Вейкко Тэхкэ - ПСИХИКА И ЕЕ ЛЕЧЕНИЕ: Психоаналитический подход

• Название: ПСИХИКА И ЕЕ ЛЕЧЕНИЕ: Психоаналитический подход
• Автор: Вейкко Тэхкэ
• Издательство: Академический Проект
• Жанр: Медицина
• Год: 2001
• ISBN: 5-8291-0112-2

Вейкко Тэхкэ.

Психика и её лечение:

психоаналитический подход

В данной монографии дается описание как общей психоаналитической теории развития человеческой психики, так и теории природы и элементов психоаналитического понимания, и приложения двух этих теорий к психоаналитическому лечению пациентов, представляющих психотический, пограничный и невротический уровни психопатологии. Книга финского психоаналитика признана специалистами лучшим на сегодняшний день отражением западного психоанализа.

Книга адресована как профессиональным психологам, так и всем тем, кто интересуется данной тематикой.

Veikko Tahka. MIND AND ITS TREATMENT: A Psychoanalytic Approach

«Психика и ее лечение» Вейкко Тэхкэ – результат более чем сорокалетнего научного опыта финского психоаналитика, исследователя, клинициста и преподавателя – в действительности не одна, а скорее две книги. Во-первых, это книга о развитии психики, динамическом психическом эволюционном процессе с его самых ранних начал до достижения личной автономии и эмансипации, то есть взрослости. Со всеми возможностями на этом пути для неадекватного, нарушенного и отклоняющегося развития или недоразвития. О возникновении множества психических расстройств психопатологического спектра, явно психотических, многообразно пограничных и типично невротических. И во-вторых, эта книга о лечении, психоаналитической терапии этого множества недугов.

---

Обе группы, а также Восточно-Европейский Институт Психоанализа, основанный в 1991 году в Санкт-Петербурге, установили контакт с МПА и с отдельными психоаналитическими обществами в разных странах.

«Члены МПА хорошо откликнулись на наше желание учиться, и приехало много зарубежных аналитиков»,– говорит Ромашкевич, указывая, в частности, на двухлетний курс, представленный Хомером Куртисом, экс-президентом Американской Психоаналитической Ассоциации, и продлившееся три года пребывание в России британского аналитика миссис Шерил Фицджеральд.

Хотя работа продолжается и энтузиазм не ослаб, организационный ландшафт несколько изменился за это время. Белкин, бывший президент РПА, образовал новую группу – Российское психоаналитическое общество. МПО Аг-рачева (вначале – группа психологов) и РПА Ромашкевича, членами которого являются врачи, объединились в Психоаналитическую Федерацию России и очень тесно сотрудничают на организационном уровне.

В Санкт-Петербурге возник похожий раскол среди членов Восточно-Европейского института психоанализа, оставивших его и образовавших Санкт-Петербургскую Психоаналитическую группу во главе с президентом – А.А. Склизковым, который также является членом Федерации Ромашкевича и Аграчева. Восточно-Европейский институт и Российское психоаналитическое общество Белкина образовали другую организацию – Национальную психоаналитическую федерацию.

Несмотря на плеяду имен и названий, в конечном счете существует только два основных идеологических лагеря, граница между которыми совпадает с границей между федерациями.

Ромашкевич говорит, что раскол отражает всего лишь различие целей. «Нашей целью является клинический анализ», – говорит он. Белкина и его группу больше интересует применение психоаналитических идей в исследовании исторических событий и в философии.

Кроме того, федерация Белкина не случайно названа Национальной психоаналитической федерацией. Название отражает их убежденность в том, что русские должны развить исключительно русский вид психоанализа.

«Мы не можем копировать Запад»,– цитирует New York Times слова Белкина, сказанные им в декабре 1996 года. «Мы другие. Для понимания себя нам необходимо разви-ватьчисто русский психоанализ».

Эта точка зрения не совсем совпадает с точкой зрения Ромашкевича. «На мой взгляд, они придерживаются неверной идеи относительно национального русского психоанализа,– говорит он.– Я считаю, что культура может быть национальной, наука же – нет».

Но для того чтобы психоанализ в России развился в нечто близкое западному психоанализу, как этого хочет Ромашкевич, недостаточно только случайных семинаров с иностранными аналитиками. Для того чтобы быть сертифицированным IP А, каждый кандидат должен пройти свой собственный анализ у сертифицированного тренинг-аналитика, специально подготовленного для работы с кандидатами. Он должен также пройти период супервидения, во время которого кандидат обсуждает с супервизором движение своих собственных пациентов через каждые четыре сессии.

Для удовлетворения этих строгих требований члены Психоаналитической федерации прибегают к некоторым нетрадиционным средствам, центральное место среди которых занимает челночный анализ.

Около 10 членов Федерации несколько раз в год отправляются на Запад – в Германию, Литву, Чехию или Францию – на сжатые психоаналитические сессии. Когда они не находятся за границей, они продолжают свою практику в России.

«В идеальном мире нам не пришлось бы изобретать этот метод,– говорит Ромашкевич.– Было несколько человек, которые отправились на несколько лет обучаться в другие страны, но, к сожалению, ни один из них до сих пор назад не вернулся. Мы ждем их, но не знаем, вернутся ли они». Челночный анализ позволяет гарантировать, что подготовка психоаналитиков в России будет налажена, что даст возможность продолжить традиции.

Конечно, этот метод имеет свои недостатки. Прежде всего, чтобы анализ имел смысл, он должен проходить непрерывно в течение нескольких лет по крайней мере четыре – предпочтительно пять – дней в неделю. Прохождение анализа в восемь дней, 16-часовыми рывками, раз в месяц, как это делает Ромашкевич, изменяет характер процесса. (До конца 1997 года МПА обеспечивало финансовую поддержку челночного анализа). Челночный анализ также прерывает практику самого кандидата с потенциальными негативными последствиями для его пациентов. Более того, хотя несколько членов Федерации и нашли русскоговорящих аналитиков за рубежом, многие вынуждены проходить анализ на иностранном языке.

Тот факт, что Ромашкевич и другие берутся за такой неудобный (и дорогостоящий) метод, свидетельствует о внутренне присущем психоанализу консерватизме. В эпоху, когда отдаленными уголками мира являются удаленные друг от друга компьютерные терминалы и распространение знаний так же часто происходит в Интернете, как и в учебной аудитории, психоанализ кажется похожим на что-то устаревшее, ибо технология позволяет значительно ускорить процесс. Хотя российские кандидаты в аналитики могут использовать – и используют – аппараты для передачи факсов при супервизии, они знают, что для того, чтобы анализ проходил «правильно», необходимо, чтобы врач и его пациент находились в одной комнате – хотя и не лицом к лицу.

Российские кандидаты, работающие в направлении сертификации МПА, рассматривают себя как продолжателей лучших, не подвергшихся колебаниям со времен Фрейда, традиций. Это дает возможность понять, почему они согласны терпеть неудобства и высокую стоимость челночного анализа: они не хотят слишком сильно уклоняться от фрейдовской ортодоксии.

Хотя восточно-европейские страны бывшего советского блока уже могут похвастаться сертифицированными IPA аналитиками, не удивительно, что только теперь психоанализ начал устанавливаться в России. Польские, чешские и другие восточно-европейские кандидаты в аналитики могут посещать для прохождения анализа близлежащие страны Западной Европы с относительно большей легкостью. Психоанализ, который не может распространяться быстрее собственно психоаналитического процесса – который занимает в среднем пять лет – проникает медленно и только теперь, наконец, достиг России.

Утверждение Белкина о том, что психоанализ должен практиковаться особым, соответствующим ситуации в Рос-сии образом, допускает большую гибкость. Но даже такой взгляд подразумевает в своей основе традицию. Белкин и его союзники часто ссылаются на работы русских аналитиков до 1930 года и упорно повторяют, что русский язык был первым языком, на который переведены работы Фрейда. И даже название группы – «Российское психоаналитическое общество»– было сознательно подобрано в честь организации, носившей то же название, которая существовала в начале века. Таким образом, их подход является не столько распространением западной традиции, сколько возрождением русской, которая была репрессирована советской властью.

Если говорить точно, то фрейдовская традиция не умерла полностью при советском режиме. После всего, что было, Аграчев оказался в состоянии начать новую карьеру аж в 1970-х годах. Однако, поскольку эта работа не находила поддержки, никто точно не знал, сколько существовало подготовленных аналитиков. Естественно, никакие психоаналитические работы не публиковались и никакие официальные общества не создавались. Аграчев выразил мнение, что в 1977, когда он познакомился с Борисом Кравцовым, тот был единственным человеком в Москве, практиковавшим некоторую форму психоанализа.

История повторяется и в случае Кравцова. Впервые он начал задумываться о психологии, когда ему было11 или 12 лет. Подростком он экспериментировал с гипнозом на своих друзьях. Они стали искать у него помощи в разрешении эмоциональных проблем.

По состоянию здоровья Кравцов не был принят в медицинский институт, потому он пошел изучать биологию в Московский государственный университет.

Кравцову повезло (и всем его будущим пациентам и ученикам тоже), что университетская библиотека имела полное оригинальное собрание работ Фрейда на немецком языке. Кравцов прочел их все. Учебные занятия он посещал вечером, а днем работал ассистентом-лаборантом в институте психиатрии, где имел доступ к пациентам, ставшим потом его первыми пациентами, проходящими психотерапию.

Помимо «дневной работы >>, Кравцов организовал полноценную практику в качестве подпольного терапевта. Его привлекало множество школ, кроме фрейдовской, он развивал и свои собственные теории, относящиеся, в частности, к работе с шизофренией. „Каждый день у меня был пациент, иногда двое или трое“, – вспоминал он.

Кравцов в те дни подвергался риску. Недовольство вызывали не только идеи психоанализа, запрещена была любая частная практика. Его подполье стали называть «антисоветской деятельностью», это в конце концов достигло руководства лаборатории, в которой он работал. Его друг, журналист газеты «Комсомольская правда», в те дни отражавшей доминирующую точку зрения власти, спас его, написав о нем статью. Добрая слава избавила его от наказания за не совсем легальную деятельность.