Андрей Раевский - Начало Игры

• Название: Начало Игры
• Автор: Андрей Раевский
• Издательство: АСТ, Транзиткнига
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-030921-X, 5-9578-1760-0

Игра демонов Валпракса и Тунгри начинается…

Фигуры на их доске — люди, обитающие в могущественной Алвиурийской империи.

Правила Игры просты — один из игроков может трижды подвергать опасности жизнь «основной фигуры» своего противника, другой же — трижды спасать свою игрушку из безвыходных ситуаций.

Расстановка фигур такова.

Молодой монах Сфагам приговорен к смерти за разглашение миру секретов монастырских боевых искусств…

Трое убийц из соседнего монастыря вышли с миссией уничтожить предателя…

Но у Сфагама находятся союзники — юный ученик Олкрин и отчаянная наемница Гембра.

Демон Тунгри делает первый ход…

---

— Или вы нас, — добавил Олкрин, останавливая коня.

— Желаю удачи, — улыбнулся Сфагам, — крестьяне — народ тяжёлый. С ними говорить будет потруднее, чем с нами.

— Ты прав, — согласился Станвирм. — Сельские жители — рабы своей косности. Их не интересует ничего, что лежит за околицей их деревни, и власть неизменных природных сил над ними велика…

— И еда у них тяжёлая… — вставил Олкрин.

— …Но и они не устоят перед светом истинного учения, ибо сельские жители, в отличие от городских, в меньшей степени развращены злом. Удачи и вам!

Община двинулась в сторону деревни. Сфагам и Олкрин спешились.

— Разве уже пора заниматься? — спросил ученик.

— Самое время. Тебе надо успокоить свой дух. Ты весь открыт. Начни медитацию. Я буду с тобой.

* * *

Когда медитация Олкрина закончилась, ученик и учитель ещё долго сидели неподвижно напротив друг друга, не начиная разговора.

— Ты помнишь, — начал, наконец, Сфагам, твои занятия в Братстве прервались на ступени очищения духа.

— Да, учитель, я помню.

— Ты помнишь предварительные упражнения на успокоение мыслей и обретение внутреннего покоя. Сначала ты сидел в тёмной комнате, затем в яме, а затем в тесном кувшине на корточках.

— Как не помнить!

— Так вот, это ещё пустяки, по сравнению с тем, что тебе предстоит на пути постижения утончённого и сокровенного. Умом ты понимаешь, что твои навыки ничтожны, но внутри себя ты непроизвольно вскормил ложную самость, и она уже пытается диктовать тебе свою дурную волю. А дурная воля, как ты помнишь, волит против воли мирового закона. И ничем хорошим это не кончается. Эта дурная воля говорит тебе, что ты уже можешь опереться на свои уменья, которые в сравнении с навыками обычного мирского человека выглядят значительными и создают иллюзию свободы и уверенности. Восторг успеха — сладкий враг совершенства. Он раздувает ложную самость. Но самое опасное, что твой ум, хоть и мыслит правильно, но, не действуя совместно с волей, не в состоянии контролировать и обуздывать раздувание самости. Ты понимаешь меня?

— Ты заглянул на самое дно моей души, учитель.

— Я ни в чём тебя не упрекаю. Все через это проходят. Вернее, кто-то проходит, кто-то застревает, а кто-то сворачивает на ложный путь. В твоём возрасте опасность особенно велика: мир обрушивается на тебя всей своей лавиной, понуждая не только защититься, но и нападать. Вот здесь бы не пойти на поводу дурной самости.

— Что же следует делать, учитель?

— Прежде всего, успокоиться и ещё раз успокоиться. А дальше надо добиться того, чтобы твой ум заключил союз с волей против дурной самости. Тогда она уже не собьёт тебя с пути.

Олкрин молча кивнул. На его лице отражалась смесь смущения и задумчивости.

— Я часто думаю о тебе, учитель. Ты поднялся так высоко в искусствах и постижении сокровенного, и при этом, ты постоянно терзаешь себя сомнениями и вопросами.

— Таков уж мой путь. В этом тебе не обязательно брать с меня пример. Но, имей в виду, что чем чаще ты задаёшь себе вопросы, тем меньше возможностей у твоей ложной самости закабалить твой дух. А, как ты говоришь, терзать себя, нет нужды. Впрочем, мне кажется, тебе это сейчас и не особенно грозит. А теперь немножко поиграем мечами. Отработаем четыре обманных приёма и защиту от них.

— Прости за глупый вопрос, учитель, — начал Олкрин, вставая на ноги и вынимая меч, — но скажи мне, там, куда мы едем, мне понадобится искусство владения мечом?

— Скорее, понадобится то, о чём я только что говорил. А меч может пригодиться в любую секунду. Ведь мир переполнен злом, как говорит наш новый знакомый. И добром, которое может не сразу распознать в тебе своего, — иронически закончил Сфагам, занимая свою обычную обманчиво расслабленную боевую позицию.

— Нападай. И не забывай следить за дыханием.

— Скажи, а Гембра легко брала технику боя?

— Вот. Первый привет от твоей раскормленной самости, — добродушно усмехнулся учитель, уходя от удара. — Бей ещё… медленно. А теперь смотри. Ход первый — не отступаешь назад, а немного сближаешься навстречу удару. Ход второй — делаешь вид, будто ставишь прямой жёсткий блок. Ход третий — движением кисти направляешь меч остриём к его лицу или шее, а сам в это время начинаешь подавать всю руку назад. Ход четвёртый — противник, защищаясь, ставит меч вот так, как ты сейчас. А дальше — ход пятый. Меч Сфагама неуловимо коротким движением выскользнул из связки и осторожно тронул остриём шею ученика в точке сонной артерии.

— И на этом для твоего противника бой заканчивается. Понимаешь почему?

— Потому, что когда я ставлю такую защиту, моё движение заканчивается и останавливается, а твоё только начинается.

— Совершенно верно. И бить из этой позиции можно в пять разных точек в зависимости от того, насколько быстро противник сообразит, что поставил не ту защиту. Успеешь попасть хоть в одну — твоя победа. А если противник специально не отрабатывал этот приём — успеешь попасть даже во все пять. Сейчас пройдём по точкам, а потом отработаем правильную защиту.

Занятие длилось долго. Олкрин взмок и раскраснелся, а учитель, хотя и сохранил, в отличие от ученика, ровное дыхание, тоже немало потрудился — прядь густых вьющихся волос прилипла к вспотевшему лбу.

Два меча одновременно скользнули назад в ножны.

— Здорово! Теперь у меня есть кое-что для настоящего боя! — восторженно воскликнул Олкрин.

— Второй привет от самости, — прокомментировал учитель.

— Ну почему я такой глупый! — с досадой осёкся парень.

— Ты не глупый. Ты просто молодой. У тебя хватит ума договориться с волей. Не мешало бы, однако, искупаться.

— Может, в деревне?

— Нет, я по дороге ручей заметил. За деревьями слева от дороги. Позади немного. Холодная проточная вода лучше всего. А потом и в деревню заедем. Посмотрим, как там у них дела.

— Скажи, а когда ты дрался с этим… как его… Тулунком. Ну, тогда в Амтасе, помнишь? — спросил Олкрин, садясь в седло.

— Да-да.

— Тогда ты применял эти приёмы?

— Конечно, нет. С какой стати оскорблять мастера такими простыми уловками. Это всё равно, что подать императору документ с расставленными ударениями.

Олкрин тихонько хихикнул и надолго замолчал, задумавшись.

* * *

Деревня встретила их безлюдными улицами — почти всё население собралось на открытом месте в центре, которое, однако, трудно было назвать площадью. Громкий возбуждённый голос Станвирма был слышен ещё издали. Внимание собравшихся было настолько приковано к говорящему, что на подъезжающих всадников никто не обратил внимания.

— Это он столько времени говорит? — изумился Олкрин.

— Вряд ли. Я думаю, он начал недавно. Дождался, пока люди вернутся с полей.

— …И тогда Пророк сказал: «Человек оторвался от природы, чтобы подняться к Творцу и воссоединиться с ним. На этом пути мужчина сделал два шага, а женщина — один. Мужчина способен подчинить духу свою животную стихию, а женщина заставляет ум и дух служить природному началу». Это значит, что женщина — препятствие на пути к Богу, а влечение к женщине — оковы животной стихии.

— Стало быть, для женщин путь к вашему Богу заказан? — раздался чей-то голос из толпы.

— Не то чтобы совсем закрыт, — ответил Станвирм, — но для женщины превзойти свою природу и разорвать связи с земным миром — дело почти невозможное. Впрочем, Бог способен и в женщине пробудить неодолимую духовную жажду и направить на путь совершенства.

— Знакомые разговорчики, — иронически хмыкнул Олкрин, осторожно притормаживая коня за серыми спинами последнего ряда слушателей.

— С бабы, выходит, ваш бог особо строго не спрашивает? — послышался новый вопрос, заданный немного насмешливым голосом.

— Можно сказать, что так.

Толпа приглушённо загудела. Здесь и там раздавались короткие смешки.

— А ваш бог дождь сделать может?

— Бог может всё.

— Дождь — это дело важное… но вот ты тут говорил про душу, — выступил вперёд сухонький старичок в надвинутой на нос шапчонке, — стало быть, если через вас можно душу под божью защиту отправить, так выходит, что вы навроде колдунов, стало быть?

— Нет. Наша вера далека от колдовства и выше всякого колдовства. Более того, Пророк порицает колдовство как дело злобное и богопротивное.

— Точно, порчу наводят!

— У меня с весны две коровы сдохли. Неспроста же!

— А отчего, вы думаете, у Тарманка племянник умер? От колдовства, ясное дело!

— Ты почувствовал? — тихо спросил Сфагам ученика.

— Что?

— Дух изменился. Что-то произошло в нижнем слое тонкого мира, и теперь они все под властью одной идеи.

— Ты говоришь об их настроении?

— Это не просто настроение. Эти люди очень несамостоятельны. Не они выбирают крестьянский труд, а труд осуществляется через них. Не они приходят к решению, а решение приходит к ним, когда они собираются все вместе. И приходит это решение не из чьей-то головы, даже не от того, кто первый открыл рот, а как бы ниоткуда. Из воздуха. А на самом деле ответ и выбор всегда приходит из тонкого мира, когда они все вместе, не сознавая того, запрашивают его о своей общей судьбе.