Николай Толстой - Пришествие Короля

• Название: Пришествие Короля
• Автор: Николай Толстой
• Издательство: Эксмо-Пресс
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1999
• ISBN: 5-04-002092-9

Сорок лет прошло с тех пор, как в битве при Камланне погиб Артур. Больше нет в Британии великого короля, который вернул бы бриттам прежнюю славу. А саксы, что вели себя до сих пор довольно смирно, уже не хотят платить дани, да и грозят войной бриттским королям, погрязшим в междуусобицах... И вот — на престол Гвинедда, одного из крупнейших королевств Британии, восходит Мэлгон Высокий. А в одинокой башне на берегу моря девственница родила чудесное дитя — это не кто иной, как вновь вернувшийся в час беды Мирддин, которого много столетий спустя в легендах о короле Артуре назовут Мерлином...

---

Руфин все еще стоял рядом со мной, но его силуэт был смазан серым туманом Динллеу, и черты его стало трудно различить. Он вроде бы говорил, но я уже не понимал слов, несмотря на четкость и краткость лладинской речи. Она перепуталась и потонула в неразборчивом поскребывании, шипении и чихании тварей, чьи логова и тропинки составляли в целом часть холма Динллеу, как и скалы позади меня, папоротники и травы, что гнулись на ветру вокруг нас, или плотность почвы и камня под ней. Их кости, перья и оболочки, живые и мертвые, ковром покрывали поверхность холма и были глубоко внизу впечатаны в камень в сердце горы.

Смутно я видел лицо трибуна, всматривавшегося в меня, растворявшееся, как отражение в горном озере, когда со скал подует ветер. Он подошел поближе, взял меня за плечо и недоуменно посмотрел в мое бесстрастное лицо. Я был спокоен и холоден — о, как я был холоден! Он в конце концов шагнул назад, последний раз посмотрел на меня и на суровые скалы вокруг меня. Затем, пожав плечами, мой друг повернулся и пошел вниз тем же путем, что и пришел.

X НИСХОЖДЕНИЕ МИРДДИНА В БЕЗДНУ АННОНА

Руфин спустился с холма, и я остался на Динллеу Гуригон один. Остался один на этой осиянной светом, как ни одна в мире, вершине, круглой, твердой, зеленой и лесистой, любимой косулями, барсуками и хорьками. Ветер утих, и я почувствовал теплый острый запах. В тени скалы прямо передо мной сидел рыжий лис, словно пес у очага своего хозяина. Какое-то мгновение он сидел настороженно-спокойно, глядя куда-то на склон. Затем он беззвучно встал и, повернувшись, скользнул во Врата Аннона, вниз, под землю. Эта непереносимая до головокружения вонь, что так ударила мне в нос, шла, как я понимаю, из его усыпанного костями логова, где его лисица вскармливала лисенят. Может, они лежали прямо у меня под ногами, высасывая теплое молоко из ее сосцов.

Между мной и ушедшим трибуном лежал целый мир, о котором мы и не вспоминали, когда разговаривали о Городе и о том, как его закон распространяется по лику земли. И все же мы лишь на миг остановились на вершине Динллеу в нашем случайном странствии, как тени облаков, что ползут по склону холма, закрывая серебряный свет луны. Мы приходим и уходим по своей воле, но после того, как мы уходим, примятый вереск поднимается снова, словно бы нас тут и не было. Холм принадлежит этому рыжему лису, что вползает в чрево холма так же легко, как бурав входит в землю, пока ветер срывает наши слова с губ и коверкает, словно речь чужака.

В тот миг я и не думал о великих трудах моего друга трибуна, уток и основа пройденных дорог которого удержат мир не лучше, чем сеть для ловли лососей — кита, который, потыкавшись среди веревок, на миг затихает, прежде чем вырваться на свободу. Я понимал и то, что я, Мирддин маб Морврин, тоже горячо желал утвердить порядок в этой земле и защитить этот Остров, носящий мое имя, через пророчества, заклинания и руны. Но тщетны и непрочны наши воображение, законы, воинства и договоры, тщетны и непрочны они, когда нет клятв, что связывают солнце и луну, воду и воздух, день и ночь, море и сушу. Неподвижный, холодный, я врос в землю. Меня втянуло в холм силой столь же могучей, как та вода, что наполнила ножны Ослы Киллеллваура. Хотя стояла середина ночи, я слышал вокруг восхитительное пенье птичьих стай. То были Птицы Рианнон, что пробуждают мертвых и погружают в сон живых.

Я клином вошел в чрево холма, тело мое неподвижно застыло и оцепенело. Передо мной, на погребальном холме, сидел, скрестив ноги, огромный пастух, одетый в шкуры, а рядом с ним лежал лохматый мастифф, громаднее жеребца-девятилетки. Дыханье его было таково, что могло бы подпалить сухие деревья и клочья пожелтевшей травы на открывающейся внизу равнине Поуиса. В руке этот громадный смуглый пастух держал железную палицу, которую и два человека с трудом подняли бы.

Я спросил его, какую власть имеет он над тварями, что собрались на склоне холма, — теперь я слышал их шуршанье, ворчанье и писк повсюду в папоротниках, за валунами, среди качающихся ветвей берез, бука и тиса.

— Я покажу тебе, человечек, — ответил он голосом, прокатившимся грохотом Колеса Тарана в грозовых облаках над снежными пиками Эрири. И, подняв свою палицу, он ударил большого оленя так, что тот взревел, как в пору гона. И на рев оленя собрались вокруг бесчисленные стада тварей, что жили под холмом, в его глубине, на его поверхности, среди ветра, что раскачивает на его вершине папоротники и деревья. И показалось мне, что было их словно звезд на небе, так что им трудно было найти себе место на склоне холма.

Я увидел пятнистого оленя с высокими рогами, горную косулю, огромных неповоротливых медведей, что неуклюже шли на задних лапах, словно сыны человеческие, покрытых щетиной вепрей со сверкающими клыками, диких волков с налитыми кровью глазами и кровожадными челюстями, бобров, выдр и гибких куниц в гладких шубках, барсуков, что на деле были заколдованными мужчинами и женщинами, и прочих тварей без счета. И показалось мне, что четвероногих было по сто тварей каждого рода. Здесь же скользили блестящие змеи, каждая в горьком раскаянии ползла на брюхе, ядовитая и гибкая.

Но хотя толпа зверей, собравшихся передо мной на Динллеу Гуригон, и была несметной, она была ничто по сравнению с той, что тучей ползла из-под земли, из-под камней, из-под папоротников, копыт и лап. Покуда не будут сочтены звезды на небе, и песчинки в море, и снежинки зимой, и росинки на утреннем лугу, и градины в бурю, и травинки под копытами коней, несущихся вокруг холма Ллеу в Калан Май, и белогривые дочери Гвенхудви во время бури — пока все это не будет сочтено, нельзя будет назвать число насекомых, что покрывали бурые склоны и вершину холма шевелящейся пестрой шубой. Были там панцирные жуки-рогачи, что грызут бока спящих людей, гудящие рои пчел в золотых одеяниях — каждый легион под началом своей царицы, и было их больше, чем племен богини Дон. Были там густонаселенные города муравьев (тех, что принесли девять мер льняного семени Испададдену Пенкауру), чьи улицы, и врата, и многопалатные, дворцы превосходят даже те, что есть у императора мира в Ривайне и Каэр Кустеннине.

Когда все эти создания собрались — змеи, и драконы, и всякого вида звери, что ползают, или ходят, или летают, Черный Пастух окинул их взглядом и велел им вернуться и продолжать искать пищу. Все они — змеи, и драконы, и всякого вида звери — склонили головы в знак признания власти над ними Черного Пастуха. Они вошли в его дом, и принесли ему дань, и дали заложников, чтобы был он главой их семьи и они все до одного были ему родней Один я стоял прямо и не склонял головы, поскольку я был не их крови, и ножницы и гребень Черного Пастуха не касались моих волос. Этому еще придет время.

Черный Пастух заговорил со мной голосом, который зазвучал среди папоротников на холме и среди воинства зверей, что склонились пред ним, так, что мне показалось, будто бы он звучит отовсюду, как летний ветерок, что колышет листья в лесу, неведомо с какой стороны прилетая.

— Теперь ты видишь, человечек, — спросил он, — какова моя власть надо всеми этими тварями?

Я дрожащим голосом признал, что власть его велика, и тихо спросил, что мне делать и куда идти.

Черный Пастух сердито и грубо ответил мне:

— Ты должен идти тропинкой, что поднимается к началу этой лощины, затем взойти на лесистую вершину, пока не достигнешь вершины холма. Там ты найдешь открытое место вроде большой долины, посреди которой стоит высокое Дерево, ветви которого зеленее самых зеленых сосен. Рядом с Деревом в камне будет расщелина, которая всегда полна воды. Из этой расщелины всегда пьют Птицы Рианнон. Это Чаша Ворона. У Чаши ты увидишь серебряную чашу, прикованную к камню серебряной цепью. Зачерпни из Чаши воды и плесни на камень. Ты услышишь такой могучий раскат грома, что тебе померещится, будто земля и небо трепещут от гнева. А что последует за громом — увидишь сам.

С этими словами Черный Пастух удалился, а за ним и все звериное воинство, кроме одного зверя. И снова я был один на склоне холма, и единственным моим товарищем был дикий козел, из тех, что пасутся на Динллеу. Когда я высвободился из скалы и земли и пошел было вперед, чтобы начать подъем, он двинулся впереди меня, словно указывая путь. Тропа была каменистой и крутой, но, к счастью, животное временами останавливалось, чтобы поесть травы у обочины. Я устал, шаги мои были болезненно-медленны.

Несмотря на трудный подъем, мой спутник оказался хорошим проводником. Мы быстро дошли до начала вершины, окруженной могучими земляными валами, сооруженными в давно минувшие времена людьми или богами. Вскарабкавшись на них вслед за моим уверенно шедшим проводником, я увидел, что прямо передо мной лежит открытое пространство вроде горной долины, которое описал мне владыка зверей. Я понял, что это предел Ллеу, клас Ллеу, где король и его друиды в этот день разыгрывали действо. Посреди долины стояло Дерево, ветви которого были зеленее самых зеленых сосен.