Иван Болдин - Страницы жизни

• Название: Страницы жизни
• Автор: Иван Болдин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Шофер резко затормозил. Контрольно-пропускной пункт. Лейтенант внимательно проверяет документы. Потом подробно объясняет, как лучше добраться до Ивановских дач.

Буквально петляя между оборонительными сооружениями, проехали еще километр и остановились у деревянного дома. В нем-то и разместился штаб 50-й армии.

Выйдя из машины, едва разогнул раненую ногу. Опираясь на костыль, прихрамывая, вхожу в просторную комнату с низким потолком. Посередине стол, на нем большая карта, несколько книг. Рядом тумбочка с телефонными аппаратами. В углу железная кровать, покрытая серым одеялом. Неподалеку от стола докрасна раскаленная "буржуйка". Ее труба выведена в форточку. На "буржуйке" большой медный чайник, крышка которого содрогается под напором кипящей воды. Это кабинет командующего.

Знакомлюсь с начальником тыла 50-й армии генерал-майором В. С. Поповым и начальником оперативного отдела полковником Ф. Е. Почомой. Через несколько минут энергичной походкой в кабинет потел невысокий офицер, представился:

- Начальник штаба пятидесятой армии полковник Аргунов.

Я попросил Н. Е. Аргунова доложить обстановку.

- Против пятидесятой армии действует вторая немецкая танковая армия. Враг здесь сосредоточил три танковые, три пехотные и одну мотострелковую дивизии, а всего шестьдесят тысяч войск, шестьсот танков, свыше тысячи орудий и триста самолетов. Противник имеет тройное превосходство в артиллерии и десятикратное в танках.

Аргунов докладывает четко, уверенно. Чувствуется, что он превосходно знает материал:

- Линия фронта проходит по рубежу Пронине - Есипово - Никулинское Выселки - высота двести пятьдесят и девять - Кетры - Костино - Сторожевая и далее на Михалкове - Рогожинский поселок - Верхнее Криволучье и Верхние Присады.

Я смотрю на карту, а начальник штаба продолжает:

- Для непосредственной обороны города создан специальный боевой участок. В него входят; двести пятьдесят восьмая, двести девяностая, двести семнадцатая и сто пятьдесят четвертая стрелковые дивизии под общим командованием комдива сто пятьдесят четвертой генерал- майора Фоканова.

Аргунов рассказывает, что сложная обстановка сложилась в полосе 413-й дивизии генерала Терешкова, обороняющей подступы к Венсву. Под давлением противника части ее вынуждены были отойти, и образовалась опасная вмятина. Без помощи Терешкову не удастся остановить наседающего врага.

- Как обстоит дело с обеспечением войск? - спрашиваю я.

- Подвоз боеприпасов, горючего и продовольствия идет нормально. Правда, иногда из-за снежных заносов приходится пользоваться гужевым транспортом. Но пока что мы ни в чем недостатка не испытывали.

Сквозь замерзшее окно едва пробиваются последние блики дневного света. Потом они и вовсе исчезают. Раскаленное тело "буржуйки" стало еще более багрово-красным.

За окном послышался ритмичный шум движка. Загорелись автомобильные фары, установленные здесь же, в комнате. Их яркие лучи осветили карту. Склонившись над ней, продолжаю слушать Аргунова. Он говорит подробно, со знанием дела, высказывает интересные мысли. Видно, что Аргунов человек с большим военным кругозором, опытный штабист, умеющий творчески мыслить.

В 50-й армии полковник был "старожилом", прошел с ней почти весь ее путь.

Он обладал феноменальной памятью, превосходно знал положение в дивизиях и мог дать подробную характеристику любой из частей. Позднее, когда мы сошлись поближе, оказалось, что за плечами начштаба большая военная жизнь: он учился на курсах "Выстрел" и в академиях имени М. В. Фрунзе, Генерального штаба, был на преподавательской и строевой работе.

- А между прочим, - вспоминал Аргунов, - в Красную Армию я попал не совсем обычно. Как только были созданы военкоматы, явился к смоленскому военкому с просьбой направить в команду пеших разведчиков. Расспросил он, кто я и откуда, а затем предложил написать заявление и ждать вызова. На следующее утро в смоленской газете был напечатал список лиц, изъявивших желание служить в Красной Армии. Среди них оказалась и моя фамилия. А под ней текст: "Если у кого-либо есть какие-нибудь претензии к Аргунову Николаю Емельяновичу, желающему служить в Красной Армии, просим сообщить в губвоенкомат". Десять дней газета печатала это объявление. Десять дней я с волнением ожидал решения своей судьбы. А затем военком вызвал меня и говорит: "Ну, поздравляю. Претензий к тебе нет". И тут же зачитал приказ о назначении меня инструктором губвоенкомата.- Так с мая восемнадцатого года и служу в Красной Армии, заключил Аргунов.

Бывает, с первой же встречи проникаешься к человеку огромной верой, большим уваженном. Так произошло и в тот раз после знакомства с Аргуновым. И я не ошибся. В течение совместной службы в 50-й армии он был для меня надежной опорой.

Нашу первую беседу с полковником неожиданно прервал телефонный звонок. Аргунов взял трубку и тотчас передал мне.

Говорил маршал Шапошников. Он интересовался, успел ли я познакомиться с делами армии и каково положение на Тульском участке фронта. Я подробно доложил обо всем. Маршал одобрил мое решение выехать в Венев, где сложилась особенно трудная обстановка, но приказал поддерживать с ним связь.

И до того плохая погода в ночи совсем испортилась. Мороз стал крепчать. Разбушевалась пурга. Точно разъяренный зверь, она завывала на все лады, заглушая разноголосый шум войны.

С группой офицеров штаба мы выехали на трех машинах. Первым шел броневик, за ним моя "эмка", замыкающей была радиостанция.

Вокруг зловещая темнота. Продвигаемся буквально на ощупь. Тыла в обычном понимании этого слова здесь нет, и каждая минута чревата неожиданностями.

Впереди сквозь пелену снега прорвалось пламя. Остановились. Оказалось, это горит трофей наших зенитчиков - подбитый вражеский самолет. Он упал на дорогу. Пришлось объезжать этот неожиданный костер.

Позади осталось более тридцати километров. И вот уже Венев. В одноэтажном домике разместился штаб боевого участка. Здесь я застал члена Военного совета 50-й армии бригадного комиссара К. Л. Сорокина с несколькими офицерами. Познакомились.

Начальника боевого участка нет. Мне сообщили, что он в одной из дивизий. Пока дежурный офицер разыскивал его, мы с членом Военного совета разговорились о делах в армии.

Сперва Сорокин показался мне сухим, педантичным человеком, представителем той категории людей, о которых говорят, что они предпочитают больше молчать, а если их спрашивают, то обычно произносят односложное "да" или "нет". Однако это впечатление тотчас рассеялось, как только разговор зашел о командных и политических кадрах, о политико-моральном состоянии личного состава. Судя по всему, член Военного совета постоянно бывал в войсках и именно там, где возникала особая опасность. Он досконально знал положение дел на фронте и трезво оценивал создавшуюся обстановку.

Сорокин - старый коммунист, опытный армейский политработник. В годы гражданской войны участвовал в боях с врагами молодой Советской власти, был пропагандистом и обладал всеми качествами вожака масс. Сейчас этот богатейший жизненный опыт, разностороннее политическое образование и глубокие военные знания помогали Сорокину в работе с людьми.

Мы настолько увлеклись беседой, что не заметили, как появился приземистый, излишне тучный генерал. Он вошел, опираясь на палку. Представился:

- Товарищ командующий, прибыл по вашему приказанию. Начальник Веневского боевого участка командир четыреста тринадцатой стрелковой дивизии генерал-майор Терешков.

- Здравствуйте, товарищ генерал. Что же это вы, я бы сказал, в небоевом виде, с палкой в руке.

- Это у меня "холодное оружие",- промолвил он, улыбнувшись, а заметив, что я тоже опираюсь на костыль, добавил: - С вас, товарищ командующий, беру пример, без палки и шагу сделать не могу. С первой империалистической немцы память оставили. Под Львовом ногу покалечили. Вот и по окопам брожу с этой дубинкой. В общем, на немцев у меня злость со стажем.

Я попросил Терешкова рассказать о положении на Веневском боевом участке.

- Духом не падаем, но, по правде говоря, положение сложное, - начал он, разворачивая карту.- Особенно опасная обстановка сложилась в полосе четыреста тринадцатой дивизии. Части дивизии понесли большие потери. Жалко людей. Дивизия формировалась на Дальнем Востоке, народ в ней отважный, сильный, пропитанный океанской солью, дубленный буйными ветрами.

Алексей Дмитриевич Терешков мне хорошо запомнился. Он обладал ярким умом и недюжинным военным талантом. Улыбка, шутка, хорошая лукавинка даже в самые тяжелые периоды жизни не покидали его. Авторитет этого замечательного генерала в войсках был огромен, о его храбрости и находчивости слагались легенды.

- По земле шагаю давно,- рассказывал Терешков,- с последнего десятилетия прошлого века. Деревня наша Корма, на Гомельщине, была бедной. Отец имел своей земли всего на один рот, и то не на всю неделю. Довелось и мне работать на помещика. А когда кончалась работа у него, уходил на заработки в город. Каменщиком был. Шую знаете? Видели там большие старые казармы из красного кирпича? Моя работа. Много домов довелось строить и в Москве, и в Киеве. Да куда только жизнь не бросала! Зимой для "железки" шпалы пилил. Всякое бывало.