И прости. Я не могу поступить иначе, ты должна это понимать. Закон есть закон, он один для всех. И ты предстанешь перед судом. Но я обещаю...

Дальше Ливия не слушала. Она приняла решение. Терять ей все равно было нечего. С письмом, которое предъявит Сеян, ей не уйти от смерти. Ух, как взвоют тогда эти презренные шакалы в белых тогах! И первым среди них будет Сатурнин. Нет, такого удовольствия она им не доставит. Цезарь сам виноват.

— А теперь ты послушай меня, — сказала женщина изменившимся голосом, с каким-то новым выражением лица. — И слушай внимательно. Хорошо, я предстану перед судом. И я все им расскажу...

— Вот это правильно, — оживился Август, ожидавший совсем не такой реакции. — Они поймут...

— Да, они поймут, — со злобной улыбкой повторила Ливия. — Но только каяться я не буду и речь пойдет вовсе не об Агриппе Постуме.

— А о чем? — с тревогой спросил цезарь, ноющее сердце которого сжалось от страшного предчувствия.

— О многом, — протянула Ливия. — Например, о том, как посланный мною врач отравил твоего внука Луция.

— Что? — воскликнул Август, побледнев. — Не шуга так, умоляю...

— Теперь уж не до шуток. А хочешь услышать, как мои люди устроили засаду на твоего внука Гая? Или как...

— Да ты змея, — прошептал цезарь, с трудом приподнимаясь.

На его лбу выступил холодный пот, губы дрожали, прерывистое дыхание со свистом вылетало изо рта.

— Неужели ты сделала это?

— ...как я помогла отправить в ссылку твою дочь и внучку, — невозмутимо продолжала императрица, не сводя безумных глаз с лица мужа. — Сенаторы с интересом выслушают, как пять дней назад один из них, твой приятель Фабий Максим, был по моему приказу зарезан на дороге у Пинция.

— О, боги! — выдохнул цезарь, не понимая, грезит он или нет. — Чудовище! Как же ты могла? Змея... Ты ужалила меня в самое сердце! Чудовище!

— Ха-ха, — сказала Ливия. — Что ж, ты сам вынудил меня открыться. Теперь слушай... настоящий римлянин. Ничтожество!

Цезарь почувствовал страшную боль в груди, в голове у него мутилось, во рту пересохло.

— Позови врача, — слабо произнес он. — Мне плохо...

— Сейчас, — кивнула Ливия. — А ты больше ничего не хочешь сказать мне наедине?

— Хочу...

Собрав последние силы, Август потянулся к столику, который стоял возле кровати и на котором лежали навощенные таблички и стилос. Левой рукой он ощупью вытащил из-под подушки государственную печать.

— Я все тебе скажу, все, — словно в бреду повторял цезарь, вонзая железный стержень в воск. — Ты ответишь за все, змея... подлая змея...

Ливия поднялась с табурета и наклонила голову, чтобы лучше видеть.

Август неровными каракулями выводил:

"Руководствуясь соображениями государственной безопасности и по обвинению в государственной измене, каковая мною установлена доподлинно и вне всяких сомнений, приказываю немедленно, без суда... "

Цезарь на миг прервал и задумался: кровь дико стучала в висках. Конечно, без суда. Он не хочет, чтобы все эти ужасы слышали сенаторы, чтобы их потом обсуждали на Форуме и в забегаловках Эсквилина. По древнему римскому закону — практически давно не применяемому, но формально все еще имеющему силу — отец и муж имеет право лишить жизни членов своей семьи, если сочтет их проступок достойным такого сурового наказания. А ведь нет никаких сомнений, что проступки Ливии заслуживают самой страшной кары. Август вернулся к письму:

«...без суда и следствия казнить смертью мо...»

Он хотел написать: мою жену Ливию Друзиллу, но императрица вдруг схватила его за руку.

— Подожди. Прежде, чем меня убьют, я должна сказать тебе еще одно.

— Позови врача, — прошептал Август, чувствуя, что теряет сознание. Нет, он должен дописать приказ...

— Так вот, — продолжала Ливия, — ты сказал, что у сенатора Сатурнина нет причин ненавидеть меня. Это не так, у него есть очень веская причина. А хочешь узнать, какая?

Не ожидая ответа, она наклонилась к уху Августа и прошептала несколько слов. Остекленевшие глаза старика широко раскрылись и полезли на лоб, изо рта вырвался глухой протяжный стон, похожий на крик умирающего зверя, в груди словно что-то взорвалось, и он упал навзничь, хрипя и царапая скрюченными пальцами простыни на постели.

Ливия бросила на него быстрый взгляд и взяла со стола табличку с неоконченным приказом. Перечитала неровные слова:

«...соображениями государственной безопасности... по обвинению в государственной измене... немедленно, без суда и следствия казнить смертью мо...»

Императрица криво усмехнулась, секунду раздумывала, а потом дописала, подражая почерку цезаря, чему она выучилась уже давно: «... моего внука Агриппу Постума».

И приложила к тексту печать — индийский рубин с вырезанной на нем головой Сфинкса.

Глава XXVIII Comoedia finita, plaudite[3]

Сабин сидел в своей комнате в доме по соседству со зданием, которое занимал Август, и от нечего делать перебирал свитки с какими-то пошлыми греческими стихами, которые только и нашлись в здешней библиотеке. Мысли его были далеки от фривольных элегий.

Трибун раздумывал, почему нет никаких известий от Фабия Максима. Это его очень тревожило. Ведь у него находился документ огромной важности. Сегодня, правда, врач сообщил, что состояние здоровья цезаря заметно улучшилось, однако опасность еще не миновала, и в любой момент может случиться непоправимое.

А тогда им осталось бы уповать лишь на новое завещание Августа. Конечно, если принцепс поправится и сможет сам огласить его в сенате, то никаких проблем не возникнет. Но даже если с такой речью выступит, например, Тиберий, предъявив волю своего отца в письменном виде, завещание все равно будет утверждено. Ведь большинство сенаторов не очень любят Ливию, и охотно проголосуют «за».

От размышлений Сабина оторвал стук в дверь. Трибун повернул голову.

— Да! — крикнул он.

На пороге появился раб из прислуги Августа, приставленный к Сабину в качестве порученца.

— Господин, — доложил он с поклоном, — там к вам пришел человек...

— Какой человек? — скривился Сабин. Он сейчас никого не хотел видеть. — Так проводи его сюда.

Он подумал, что это кто-то из свиты цезаря, Сатурнин, а может, Друз. Да нет, тот вошел бы без предупреждения, отшвырнув с дороги раба.

Слуга замялся.

— Прости, господин... Но он не из благородных... И так выглядит, что...

Трибуна словно какая-то сила подбросила со стула, предчувствие иглой вонзилось в сердце.

— Давай его сюда! — рявкнул он и, не вытерпев, сам побежал к двери вслед за рабом.

Да, там, возле ворот дома, в тени большого платана стоял Корникс. Сабин сразу узнал его, вернее — не узнал, а понял, что это именно он. Ведь человек, стоявший сейчас перед ним, очень мало напоминал того флегматичного, добродушного галла, который вот уже несколько лет служил трибуну верой и правдой.

Его одежда была в страшном беспорядке — туника разорвана, в каких-то бурых пятнах, сандалии сбиты, ремешок оборван. Лицо выглядело не лучше — хмурое, застывшее, глаза запали, кожа натянулась и потемнела, волосы торчат в разные стороны, а справа на голове виднеется большой сгусток запекшейся крови. На шее Корникса тоже был свежий порез, лишь чуть-чуть затянувшийся.

Несколько секунд Сабин молча смотрел на галла, его горло стиснуло спазмом. Потом с усилием кивнул головой.

— Заходи.

Корникс медленно, пошатываясь, двинулся к дому. Вдруг он остановился и полным усталости движением провел по лицу, стирая пот.

— Там моя лошадь, — сказал он хрипло и показал куда-то в сторону. — Я заплатил за нее шесть золотых. А теперь она, кажется, собирается сдохнуть.

Сабин кивнул цезарскому слуге, который стоял рядом и с раскрытым ртом наблюдал странную сцену.

— Займись лошадью, быстро.

Тот исчез.

Корникс дотащился до порога, прошел в комнату и, умоляюще посмотрев на хозяина, опустился на стул.

— Садись, садись, — бросил трибун, стремительно подошел к столу, налил в кубок вина из небольшой амфоры и протянул галлу.

— Выпей. Есть хочешь?

Корникс попытался одновременно кивнуть и приложиться к вину. Это привело к тому, что он носом въехал в кубок и расплескал жидкость, которая потекла по его подбородку. Потом он сделал несколько жадных глотков и в изнеможении закрыл глаза.