Сергей Болотников - Байки на костре

• Название: Байки на костре
• Автор: Сергей Болотников
• Жанр: Научная Фантастика

---

Болотников Сергей Байки на костре

Сергей Болотников

Байки на костре

------------------------------------------------------------------------"Хочу, чтоб сказка не кончалась!" из неопубликованного сборника заведомо неисполнимых желаний. ------------------------------------------------------------------------

Дорога уходила за поворот, петляла, пугала рытвинами и жуткими трещинами в асфальте. С высоты птичьего полета ползущий по ней подержанный автомобиль напоминал старого больного жука на тонкой дорожке полузасохшей смолы. И тащился он также быстро. Глубокая промоина отозвалась в теле машины тяжелыми стонами, грохнула подвеска, звякнули бутылки в багажнике. Двое едущих отозвались неразборчивыми ругательствами. Третий, на заднем сидении, промолчал - его укачало. -Черте что, а не дорога, - проворчал Кононов - Сергеич, ты, куда нас завез? Шофер, его ровесник - с каменным выражением лица наблюдал за разворачивающимся впереди полотном. Потом коротко усмехнулся: -Не боись, доедем. Я эти места так знаю, как ты никогда знать не будешь. Как вот их! - и он оторвал от баранки мясистую красную пятерню и помахал ей в воздухе. Кононов хмыкнул, его собственная пятерня сильно отличалась в размерах. В меньшую сторону. На заднем сидении его племянник - между прочим научный работник, тяжко вздохнул: -Дядь Саш, скоро мы? -Подожди, Вадик. Видишь, Виктор Сергеевич говорит, что скоро. Шофер, Виктор Сергеевич Перевязин величественно кивнув, не повернув глаз. И не сказал не слова. Кононова он знал давно, еще с потонувших во времени школьных лет, а вот его племянника видел впервые. И не сказать, чтобы тот ему очень нравился. Институт закончил, в аспирантуре сидит, работник научный. Сам Перевязин институтов не кончал, всю жизнь простоял и у станка. Денег никогда много не было, скопил только к сорока годам на подержанную серую волгу, с ржавой бахромой на порогах. Эту самую, что сейчас несла их в глубинку. Он хмыкнул, тяжело покачал головой. Вадим, завозился на заднем сидении, отодвигая в сторону гору старого рыбацкого барахла - бамбуковые удочки, дряхлеющие на глазах сетки, исполинские бахилы сработанные лет двадцать назад. Барахла было так много, что в багажник все не влезло и часть пришлось запихнуть в салон. Вот и делил Вадим продавленный диван с блестящими оцинкованными ведрами, полными пакетиков с червями и исполинским рваным тулупом - мечтой рыбака. Зимнего. Зачем нужен этот тулуп в разгар лета, племянник Кононова и предположить не мог. Эти двое и бутылки хотели сюда поместить, но Вадим не дал, для него совсем не оставалось места. Он не хотел ехать на эту рыбалку. У него были дела поважнее, чем распивать с двумя пожилыми работниками (о да, он знал что из себя представляет рыбалка), на берегу сонной речки. Если бы только не дядя Саша, который искренне хотел показать племяннику настоящую рыбную ловлю, ноги бы его здесь не было. Не пришлось бы делить замкнутый объем автомобиля с угрюмым Перевязиным, которого Вадим считал настоящим старым снобом. И судя по всему, пользовался взаимностью. Он снова вздохнул. Мягкая и валкая подвеска волги производила на него укачивающее действие и пару раз, на лихих виражах он был близок к тому, чтобы попросить мрачного Виктора Сергеевича остановиться, и под, наверняка, насмешливым взглядом старого трудяги, опорожнить желудок на пыльную обочину. Сдержался, не хотелось позориться. Кроме того, у него жутко разболелась голова, - что ни говори достойный конец такого хорошего дня. Хороший день середины июля катился к своему завершению. Удушающая, сухая жара спала, хотя от асфальта еще активно парило теплом. Покрытие иногда тихо потрескивало, но уже не норовило приклеятся к колесам, как в полдень. А солнце посылало красно-оранжевые лучи у самой кромки леса. Лес тут был в основном хвойный, сине-зеленый, и потому в свете заката казался совсем черным. Тянулся он с обеих сторон от разбитой двухполоски и внушал Вадиму какие то неясные опасения. Истинное дитя города - он не любил места, где на двух сотках скапливается больше одного полузасохшего дерева. Пару раз он видел, как сквозь деревья блеснула речка - узкая, но быстротекущая, и потому без признаков тины. Вода была ярко синей и играла тысячью золотых солнечных зайчиков. Да, на такой речке можно провести весь день, смотря, как поплавок кувыркается в желто-голубой ряби. Тогда все казалось терпимым. Тогда он еще не устал. Перевязин сказал, что рыбачить хорошо на закате, а потом на рассвете. И был не преклонен. Дядя Саша во всем соглашался - он тоже был опытным рыбаком. -Да не напрягайся ты так, Вадик, - говорил он с улыбкой - скажи спасибо, что не в конце августа рыбачить едем! Сейчас что с утра, что с вечеру одно - теплынь. А на рассвете купнуться можно. Вода - парное молоко, закачаешься! Вадим криво ухмыльнулся. Он терпеть не мог вставать рано, и даже годы учебы не вытравили из него стремления спать как можно дольше. Иногда, на обочине встречались, похожие на сказочные избушки автобусные остановки с забавными бревенчатыми лавочками. Все они были абсолютно пустыми, и за все время путешествия от областного центра им на дороге встретилось лишь две машины. -В деревню, в глушь, в Саратов, - подумал Вадим и снова тяжко вздохнул. Пустые остановки действовали ему на нервы. Казалось, в этом диком краю вообще никто не живет. А ведь и не скажешь, что московская область. Пусть и ее самая южная граница. В остальном же, вечер был великолепен. Так как могут только быть великолепны июльские вечера - теплые, безветренные, со светлеющим на глазах темно синим небом. Сладкая солнечная истома, накопившаяся к вечеру, не спешила покидать землю. В темнеющих лесах распевали дневные птицы, а потом стали замолкать, одна за другой, задремав в теплом недвижимом, воздушном покое. В редкой березовой рощи пропел припозднившийся соловей. А потом тоже умолк. На восточной части небесного свода зависла луна - невесомая половинка, словно начертанная белой гуашью на синем картоне. Этим вечером, сквозь прогретый летний воздух даже она казалось теплой и уютной. Хороший был вечер. Троим же путникам, этого видно не было. Стучащий и ревущий мотор надежно глушил тихое очарование утомленного дня, а луны через крышу не было видно. Все что им оставалось, это созерцать мрачные ели по сторонам, да ухабы и колдобины давно впереди. В том, как они поочередно возникают впереди и исчезают под капотом машины, был какой то гипнотический ритм. Каждая яма отзывалась на корпусе глухим "бум", да еще нервным всплеском в Вадимовом желудке. Да, это действительно было увлекательное путешествие. -Скоро, - вдруг проронил Перевязин. -Что? - спросил Кононов. -Счас через три километра свернем. Потом чуть-чуть по грунтовке и мы на Огневище - место такое, там когда-то село стояло, а потом сгорело. Насовсем. Кононов кивнул, Вадим на заднем сидении прикрыл глаза ладонью, посмотрел, как солнце скрывается за острым частоколом еловых верхушек. Раз - и кажется, что ель истекает оранжевым пламенем из маковки. А вот сияние исчезает и округа бледнеет. Воздух словно густеет, так, словно можно почувствовать и потрогать рукой скопившееся дневное тепло. На дорогу впереди пали резкие тени, а лес налился насыщенной чернотой. Вадим представил, как сейчас там - ступаешь по гладкому ковру пожелтевшей хвои, натыкаешься на черные колючие ветки, разводишь их руками. В ельнике душно и тяжело дышать - угрюмый и корявый лабиринт чешуйчатых стволов. Без крыши, но зато с надежными стенами. И не звука - хвоя гасит любой вскрик. Кто живет в таком бору? Племянник Кононова знал, что здесь водятся волки. Серых разбойников раз в сезон выезжала отстреливать бригада охотников. Для них это было своего рода развлечением, и иногда вместо волка они как бы случайно подстреливали лося, или дикого щетинистого кабана. А одни раз недосчитались одного своего. Писали об этом в газетах, да только дело было настолько темное, что никто не мог рассказать, что конкретно там произошло. В том числе и охотники. Мог бы, наверное, рассказать сам покойник, просветить людей, каким образом у него сразу оказались рваная рана на шее и пулевое отверстие в затылке. Стреляли из его собственного ружья, это доказали эксперты, и на оружии были лишь его отпечатки пальцев. Собственно это и спасло остальную бригаду от длительной отсидки, и на отстрел теперь выезжала другая, более выдержанная. А волка в тот раз ни одного не взяли. -Смотри! Вон человек идет! - сказал вдруг Кононов с переднего сидения. - Слышь, Вить, у нас когда последняя остановка была? -Да с полчаса назад, - ответил из-за руля Перевязин, - народ здесь не живет почти... Вадим оторвался от созерцания ельника, уставился вперед. На дороге стало темновато, и их водитель включил подфарники волги. Слабенький желтоватый свет пал потрескавшийся асфальт. Впереди, по пыльной обочине вышагивал путник. Высокий, худой, с рюкзаком за плечами и длинных рыбачьих бахилах. Точно таких же, что делили заднее сидение с Вадимом. -Да он рыбак, похоже, - произнес дядя Саша - на речку твою идет. Давай подкинем человека, что ему ноги стирать? Перевязин хмыкнул: -Рыбак... а удочки у него где? А ведро с мотылем? -А у него, небось, спиннинг складной. Как в рекламе, сам с полметра, а потом раз - и удилище и катушка крутится. Да удилище раздвижное, на любую рыбу. Профессионал... -Профессионал... - пробурчал Перевязин - волосатый больно. Вон патлы, какие. Да какой он рыбак... - но скорость сбавил. Скрипнули тормоза, машина поравнялась с идущим. Тот остановился, а Кононов открыл свою дверь, высунулся наружу. На взгляд Вадима путник и вправду не был похож на рыбака. Чуть постарше племянника Кононова с длинными нечесаными волосами почти до плеч. Одет в потертую, еще советских времен брезентовку со споротой эмблемой. Явно не рыбак, а вообще непонятно кто. Хиппи не хиппи, куртка простая без значков. И эти бахилы - сырые, словно совсем недавно заходил в них в воду. Июль стоял засушливый, и значит, лужи исключались. В лесу, что ли водоем отыскал? Рюкзак путника был чем-то плотно набит. Чем-то твердым, увесистым. На гири, похожим. Дядя Саша тоже увидел все эти отличия от среднестатистического рыбака и его энтузиазм слегка приугас. Он колебался полсекунды, но потом радушие все же взяло вверх, и он обратился к остановившемуся: -Будь здоров, мил человек! Далеко идешь то? А то садись, подвезем. Путник заколебался, кинул взгляд на уходящую вперед дорогу, поздоровался вполголоса: -Сдрасьте... если можно, а то мне до самого Огневища пешком. -Отчего ж нельзя, - отозвался Кононов бодро, - мы как раз до Огневища едем. А раз так, чего тебе ноги зря стирать. Давай назад... Вадик, подвинь барахло, человек сядет. Гость уже тянул заднюю дверцу машины. Двигать барахло, Вадиму собственно было некуда, но он как мог утрамбовал его, передвинувшись в центр, так, что его левая нога больно притерлась к ведру с мотылем. Новый пассажир кое-как разместился рядом. Сказал: -Спасибо еще раз, а то в сапогах этих, - он указал на бахилы - по асфальту лучше вообще не ходить. -Конечно, - поддержал словоохотливый Кононов - в них в речку зайти, по песочку мягкому - самое оно. А ты в этих тракторах по асфальту шпаришь. Ну, это ничего, - он откинулся на сидении, устремил взгляд вперед - Виктор Сергеевич нас в момент докинет! Правда, Вить? Виктор Сергеевич искривил уголок рта. Это и был весь его ответ. Его мнение. Вадим понял, что новый пассажир также не нравится Перевязину. Может быть даже больше Вадима. Откровенно говоря, их попутчик казался странным и самому Вадиму. Был он бледен и страшно худ - на лице выпирали острые скулы, а кожа у него была нездорового бледного оттенка. Волосы падали ему на лоб сальными прядями. И когда он откидывал их, возле кромки волос мелькал свежий шрам. На впалых щеках выпирала, по меньшей мере, трехдневная щетина. Седая. Вадим не мог ошибаться. Путник не выглядел старым. На первый взгляд он еще даже не перевалил за тридцатилетнюю отметку, и волосы у него были черные, без признаков белого. Вот только щетина имела бледный серебристый цвет. Цвет старости, что ежедневно видит в своем зеркале дядя Саша, когда бреется по утрам. И если такую щетину запустить - получится седая, окладистая борода с несколькими черными волосами. У молодого то человека! Попутчик молчал. Его глаза поблескивали в полумраке машины. Слишком поблескивали. Путник выглядел изнуренным, нездоровым. -"А что если он болен?" - подумалось вдруг Вадиму -"что если у него инфекция? Вон как глаза сверкают, словно при высокой температуре! И сидит с нами в замкнутом объеме машины. Ах, дядя Саша, зря ты решил его подобрать". Сам Кононов то и дело поглядывал в зеркальце заднего вида на нового пассажира. Видимо его посещали те же самые мысли. Но путник, словно не замечал осторожных взглядов, он неотрывно смотрел на мелькающие за окном стволы деревьев. Луна над головой наливалась молочным светом, как свежая никелированная монетка. На крыше машины она не отражалась - та была слишком обшарпана. Зато призрачный лунный свет стал робко играть на глади воды в близлежащей речки. Несмело пока соперничая с яростными красно-золотыми бликами падающего к горизонту солнца. И все ярче казались два размытых круга света впереди машины. Ночь еще не была близка. Но она уже затаилась на потемневшем востоке, смотрела сверкающим оком первой звезды - ждала. -А что, молодой человек, тоже рыбачить идешь? - спросил дядя Саша, полуобернувшись назад. - Говорят, на Огневище сейчас клев идет, закачаешься! Кононов очень любил это слово и потому лепил там, где надо и там где не надо. В данной ситуации оно явно было не к месту - Вадим, например, уже закачался весьма и весьма. Вернее укачался, и его здорово коробило от развязного дядюшкиного тона. А гость ответил спокойно. Даже чуть менее напряженно: -Да нет. Я не рыбак. В некотором роде я исследователь. -Исследователь? - заинтересовался Кононов - это вроде тех, что по деревням мотаются, землю раскапывают, да черепки всякие достают? Перевязин хмыкнул из-за руля. Его отношение к подобным "исследователям" явно крутилось у него на языке и просило выхода. Но он смолчал. -Нет, - покачал головой их гость, - Тех, что вы назвали, это археологи. Я же слегка по другой части. Я, как бы это сказать, тоже археолог. В своем роде. Но только... ммм... по невидимой части. Дядя Саша кинул на него откровенно удивленный взгляд и странный пассажир тут же замолк, явно решив, что последнее сказанул зря. Его случайные попутчики явно не относились к людям искушенным в названной области. Особенно Перевязин. -Вы уфолог? - неожиданно для себя спросил Вадим - экзорцист? Охотник с биоэнергетической рамкой за болотными аномалиями? Гость вытаращился на него. Резко и испуганно. Так, что Вадим Кононов вздрогнул и усилием воли подавил желание отодвинуться в сторону. Насколько позволяло набросанное на сидение барахло. И может быть еще дальше. -Нет! - поспешно сказал их спутник - нет, совсем другое! Не то, что вы подумали, - он быстро отвел глаза, снова уставился в окно - я не из этих якобы специалистов. Я ориентируюсь в основном на фольклор, на народные сказания... но я не из этих... Он замолчал, глаза его скользили по глади дороги, обшаривали обочину. Вадима пробрала дрожь, и даже его самочувствие отошло на второй план. Разговор в салоне автомобиля неожиданно приобрел какую-то нехорошую сюрреалистическую окраску, а следом повисло напряженно молчание. Даже Перевязин перебирал баранкой несколько нервно. -Ну что ты за чушь несешь такую, Вадик? - спросил Кононов с обиженным видом, понабрался действительно у себя в институте терминов. Людей смущаешь! Рамки, экскорисцы... Вот видишь, сказки человек, оказывается, собирает, фольклер! -Да-да, - сказал гость - сейчас, через километр ответвление от дороги будет. Вы меня там высадите? Меня там ждут... -Высадим, не беспокойся, - проронил Перевязин, впервые за то время как они взяли попутчика, - обязательно высадим. Последнее прозвучало уже весьма враждебно, и Кононов, глянув на их шофера, решил, что на обратном пути попутчиков они брать не будут. Вот только обратного пути у них не было. Впереди дорога шла под уклон, выпрямлялась и ясно стала видна развязка - от потрескавшегося асфальта шоссе ответвлялась простая разъезженная грунтовка. Ответвлялась и исчезала в темнеющем на глазах лесу. Перевязин, видя близкую остановку, и надеясь, поскорее избавиться от странного пассажира, поддал газу, и старая колымага, громыхая стыками раскочегарилась до внушительных для нее восьмидесяти километров в час. Глушитель издавал низкий прерывистый рык, а передок автомобиля совершал плавные покачивания от осевой к обочине. Спешка Перевязина и решила все дело. Когда в свете фар на дороге возникли неясные, но явственно шипастые образования, времени среагировать у него уже не было. -Ааб... - только успел сказать Виктор Сергеевич, а потом был заглушен мощной детонацией передних колес. Хлоп-хлоп - сказали передние колеса. Взвизгнули тормоза и мигом изжевавшие резину диски, шваркнули об асфальт веером искр. Хлоп-хлоп - сказали колеса задние, и висевший на прогнивших креплениях глушитель мощно грянулся оземь. Оторвался, и, громыхая, покатился вниз по дороге. Мощно взревел двигатель. Неуправляемый автомобиль стало разворачивать поперек дороги, он ревел, искрил днищем и выпускал едкие клубы черного дыма. Кипящее масло брызнуло из пробитого картера. Перевязин с побелевшим лицом крутил руль, но поделать против полутора тон неуправляемого металла, он уже ничего не мог. Пьяно вальсируя на днище, волга зацепила обочину, взметнула рой темной земли. Крутнулась и несколько секунд следовала вперед багажником, открывая испуганным пассажирам панораму своего крушения. А потом замерла, в густой черной луже машинного масла. Один обод соскочил и катился куда то по направлению к Огневищу. Пассажиры и водитель молчали. Перевязин тяжело дышал, лоб его был в испарине. Но сказать слово им не дали. Возникшие из лесной тьмы люди в серых балахонах, с неясно видными из-за капюшонов лицами были уже рядом. И не медлили не секунды. Правая передняя дверь была грубо распахнута, и двое выдернули из салона безвольного от шока Кононова. Заломили руки и быстро потащили куда-то в темноту. Дальнейшее произошло так быстро, что для не отошедшего от крушения Вадима все сплелось в один, яростно дергающийся клубок тел. -Да вы че?!! - заорал Перевязин, и, когда открыли его дверцу, мощно пихнул двоих серых балахонов. Те, кувыркаясь, полетели на обочину, завозились там, в пыли, силясь подняться. Одновременно с этим, их попутчик сам распахнул свою дверцу и кинулся прочь. Он явно понимал больше остальных пассажиров машины. Еще два балахона насели на водителя, он отбивался, не давал вытащить себя из машины, что-то вопил. В открытый проем рядом с Вадимом сунулась один из нападающих, капюшон балахона распахнулся и явил в свете тусклой потолочной лампочки жуткую, разрисованную синюшного оттенка краской, рожу. -Нет!! - заорал Вадим, стараясь оттолкнуть этого монстра, но долго ему отбиваться не дали - мастерски выволокли из машины, больно заломили руки, так что смотрел он теперь в разбитый асфальт. -Держи длинного!! - вдруг хрипло заорал кто-то из нападающих. Уйдет!!! Почти волоком, племянника Кононова тащили к лесу. Он вскинул голову и увидел, как их попутчик улепетывает вдоль шоссе, стремясь поскорей достигнуть развилки. В бахилах бежать получалось тяжело, он грузно топал об асфальт. Рюкзак прыгал у него за плечами, но почему-то этот странный тип его не бросал. Это его и подвело - не отягощенные лишним грузом налетчики нагнали его и дали подсечку. С глухим криком беглец повалился и мигом был скручен. Наступило затишье. Двое балахонов, грязно ругаясь, вытаскивали из-за водительского места бесчувственного Перевязина - его голова была окровавлена и безвольно моталась. Их попутчика тем временем пинали на грязной обочине - видимо за то, что пытался сбежать. Он вскрикивал и закрывался руками. От дальнейшего созерцания этих ужасов Вадима спал пыльный и вонючий мешок из грубой дерюги, нахлобученный на голову одним из налетчиков. Ноги заплетались, стремились вовсе отказать служить, а руки у него по-прежнему были завернуты за спину и жутко ломили в суставах. -Пошел, давай! - сказали в спину и больно ткнули чем-то острым, ножом, наверное. Потащили в лес. Толстые, вывороченные из земли корни елей лезли под ноги, он то и дело спотыкался. Но упасть не давали, когда ноги подгибались, почти несли. Пыль забивалась Вадиму в легкие, он мучительно кашлял, глаза слезились, а протереть их не было никакой возможности. Позади кто-то надрывно закричал, глухо, видимо тоже из-под мешка. Похитители выругались и приложили кричавшего чем-то тяжелым. Крик того моментально отрезало, сменившись жалобным и безвольным хныканьем. Шли долго. А может быть и не долго, но когда твой обзор ограничивает портативный чулан мешка из грубой ткани, ты не можешь посмотреть на часы или хотя бы определить время по солнцу. Хныканье замолкло, но Вадим уже узнал голос - это был их неразговорчивый шофер Перевязин. Судя по всему, весь бойцовый гонор с него слетел. Остановились, и племянник Кононова получил чувствительный тычок под колени, упал, неловко завалившись на бок. Руки его больше не стискивали нападавшие, но секунду спустя с глухим щелчком на запястьях защелкнулся холодный металл. -Парня хоть отпустите, изверги! - раздался совсем рядом голос Кононова - ладно мы, нам уже все равно! А ему то жить да жить! -Сиди! - сказал кто-то незнакомый - сиди старик, ты не понимаешь. И не поймешь. Но нам молодые нужнее всего... Мешок был сдернут С Вадимовой головы, и в лицо ему пахнула летняя ночь, да так, что он вынужден был зажмуриться. Пока их тащили по лесу, солнце успело полностью закатиться за горизонт, и утащить за собой закат. Звезды больше не щурились робко по одиночке - смело сверкали с темного неба мерцающими россыпями. Пахло травой, а от земли поднималось дневное тепло - так, словно ушедший день еще остался здесь, в траве, и можно его отыскать среди одуряюще пахнущих луговых злаков. Ночь обещала быть теплой. -Очнулся паря? - спросил голос дяди Саши над самым ухом - как они тебя, не трогали? Вадим попытался подняться, подтянуть под себя одну ногу, но не получилось - на ногах тоже были кандалы. Стальные и такие легкие, что поначалу он их совсем не ощущал. Изогнув шею, он огляделся, но в поле зрения попадало лишь сияющее мягкой чернотой небо и поросль жесткой июльской травы под самой щекой. Неожиданно его подхватили за шиворот, усадили в вертикальном положении. Перед глазами мелькнул силуэт в сером балахоне. -Видно? - спросил он. Вадим кивнул. -Смотри, шоу будет что надо. Перед глазами теперь была обширная поляна - почти круглая, одним своим краем спускавшаяся к густым лесным зарослям, где теперь пряталась темнота. Луговая трава была потоптана и измята, и приютила на себе с пяток палаток ярких кричащих расцветок. Кучка автомобилей стояла на том конце поляны, вставши так, что бы фары были направлены в центр поляны. Впрочем, свет пока не требовался - в центре лесной проплешины полыхал мощный яркий костер, он яростно пожирал щедро подкидываемые поленья, трещал, сыпал искрами в ночную темноту - словно стаями безумных светляков, жизнь которых яркий и огненный миг. Блики прыгали по поляне, освещали ее, выхватывали из темноты лица людей в балахонах. Вадим оглянулся, стремясь увидеть как можно больше. Спиной он упирался в массивную старую березу, ее черные чешуйки больно впивались в кожу. Справа к этой же березе были привалены все остальные незадачливые участники рыбалки и их попутчик. Этот прижимал ладонь к лицу и болезненно кривился. У всех на ногах и руках поблескивали кандалы - цивилизованная версия средневековых оков. Дядя Саша сидел ближе всех и смотрел на племянника, как тому показалось с отчаянием: -Это что же, Вадим? - жалобно спросил он - для чего они нас здесь... Но тот продолжал осматриваться. Происходящее казалось сном - летним сюрреалистическим сном, готовым к тому же вот-вот перетечь в оголтелый кошмар. Еще раз потрогав кандалы, Вадим убедился, что даже упрыгать на них не получится - блестящие серебристые цепочки оков пересекала еще одна цепь, толстая и подржавевшая, которая соединяла их всех, а потом обвивалась вокруг ствола березы. Сковали, надежно. -Не убежишь, - подал голос их спутник, отняв, наконец, руку от левой скулы и явил полутьме обширный лиловый синяк, - они эти цепочки у военных скупают. Партиями. А те, с запада импортируют. -Кто они? - спросил Вадим, - зачем они нас сюда привели. -Они, - мрачно сказал их спутник - да вот они, суетятся, огонь разводят. А для чего? Присмотрись, что там за костром? Вадим Кононов в очередной раз оглядел поляну. Прищуря глаза, попытался увидеть что ни будь за пляшущим пламенем. И увидел, но сначала не мог понять, что означает этот странный паукообразный силуэт с центральным столбом стойкой. Вроде и площадка есть, у самого пламени. Надежная и, судя по всему, стальная конструкция. А потом он вдруг понял. И это осознание наполнило ледяным холодом даже летнюю, душную ночь. Жар костра не растопит этот страх - но этого и не надо. На лбу выступила испарина, а сердце гулко забилось. А вот разум все отказывался поверить. И когда он встретился глазами с Кононовым, тот отшатнулся, и даже попробовал отползти в сторону. Нет, он еще не понимал. А вот их попутчик в панику не впадал, скорее его состояние можно было назвать беспросветной депрессией. Старый рюкзак валялся от него чуть в стороне. -Да, - сказал он - это для нас. Для нас с тобой. И для них, - он покосился на неподвижно лежавшего рядом с ним Перевязина. -Кто они? - повторил вопрос племянник Кононова. Попутчик сделал попытку подползти поближе к Вадиму и в результате дядя Саша оказался зажат между ними и вынужденно слушал разговор. -Посмотри на них, - произнес попутчик, кивая в сторону суетившихся у машин серых балахонов - это сектанты. Обрати внимание на раскраску их лиц. Они язычники. -Как те, что точат идолища, а потом вокруг них хороводы водят? -Ну да, - кивнул их гость, - Только здесь мы имеем дело с неклассическим верованием. У этих в догмах идут сильные вкрапления пантеизма, а все их боги неперсонифицированы. То есть они скорее силы природы, чем личности. Что, впрочем, не мешает сектантам отправлять им жертвы вместе с дымом. -Как с дымом?! - вдруг вскрикнул дядя Саша, - с каким дымом? -И пламенем, - горько усмехнулся попутчик - мы жертвы, если вы еще не поняли. Вон та раскоряка за костром - это эшафот. На нем нас сожгут, слышите! Вадим не ответил, не мог. Мир встал на дыбы и скинул со своей спины безвольного седока Вадима Кононова. А через короткий промежуток времени седок ударится о жесткую землю, и разобьется насмерть. Дядя Саша все еще спрашивал про дым. Голос его дрожал и заикался. -Вы очень вовремя собрались на рыбалку, - сказал их попутчик, - в самое время, когда им потребовались жертвы. И эти, в отличие от других подобных нас не отпустят. Они жертвы знаешь сколько лет уже приносят? -Сколько? - услышал вдруг Вадим свой голос словно со стороны. Глаза же не отрывались от эшафота, находя в нем все большее сходство с раскоряченным восьмилапым пауком. -Их культ дославянский. Ему не менее полутора тысяч лет. Все это время... Сначала были дикие племена, которые водились в верхнем Поволжье. Это их культ. Потом племена истребили, но не полностью, и они ассимилировались с пришедшими на эти земли славянами. Верование не исчезло, они его сохранили, и все это время жертвы приносились с монотонной регулярностью. -Откуда ты знаешь?! - спросил Вадим, оторвав, наконец, взгляд от эшафота. Ему начинало казаться, что сейчас он окончательно потеряет связь с внешним миром и отключится. Это даже будет хорошо - бесчувственному гореть будет не больно. Их гость криво усмехнулся, завозился, пытаясь занять более удобное положение: -Я знаю. Я знаю про все культы в местных лесах. Это не мое основное занятие, но часть его. -А он не один? -Культ? Нет, их тут много. Часть из них составляет бесящаяся молодежь, часть реальные адепты. Вот как у нас тут - некоторые из этих в балахонах, прямые потомки истребленных много лет назад финно-угоров. Да, все шатаются по лесам. Уж сколько раз их пытались истребить, не счесть. А они маскироваться научились, не отличишь от обычных людей. Вот до сих пор и собираются, жертвы приносят в строго определенные ночи. Вот как эта... чувствуешь, какая ночь? Вадим затряс головой. Ничего он не чувствовал, был лишь страх, острый и панический. Хотелось вскочить, сорваться с цепи и бежать прочь, сквозь эти мохнатые колючие дебри, не обращая внимание, что иглы больно ранят незащищенную кожу. Только бы подальше от страшного стального эшафота, подальше от попутчика с его страшными сказками. -Эти ребята, отъявленные пироманы. Они почитают огонь, и частично солнечный свет, - продолжал тем временем тот, - они всегда сжигают своих пленников. У них даже верховное божество олицетворяет собой огненную стихию. Не очень понятно, откуда такое взялось в наших местах, но факт есть факт. Кононов, наконец, замолчал, он вытаращенными глазами смотрел на костер. Кучка сектантов покинула машину, и теперь волокла эшафот прямо к огню. Мерцающий свет упал на железные балки, из которых состояло это пристанище аутодафе и, безжалостно высветил многолетнюю окалину на выгнутых жестких ребрах конструкции. Эшафот уже использовали и явно не один раз. -Они любят артистичность, - сказал попутчик - другие бы облили бензином и подожгли, а этим подавай целый эшафот. Он уже был спокоен, и руки его теперь были спокойно сложены на коленях. Казалось, его не очень беспокоит ближайшая судьба. Вадим вдруг заметил, что на западе небо все еще светлое, а у самой зубчатой лесной кромки отдает бледнорозовым. Закат все еще угасал. Эшафот застрял, он колыхался и дергался благодаря усилиям людей в серых рясах, но не желал сдвигаться с места. Костер поспешно залили. На поляне сразу стало темнее, и от высоких трав пролегли длинные тени к центру поляны. Луны видно не было, она находилась со спины пленников, и только бесстрастно подсвечивало творящееся действо. -Эй, ну вы! Ну, кто ни будь, включит свет, а то ни черта не видать! - крикнул кто-то из сектантов. Неясные тени засновали у машин, задребезжал двигатель, вспыхнули фары, эффектно подсветив эшафот. Тот, наконец, стронули и установили аккурат над курящимся сизым дымом пепелище, где тот и приобрел почти театральную драматичность. Ночной полог с яркими, словно вышитыми серебром звездами стал занавесом. Пахло дымом и травами. Даже фигуры сектантов у эшафота двигались с какой-то мистической неторопливой грацией. Вот только Кононов портил картину, тихо причитая под ухом. Кононов гореть не хотел, Кононов хотел сбросить цепочки и исчезнуть отсюда. И никогда не возвращаться. Название деревушки Огневища, их бывшего пункта назначения, вдруг приобрело для Вадима, какой-то жуткий, сверхъестественный смысл. Дым лениво обтекал эшафот, безмятежно уносился в небо и там растворялся. Что может быть безмятежней летней июльской ночи? Что может быть спокойней? -Июль - странный месяц, - сказал вдруг их спутник, - месяц, когда лето обретает полную силу. Когда трава жесткая, а ночи теплые и не дают уснуть просыпающемуся злу. Когда в лесах зреет папоротник, а сверхъестественное дает знать о себе на каждом шагу. Знаешь как называли июль некоторые из древних местных племен? -Как? - спросил Вадим, хотя ему было совершенно все равно. Он словно очутился в сказке, вот только сказка была недобрая и плохо кончалась. -Безумие земли, - попутчик обратил свой взгляд на темное небо, - земля тоже может быть безумной, хотя и не так как огонь. Бывают дни, когда земная сила так и лезет из недр. Житница - ее так много, что со всем живым и дышащим происходят странные превращения. А иногда и с уже мертвым. -А... - слабо сказал Перевязин возле попутчика. Тот вздрогнул, видимо спокойствие его было напускное. Перевязин сел, тяжело оперевшись о березовый ствол, обхватил голову руками и стал медленно раскачиваться из стороны в сторону. -Сильно видать его стукнули... - робко молвил Кононов. -Сильно, слабо, какая разница! - с жаром оборвал его путник, - все равно сожгут. И уже скоро. Луна вон, всходит! Виктор Сергеевич прекратил покачиваться, глянул на остальных безумными глазами - кровь засыхала у него на лице неряшливыми разводами, делая его похожим на сектантов с их кабалистическими символам на скулах. Он сделал еще одну попытку что-то сказать, но язык не повиновался ему. На поляне закончились возню с эшафотом, накидали на пепелище сухих веток. Притащили канистру бензина и облили хворост горючкой. Скинули балахоны. Взамен их нацепили дурно выделенные звериные шкуры. Среди язычников выделился один нахлобучивший на голову череп оленя, с ветвистыми, поблескивающими рогами. -Вот этот - шаман, - сказал попутчик, - кстати, про них ходят легенды, что они могут перекидываться в зверей и обратно. Веришь? -Нет, - сказал Вадим. -И правильно, нет в них ни сил для этого, не настоящего зла. Хотя кое-что они и могут... Шаману дали в руки бубен, он постоял у эшафота, а потом стал тихонько постукивать в обтянутый кожей круг. Бубен отзывался глухим стуком, бренчал костяными брелками. Шаман притоптывал в такт, потом стал медленно кружить по поляне, тяжело переваливаясь. -Древние шаманы потребляли настойку мухомора для связи с верхним и нижнем мирами. Нынешние берегут здоровье и пользуются синтетическим пейотом - ЛСД. Расширяет сознание ничем не хуже, - продолжал комментировать происходящее их странный спутник - смотри на шамана, он ведь уже не здесь, не с нами. И собирается пробыть в таком состоянии ближайшие три часа. Названный кружился вокруг эшафота все быстрее. К постукиванию бубна присоединилось гортанное пение. Петь шаман не умел - так что получался скорее медленный речитатив. Одна за другой, вокруг приготовленного костра появлялись фигуры язычников. Они чуть покачивались в такт пению, но потом Вадим понял, что движения их не скоординированы и замедленны. Видимо они находились под воздействием того же зелья, что и шаман. Дым больше не поднимался от кострища, луна выглянула из-за кромки леса как раз над головами пленников, блеснула мертвым светом на полированном оленьем черепе. -Где я? - спросил Перевязин. Это были его последние осмысленные слова, потому как в этот момент словно возникнув из лесной тьмы, перед прикованными появилось четверо язычников, держащихся плотной группой. Они чуть приплясывали в такт бубна, диким образом напоминая тинэйджеров с ночной дискотеки, не могущих перестать пританцовывать из-за действия экстази. -Пришли?! - издевательски бросил им в лицо попутчик, - хотите сжечь меня во славу вашим грязным богам? На костре я постараюсь так вонять, чтобы их там всех наизнанку вывернуло! Язычники стояли, чуть покачиваясь, один расплылся в широкой ухмылке, и луна преобразила его рот в кривой черный провал: -Остынь, - сказал один из них, - твоя очередь будет на рассвете, ты пойдешь на жертву солнечному кругу. Это большая честь, слышишь! Солнце дарит свое тепло, но и заемное ему совсем не помешает. Твое. Попутчик замолчал, видимо обдумывал новую информацию. -Ну что? - сказал кто-то из палачей - берем этого? В группе кивнули и деловито стали отцеплять Перевязина. Тот взвыл, стал отбиваться, лопоча что-то невнятное. Вадима поразил этот почти мгновенный переход от немногословного, спокойного Виктора Сергеевича к этой бормочущей обезьяне, вяло отбивающейся от своих мучителей. -"Вот так" - подумалось племяннику Кононова - "Вот чего стоит хваленая рассудительность многих из нас, и целостность личности - хрупкий сосуд из горного хрусталя. Ударь покрепче - и не станет того человека, что ты столько лет знал". Было безумием думать о подобном с такой ситуации, но поражающие идиотской глубокомысленностью думы упорно лезли в Вадимову голову. -Да что же вы делаете то, а?! - плачуще воскликнул дядя Саша, рванувшись в своих цепочках на палачей. - Оставьте его, сволочи!! Цепочки звякнули, натянулись, частично протащив за собой попутчика. Тот скривился, когда браслеты врезались в кожу. Один из язычников коротко пнул Кононова в живот, того отбросило, и он приложился о березовый ствол. Воздух вылетел у него из груди со слабым "ааххх..." и он беспомощно завалился на бок. Попутчик потянул цепь на себя, так, чтобы Кононов принял вертикальное положение: -Вы не пытайтесь дергаться, - сказал их спутник, - ни к чему здесь геройствовать. -Слушай старик, - поддержал крайний справа палач - он дело говорит. И они ушли, ведя перед собой на цепочке Перевязина, как какого то ученого циркового медведя. Сломленного и ничего не понимающего. Шаман уже горланил вовсю, народ у костра пошатывался в такт, взмахивал нелепо руками. Яркая монетка луны гипнотически сверкала над головами. Александр Кононов тихо плакал, закрыв лицо руками. Попутчик был спокоен, на эшафот не смотрел, выводил на земле руками какие то фигуры. Перевязина подвели к костру, дернули за цепь. Он попытался отшатнуться, закрыл голову руками, но его бесцеремонно потащили прямо на эшафот. Палачи действовали слаженно, подгадывая движения под ритм бубна. Со стороны это выглядело как гротескный противоестественный балет - красиво и до невозможности страшно. -Ныыыыы!! - закричал Виктор Сергеевич, и был вздернут на покрытую окалиной площадку. Прямо под ним исходила бензиновыми парами куча сухого хвороста. Перевязин сучил ногами, бил по металлу, пока его привязывали к центральному столбу, шаман ходил кругом, подпрыгивал, сверкал пустыми глазницами на черепе. Бубен гулко отдавался в лесу сотнями перестуков, вспугивал ночных птах и будил дневных. Вопли Перевязина он надежно глушил. Возле машин вспыхнула яркая огненная искра, пронеслась к костру. Это был факел, который передавали из рук в руки как зловещую эстафетную палочку. Вадим во все глаза смотрел на разворачивающееся действо. Было страшно, но еще страшнее было оторваться. Он понимал, что на его глазах сейчас сгорит живой человек, сгорит в сознании и, скорее всего, будет кричать до последнего - ветки высушены как надо, плюс бензин, дыма почти не будет, только огонь. Попутчик тоже не выдержал, уставился на прикованную к столбу фигуру. Виктор же Сергеевич Перевязин выл, дергался, и посылал какие то ему одному ведомые проклятья. И все же было в его силуэте что-то героическое, и порой казалось, что посреди поляны возвышается некий памятник человеческой стойкости или еще чему ни будь такому же эпическому. Гордо вскинутая голова, напряженные мышцы рук - не хватало только огненного несгибаемого, не покорившегося взгляда, хотя глаза у Перевязина были как раз мутные и шальные. Впрочем, с того расстояния, с которого смотрели творящиеся остальные пленники, их все равно не было видно. Дядя Саша тоже смотрел теперь на рвущегося к свободе одноклассника, неожиданным образом обратившегося в статую самого себя, и слезы капали у него из глаз. Несмотря на общее потрясение, Вадиму стало стыдно за дядьку, тот был совершенно раздавлен. Факел перекочевал в руки последнего эстафетчика, ярко озарил ему лицо - все в охряной росписи. Жертва на костре, не подозревающая о своем одномоментном величии, подалась назад, туго натянув свои цепи. Знал ли скромный труженик станка, что грандиозней всего в своей жизни он будет выглядеть на дичайшем средневековом костре? Не знал, потому, как занимали в тот момент последние секунды уходящей жизни. Да и были ли какие ни будь мысли у него в голове, после серьезного по ней удара? Как бы то ни было, пылающий факел влетел в пролитый горючим хворост и мгновенный огненный взрыв охватил, похожую на Прометея работы античных мастеров, фигуру Перевязина. Пламя взвилось высоко, почти до верхушки столба, и яркие звезды задрожали в огненном мареве. Потом опало, выделив пылающего корчившегося человека. Улетая легким дымком в летнее, звездное небо, Виктор Сергеевич Перевязин попрощался со всеми длинным протяжным ревом с легкостью перекрывшим визги и возбужденный гвалт своих палачей. Вадим больше не смотрел, он, как и дядя Саша закрыл лицо руками. Руки у него дрожали, ровно, как и все тело. Холодный пот выступил на лбу, хотя костер на поляне подогревал и без того душную ночь. -Гори огнем!!! - в диком исступлении орали язычники, как бешенные мотая туда сюда головами - гори огнем! Гориогнемгори огнем!!! Шаман грузно рухнул на землю, чуть не закатившись в костре. Его били судороги, он скручивался и дергал руками как эпилептик. Пылающий силуэт на костре завершил вой совершенно свиным, сорванным визгом и умолк. Вокруг распространялся неприятный запах, от которого свербило в носу. Головной убор свалился с шамана и отлетел в сторону. Его паства изрядно проредилась, большая часть уже без чувств валялась на земле, странствуя в неведомых наркотических далях. На поляне царил натуральный кумар, острые запахи возносились в небеса, в нос бил запах бензина и еще какой то химии. Бубен замолк и валялся среди травы, но кто-то из сидящих все еще ритмично вскрикивал, но таких становилось все меньше и меньше. Некоторые падали лицом вниз и застывали. Успокоился шаман, замер, раскинув руки. Пожранного огнем Перевязина разглядеть было уже нельзя, только что-то с шумом ухнуло с площадке, когда кольцам нечего стало удерживать. Взвился сноп искр, треснули ветки. Последний сектант-язычник, уперся руками в землю, его рвало. Затем он упал в траву и затих. Настала тишина, прозрачная и безумная как тихий час в сумасшедшем доме. Пахнущее химией напряжение витало в воздухе. Но теперь Вадим понимал, что все завершилось. Последние судороги заката покинули этот мир, а в месте с ним закончилось и Вечернее жертвоприношение. Из-за спин лежащих появилось трое. Голые до пояса стражи, - все в затейливых росписях. Этих сильно шатало, но не от последствий зрелища, сивушные ароматы говорили сами за себя - стражи были мертвецки пьяны. Однако у двоих были в руках ружья, третий же без церемоний снял цепь с дерева. Предупредил невнятно: -Шоб не дергались... Пинками подняли Кононова, Вадим и путник встали сами. -Куда нас? - спросил попутчик нетвердо. В одном их стражи оказались правы шоу с сожжением Перевязина оказывало ударное воздействие на нервную систему. -Пшли! - ответили ему, - пшли к костру, будете сидеть до утра, и нюхать, как пахнет ваш друган. Заодно подготовитесь к восходу. Их приковали к старому пню - одним концом цепи, так что Вадим оказался у самого пня, попутчик метрах в полутора справа, а впавший в ступор Кононов на таком же расстоянии слева. Тела поучавствовавших в торжестве сектантов лежали чуть дальше от костра. Шаман, напротив совсем рядом. Вадим подумал, что если убрать прибывавших в нирване язычников, а также обгоревший в очередной раз эшафот с цепями, то трое оставшихся в живых пленников будет выглядеть как раз как на известной картине "охотники на привале". Стражи удалились во тьму и, скорее всего, там отрубились. Огонь без подпитки быстро прогорал и терял свою силу. Скоро останутся лишь пылающие угли. Становилось все тише, и лес потревоженный действом, почти перестал шуметь. Смрад бывшего Перевязина мощно шибал в нос, а потом вдруг был унесен в сторону налетевшим ветерком. Ветер пах травами - куда приятнее, чем горелое мясо. -Я помню, - сказал в полутьме, чей-то сиплый дрожащий голос, и Вадим не сразу узнал Кононова, - я помню у нас в деревне резали свинью. Да, Вадик, ты этого не помнишь. Тебя, кажется, и на свете то не было. Да, визжала она громко, прямо как... он запнулся, с трудом сглотнул... как сирена. И вот потом ее обрабатывали паяльными лампами... чтобы сжечь щетину, ведь с щетиной мясо не пригодно, ты понимаешь Вадим... И вот пахло там, как сейчас, когда... когда... - дядя Саша всхлипнул, утерся рукой, звякнул цепями. Костер окончательно утратил буйную мощь и потрескивал теперь почти умиротворенно. Ветерок налетел еще раз, и море луговых трав закачалось, заходило волнами. Крупными с налитыми зернами головки злаком постукивали о металл автомобилей, щекотали лежавших людей. Звездное небо над головой казалось, еще больше придвинулось к земле - летнее небо не страшное, не грозное, оно предпочитает казаться черной бархатной тканью, а не той безжалостной ледяной бездной, каким является на самом деле. Луна проползла, до середины небосвода, стала совсем маленькой, теперь уж точно как монетка и лица спутников Вадима были освещены странным двойственным светом - темно-красным, колеблющимся от костра, и мертвенно-бледным от луны в зените. Тени так причудливо искажали их лица, что невозможно было догадаться об их истинных выражениях. У самой кромки поляны робко запел сверчок - простая мелодия, но выводил он ее с усердием. Сидящие молчали, каждый думал о своем и только когда кто-то из них шевелился, тихонько бренчала сталь. Ветер утих - затаился в кронах высоких елей, гудел там еле слышно. Ели были совсем черные - почти не выделялись на фоне неба. Только глухой шум несся из тьмы. Вокруг разливалось летнее ночное спокойствие - благодать, пронизанная умиротворяющим шумом. И ее не нарушал даже нещадно воняющий костер. Вадиму вдруг показалось, что он здесь один, у этого костра и рядом не присутствует два десятка невменяемых подобий человека. Захотелось, откинуться назад, улечься на траву, заложив руки за спину и смотреть на звезды. -Ну, вот так, - сказал из мерцающей полутьмы попутчик - Они все спят. Все до единого. Бодрствовать остались только мы, и у нас впереди вся ночь. А на рассвете нас сожгут... как его - и он кивнул на костер. - Это только первая жертва, не главная. Они любят сжигать молодых, считают, что в них больше жизненной силы. -Откуда ты это все знаешь? - спросил Вадим. -Я не соврал, говоря, что добывать подобное знание это одно из моих увлечений. Про эти культы я знаю почти все. Не меньше чем, например, он - попутчик указал на бездыханного шамана - думаю я и сам бы смог быть шаманом, если бы... - он замялся - если бы не знал реальных истоков его веры. Вадим качнул цепью, произнес: -Если ты знаешь так много, почему попался им? Зачем вообще сел в нашу машину? -То, что ты сказал, это вариант вопроса: "Если ты такой умный, от чего такой бедный?". К сожалению, Вадим, обстоятельства зачастую ломают планы, в составлении которых было задействовано по настоящему большое знание. -Ты бежал? - догадался племянник Кононова - от кого? -Я смог от них оторваться к тому моменту, когда выбрался на шоссе. А кто это был? Знаешь, в любой другой ситуации я бы не за что ни рассказал тебе этого. Я всю жизнь прятал и скрывал свое основное занятие. Мои родственники... они до сих пор ничего не знают, и, наверное, уже не узнают. Но сегодня ночью обо всем узнаешь ты. По крайней мере мне будет приятней гореть, зная, что я не один покидаю этот мир со знанием. -Это такая страшная тайна? -Страшная, - вдруг ухмыльнулся попутчик - может быть такие же рассказывают друг другу свиньи на бойне, или гуси накануне Рождества. Хочешь послушать? -А у меня есть выбор? -Ну, я не думаю, что ты будешь спать в эту ночь, - произнес попутчик почти весело, вот только это было нездоровое веселье, а лицо в свете костра казалось гротескным черепом. - так что, выбора у тебя, наверное, нет. -Тогда я слушаю. Дядь Саш, ты будешь слушать? Фатальная игра, апокалиптичная. Игра последняя. Словно дети собрались вокруг костра, чтобы послушать страшную сказку. А какие еще сказки можно рассказывать в полночь? -Да, я буду, - сказал Кононов все тем же, не своим голосом, однако теперь он лучился интересом, - я внимательно слушаю. Слушать! Что угодно, кого угодно, но не думать о приближающемся конце, не чувствовать как утекают неподвластные тебе минуты. Как все меньше их у тебя остается. Летние ночи коротки. Но не для всех. -Ну что ж, - мягко произнес попутчик голосом доброго сказочника - перед смертью принято вспоминать всю свою прошедшую жизнь. А у меня она была сильно интересная. Такая интересная, что вспоминать ее в одиночестве как-то не правильно, не справедливо. Поэтому я расскажу ее вам, моим последним слушателям. Я только надеюсь, что у нас хватит на это времени, - и попутчик подняв голову, посмотрел на луну, лицо его было задумчивым, а вот щеки мокрыми от, до сели невидимых, слез. Луна смотрела вниз - третий слушающий, и единственный, кто понесет эту тайну дальше, сквозь века, как делала годы и годы до этого. Небо стало часами - черный с серебряным циферблат, а лунный круг - единственная стрелка. Когда достигнет верхушек леса, придет время нового дня и сработает будильник для лежащих недвижимо жестоких палачей. А вместо звона колоколов, рассвет поприветствуют крики сгорающих заживо. Время - нематериально? Кто сказал эту глупость?