Артём Тарасов - Миллионер: Исповедь первого капиталиста новой России

• Название: Миллионер: Исповедь первого капиталиста новой России
• Автор: Артём Тарасов
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-475-00046-8

Жизнь Артёма Тарасова словно одна большая игра: он азартно играл в КВН и казино, в политику – баллотируясь в депутаты первого российского парламента, играл в детектив, уходя от преследований, когда его «заказывали» бандиты… Играл в бизнес, изобретая фантастические схемы «обналички» через уплату партийных взносов… Играл в аукцион, задумав вернуть в страну Малую российскую корону.

В книге-исповеди первого советского легального миллионера есть все, что присуще авантюрному роману: детективная интрига, любовные страсти, азартные погони, секреты большой политики и бизнеса.

---

Но отказаться было невозможно. Народ уже начал собираться в огромном зале предприятия, и объявления были расклеены по всем отделам и цехам научного центра.

Когда мы с комсомольцами приехали на место и мне в глаза бросилось это объявление, я, честно говоря, сильно засомневался в успешном исходе того, что мне предстояло сделать.

Там было написано:

«…выборы кандидата для участия в окружном собрании избирателей от города Обнинска по Смоленскому округу №27 между: заместителем Генерального прокурора СССР – товарищем Катусевым Л.Ф. и кооператором – товарищем Тарасовым A.M.».

Как выяснилось, сам Катусев в Обнинск не приехал. И это только усложнило мое положение. Представлять на этом собрании Катусева было поручено легендарному следователю по особо тяжким уголовным преступлениям, известному политику Гдляну Тельману Хореновичу – доверенному лицу Катусева.

Тогда на всю страну гремело узбекское дело о коррупции, раскрытое следователем Гдляном, и Тельман Хоренович находился в первом ряду самых популярных людей СССР.

И вот я оказался на сцене, а Гдлян задержался где-то в дороге. Каждому из нас на выступление отводилось по десять минут, а потом должно было состояться голосование. Поскольку Гдляна еще не было и надо было начинать собрание, слово для выступления первому дали мне.

Я начал говорить какую-то чушь про перестройку, про гласность и кооперацию, достаточно вяло и невразумительно, и вдруг моя речь была прервана буквально шквалом аплодисментов: в зал вошел Гдлян.

Он поднялся на сцену и, не обращая на меня никакого внимания, раскланивался перед восхищенной публикой, будто дирижер после окончания концерта.

Когда через несколько минут зал утихомирился и мне дали возможность продолжить, я кое-как довел не понятное никому выступление до не понятного никому конца и сел на место.

Гдлян, с усмешкой глядя на меня, встал и подошел к трибуне. Председательствующий предупредил о регламенте выступления, и Гдлян начал речь:

– Это вы мне, Гдляну, говорите, что надо выступать всего десять минут? Гдляну – депутату Верховного Совета СССР, заслуженному юристу Советского Союза? Гдлян будет говорить столько времени, сколько понадобится! – Он почти все время говорил о себе в третьем лице, и эта манера придавала ему особую значимость и величие.

– Удивительно, что здесь происходит? Нет предела возмущению! Вначале думал, что приехал в солидное учреждение представлять заместителя генерального прокурора СССР. И кто на сцене? Кооператор-колбасник! Это же надо было стране до того докатиться, чтобы Гдляну делали какие-то замечания по регламенту и чтобы Катусеву, заслуженному человеку, на котором держится вся совесть нации, противостоял какой-то колбасник-кооператор! Такого стыда Гдлян в своей жизни еще не испытывал!

После этих слов в зале воцарилась какая-то жуткая, тюремная тишина.

Тельман Хоренович выступал почти два часа. Он рассказал о своей жизни, об узбекском деле, о том, как они, естественно вместе с Катусевым, вернули государству миллиарды рублей и что чуть ли не сам Катусев раскрыл все эти преступления, несмотря на давление властей. Далее он отвечал на многочисленные вопросы из зала, и собрание превратилось в вечер встречи с легендарным следователем.

Гдлян был очень неплохим оратором, тема разговора о преступлениях власти была самой злободневной, и через какое-то время люди вообще забыли о моем присутствии. Действительно, слушать его было очень интересно, ведь тогда впервые в СССР к ответственности привлекли первых лиц среднеазиатской республики. Суммы похищенных денег поражали воображение собравшихся, и все переживали так, будто эти деньги были похищены из их собственных карманов, но потом возвращены.

Когда Гдлян закончил речь под овацию зала, я увидел чрезвычайно мрачные и вытянутые лица двух ребят-комсомольцев, сидевших среди публики. Не отдавая себе полного отчета о том, что делаю, я встал и, обратившись к председателю собрания, сказал:

– Товарищ председатель! В своей речи уважаемый товарищ Гдлян обращался лично ко мне, и поэтому я хотел бы ему ответить на это обращение, прошу разрешить мне сказать буквально несколько слов.

Зал притих и с интересом обратил на меня внимание. Получив молчаливое согласие председателя, я снова вышел на сцену и сказал:

– Да, конечно, уважаемые товарищи, следователь Гдлян имеет право прямо сейчас меня арестовать! Не удивляйтесь. В Уголовном кодексе СССР есть статьи «за предпринимательство» и «за коммерческое посредничество». По ним дают до пяти лет тюрьмы с конфискацией имущества, а я как раз именно этим и занимаюсь. Заявляю это вслух. Вот почему Гдлян, если захочет, может на законных основаниях здесь, при вас, надеть на меня наручники.

Это была правда. Зал замер в ожидании, а я продолжал:

– Но пока этого не случилось, я хочу ответить на заявление о том, что ему стыдно сидеть на сцене рядом с «колбасником». Так вот, Тельман Хоренович, у меня только одно возражение: ваш товарищ Катусев и вы сами в Верховном Совете гораздо ближе к колбасе, чем я! Вы эту колбасу едите каждый день, а мы ее еще не начали производить. Поэтому купить ее в России простому человеку негде.

Действительно, в то время в Обнинске все чаще и чаще были перебои в снабжении продовольствием. Периодически исчезали из продажи то мыло, то сигареты, то другие товары. В городе, где практически отсутствовала собственная легкая и пищевая промышленность, купить обычные продукты питания было огромной проблемой. За колбасой все подмосковное население ездило в Москву на электричках, которые так и называли – «колбасными электричками». В Москве люди простаивали многочасовые очереди в магазинах, чтобы купить батон докторской колбасы или несколько килограммов сосисок в целлофане. А копченая колбаса – сервелат – была исключительной редкостью, завозилась в СССР в основном из Финляндии и выдавалась населению разве что в праздничных заказах – по двести граммов на человека.

Когда я закончил, произошла полная неожиданность: зал буквально взорвался от аплодисментов! Люди стали вставать с мест и гневно спрашивать у Гдляна о перебоях в снабжении города продуктами.

– А действительно, – интересовались выступающие, – где колбаса? Почему ее нет в Обнинске? Что этот Катусев нам дал? Он же сам на пайках цековских живет! И вы там в своем Верховном Совете целые дни в буфете колбасу едите! Нам не перестройка, нам колбаса нужна!

Все продолжали шуметь и возмущаться:

– Слушайте, зачем эти ваши рассказы, агитация? Правильно Тарасов сказал! Вы ответьте прямо: когда будет в Обнинске колбаса? Долго еще нам гоняться за ней по Москве? По три часа в электричках ездим! Да что колбаса! У нас масло кончается и сахара в городе нет!

Возмущение зала лавинообразно нарастало. Гдлян был просто уничтожен. Чтобы успокоить присутствующих, вспотевший секретарь парткома, сидевший с нами в президиуме на сцене, вскочил и предложил выдвинуть кандидатами нас обоих. Так и проголосовали: кто за обоих кандидатов?

Спасибо Гдляну, с этого момента я просто завелся. Мне стало понятно, как выступать. Люди жаждали перемен. Стало ясно, что мы, пионеры капиталистического труда, не так уж одиноки и только поддержка общества может защитить нас от репрессий власти. Мы должны публично выступать и не прятаться по углам. Да, мы занимались свободным предпринимательством в стране, в которой это расценивалось как уголовное преступление. Но уже вышел закон о «кооперативной деятельности», который противоречил Уголовному кодексу и гарантировал нам формальные права.

«Принят закон, разрешивший эту деятельность, так почему же нас усиленно хотят превратить во врагов народа?» – думал я, возвращаясь с победой в Москву.

Тогда я еще не понимал простой истины: власти всегда нужно иметь под рукой «врагов народа», в этом случае очень легко этим народом управлять! А самое главное, всегда будет на кого свалить собственные неудачи и неспособность руководить страной. И о какой ответственности власти можно говорить, когда враг затаился внутри самого государства? Удобная позиция. Вот когда расправимся с ним полностью, тогда и будем отвечать перед народом. Если к тому времени не будет найден новый враг…

* * *

Окружное собрание избирателей, куда я был выдвинут от города Обнинска, проходило в Смоленске. Из двадцати пяти претендентов, делегированных от территорий, на нем нужно было отобрать двоих для регистрации в качестве кандидатов в народные депутаты СССР по округу №27. Кремль заказывал альтернативные выборы.

Всех нас, двадцать пять выдвиженцев, усадили в два ряда на сцене драматического театра города Смоленска. В зале, заполненном народом, расположились представители городов и районов, от которых были выдвинуты претенденты в кандидаты, сидевшие на сцене.

Поскольку Обнинск был городом незначительным по сравнению со Смоленском, Брянском и Калугой, во-первых, меня посадили во втором ряду, за спинами уважаемых выдвиженцев из областных центров. А во-вторых, мою малочисленную делегацию поддержки из Обнинска отправили на галерку – на самый верхний ярус театральных балконов. В переднем ряду сидели люди в орденах, заслуженные и уважаемые всей страной. Среди нас, претендентов, были личности всероссийского масштаба: летчик-космонавт В. Соловьев и даже заместитель министра обороны СССР генерал Ю. Яшин, а также знатные и орденоносные руководители областных предприятий, колхозов и, конечно, партийные и профсоюзные лидеры регионов. По своей значимости среди этой компании, или, как теперь говорят, по рейтингу, я выглядел абсолютным нулем.