Андрей Раевский - Конец игры

• Название: Конец игры
• Автор: Андрей Раевский
• Издательство: АСТ: АСТ Москва: Транзиткнига
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-034970-Х

Игра демонов Валпракса и Тунгри начинается...

Фигуры на их доске — люди, обитающие в могущественной Алвиурийской империи. Правила Игры просты — один из игроков может трижды подвергать опасности жизнь "основной фигуры" своего противника, другой же — трижды спасать свою игрушку из безвыходных ситуаций.

Расстановка фигур такова.

Молодой монах Сфагам приговорен к смерти за разглашение миру секретов монастырских боевых искусств…

Трое убийц из соседнего монастыря вышли с миссией уничтожить предателя…

Но у Сфагама находятся союзники — юный ученик Олкрин и отчаянная наемница Гембра.

Демон Тунгри делает первый ход — и Сфагам лишается всех своих способностей, Гембра попадает в плен, а Олкрин оказывается впута в сложную дворцовую интригу.

Следующий ход предстоит сделать Валпраксу!

---

Скрип и шуршание становились громкими, как никогда. Сфагам закрыл глаза, продолжая концентрацию. В это время карлик медленным шагом, идя, будто по полу, по стенке над головой Сфагама, приблизился и остановился, заглянув сверху в его лицо. Сфагам открыл глаза. Перед ним застыло перевёрнутое лицо карлика — безобразно сморщенное, со съехавшим на щёку глазом, редкими жёлтыми зубами, жидкими седыми волосиками, торчащими из-под скомканного колпака. Теперь, видя своего многолетнего врага ясно, как никогда, Сфагам не чувствовал ни страха, ни тревоги, ни внутренней боли.

— Ты здорово мне помогал, — тихо сказал он, — без тебя я бы не добился того, чего добился, и не понял бы то, что понял. Теперь мне тебя даже жаль.

Безобразный рот карлика растянулся в улыбке.

— Ты думаешь, моя работа была напрасной? — ехидно спросил он своим скрипучим голосом. — Как бы не так! Думаешь, ты МЕНЯ победил? Хи-хи! А знаешь, что такое твоя победа? Это значит, что я заманил тебя на середину моста. На са-амую серединку. Ты ведь искал середину, верно? Вот теперь, ты, мастер, владеющий временем и ничего не делающий зря, будешь вечно стоять на мосту между двумя берегами. Берег, где живут обычные люди — рабы мест, привычек и собственной глупости, — никогда тебя не поймёт и не примет. А берег древней мудрости тебя УЖЕ не принял, ибо ты не готов растворить свою гордую самость в безличном потоке Единого. А кто вскормил твою самость? Я! В пустой середине живёт умелая самость твоя! Привет тебе, мастер гордой пустоты, пьющий ледяную чашу одиночества!

— Когда ты успел прочесть те же книги, что и я? — усмехнулся Сфагам

— Когда успел? Уж у меня-то времени достаточно! Хи-хи-хи…

— А что если и для моей самости дело найдётся? Где-нибудь между высоким потоком Единого и миром застывших вещей. Кто запретит мне прыгнуть с твоего моста?

— Что ж, поищи, поищи! Может, и найдёшь. А я своё дело сделал. И возиться мне с тобой больше нечего. Прощай!

Карлик спрыгнул на пол, потянул коротенькой ручонкой дверную ручку и застучал деревянными каблуками по гулкому коридору.

— Я давно тебя простил, — тихо сказал ему вслед Сфагам.

Глубоко вздохнув, он, не забыв прихватить с полки яблоко, вышел через полуоткрытую дверь в коридор. Стоило почувствовать в руке знакомую форму заветного яблока, как сразу становилось ясно, куда следует идти. Надо было пройти коридор до конца и, не обращая внимания на множество дверей, спуститься по лестнице вниз. Так и было сделано.

Яркий свет, хлынувший из открывшейся двери, на несколько мгновений ослепил Сфагама. Лишь сделав несколько шагов вперёд и оглядевшись, он понял, что находится на берегу моря. Было тепло. Даже почти жарко. С моря дул лёгкий ветерок. Берег был безлюден, только далеко впереди у кромки воды виднелась одинокая фигурка ребёнка, играющего в песке. Сфагам, не торопясь, пошёл вперёд, глядя себе под ноги и наблюдая за тем, как мягкие пенистые волны смывают комья тяжёлого мокрого песка с его сапог.

Его любимым занятием возле длинного песчаного берега были воспоминания. Песок, вода и ветер хранили все картины его жизни вплоть до мельчайших подробностей. А ещё… Ещё он очень любил — и в детстве, да и много позже — рисовать острой палкой на мокром песке различные фигуры. Тренируя память и руку, он, в промежутке между накатами двух волн, быстрыми движениями наносил контуры дерева, лошади, дракона, дома, повозки и разных других существ и предметов. Было что-то завораживающее и не до конца постижимое в этом почти мгновенном рождении образов из небытия и столь же быстром их туда возвращении. Иногда на месте рисунков после ухода воды ещё оставались следы — едва заметные, стирающиеся на глазах канавки. Сфагаму казалось, что ему иногда удаётся мысленным усилием задержать их исчезновение. Кто рисует нас всех на мокром песке? Кто помнит, какой рисунок был хорош, а какой нет? И что за море слизывает эхо разрушенных форм? Вопросы, вопросы…

Мальчик, лет пяти-шести, строивший из песка огромный дворец был так поглощён своей игрой, что не обратил на подошедшего никакого внимания.

— Смотри, что я построил! — наконец провозгласил он с гордым видом, повернув к зрителю своё лицо и то, что было заметно ещё издали, стало очевидным. Мальчик был похож на Сфагама. Похож не только чертами не по-детски сосредоточенного лица, цветом глаз и густых вьющихся волос — движениями, мимикой и чем-то ещё, что нельзя описать, а можно только почувствовать.

— Ты где живёшь, мальчик? — спросил Сфагам, оглядывая берег и не видя никаких следов жилья.

— Я? Вот здесь, — мальчик указал на песчаный дворец.

— А кто твои родители?

— Отец — это ты. Ты ведь и сам знаешь, — ответил мальчик с некоторым удивлением. — А мама живёт там, — он опять показал на своё песчаное произведение. — Хочешь, пойдём туда? Ты её увидишь!

Сфагам едва удержался, чтобы не схватить этого маленького человечка на руки. Схватить, прижать к себе и не выпускать никогда-никогда, защищая от всего переполненного злом мира. Уж он-то мог бы защитить! Защитить и научить всему, всему, всему!… "Но нужна ли ему эта наука? Он, такой умный и способный, наверняка пойдёт своей дорогой. Прошли времена, когда дети, не задумываясь, шли по стопам отцов, повторяя их жизненный путь. Тогда отцы, продолжаясь в детях, извечно пребывали в безначальной и бесконечной цепи Рода. В этой цепи живые разговаривали с мёртвыми, стоя с ними рядом, и сама смерть не способна была разлучить предков с потомками. Оттого и умирать не боялись, а смерти ждали просто как успокоения.

А здесь… Что будет здесь? Если я не увижу в нём своего продолжения, то перестану чувствовать его как сына. А он перестанет меня понимать и будет прав. Он не будет слышать мои слова и будет прав. Он будет отводить глаза в сторону, отвечая на мои вопросы, и тоже будет прав. По-своему прав. Он будет решать задачи СВОЕЙ жизни. Своей, той, что между рождением и смертью, а я буду для него просто стариком, который когда-то очень давно поставил его на ноги и кое-чему научил. А если даже не так? Если он будет меня любить и слушать — это будет означать лишь то, что мне подсунули более сладкую приманку".

— Хочешь яблоко? — Сфагам протянул мальчику свою тайную святыню.

Протянутая было ручонка застыла на полпути.

— Нет, — сказал малыш с пугающей серьёзностью. — Это ТВОЁ яблоко. Мама говорит, чтобы я никогда не брал чужое.

— Но ведь я твой отец.

— Всё равно, — ответил мальчик, вновь берясь за своё дело. Было ясно, что разговор ему наскучил.

Сфагам осторожно переступил дворец и пошёл дальше по берегу.

"Вкус свободы сладко-горький — полурадость-полуболь" — вспомнилось ему начало одного из стихотворений Тианфальта, посвящённого его неродившемуся сыну. "Почему я всё вижу наперёд? За что мне это?" — думал Сфагам идя по берегу, время от времени оглядываясь на играющего мальчика. Он знал, что никогда больше его не увидит.

Ветер усиливался. Но дул он теперь не с моря, а с берега, и причём из какой-то одной невидимой с берега точки. Сфагам отошёл от кромки моря и стал подниматься по вязкому сухому песку в сторону кремнистых скал, облепленных кривым низкорослым кустарником. Ветер, вырывающийся из неприметной с виду расщелины в скале, поднимал тучки песка и трепал кусты, срывая с них листья, что послабее. Возле самой пещеры трудно было даже устоять на ногах, и Сфагам, сунув яблоко в сумку и сильно пригнувшись, с трудом преодолел завесу колкого секущего песчаного дождя и вошёл внутрь. Ветер мгновенно стих. Под высокими сводами пещеры царил дух торжественного спокойствия. Здесь и там на стенах глаз различал нанесённые не слишком умелой рукой изображения.

Вот пастух в шляпе и с посохом. А овцы не сгрудились, как обычно, рядом, а идут за ним гуськом на задних ногах, будто вереница слепых. Вот человек, спускающийся по лестнице вниз. Лица его не видно — в руках он держит что-то светящееся, может быть, само солнце, а люди, ловящие рыбу и собирающие виноград, повернули к нему свои головы, и во взглядах их светится надежда. Наивная повествовательность сцен, выполненных неопытной в многотрудном искусстве живописи рукой, придавала образам особую остроту и пронзительность. А вот древние боги и демоны, нелепо и неловко плавающие в пространстве, лишённые твёрдой опоры. Они опрокинуты и разбросаны лучами света, исходящими сверху от полустёртой — нет, просто ещё не написанной человеческой фигуры.

Идя вслед за ведущими вглубь пещеры росписями, Сфагам оказался в большом полутёмном зале. В середине его возвышалась гладко отёсанная гранитная божница, похожая одновременно и на жертвенный алтарь. На ней светилось что-то белое. Подойдя поближе, Сфагам увидел, что это не что иное, как завёрнутый в пелёнки младенец. Вытаращив глазёнки и вертя головкой, он с любопытством разглядывал посетителя. Один край пелёнки размотался и свесился вниз. Сфагам поднял его, желая поправить, и только тут заметил, что гранитная божница расколота надвое. Это была не случайная трещина. Камень был словно рассечён на две равные половины. Перехватив мысль Сфагама, младенец беспокойно заёрзал, выползая из пелёнок. Концы белой ткани опали по сторонам, скрыв трещину. Младенец довольно улыбнулся. Взгляд его становился всё более осмысленным. Разжав кулачок, он показал Сфагаму белый камушек. Повертев его в малюсеньких пальчиках, он не задумываясь, отправил его в рот и проглотил без малейшего усилия. В другом кулачке был чёрный камушек. Сделав вид, что хочет проглотить и его, малыш поднёс ручку ко рту. Но потом, то ли моргнув, то ли подмигнув, ловко сунул его в щель под пелёнками. Было слышно, как тот с лёгким стуком проскочил куда-то вниз.