Майк Резник - Аванпост

• Название: Аванпост
• Автор: Майк Резник
• Издательство: АСТ/Люкс
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-027451-3/5-9660-0907-4

У самого края черной дыры, в центре Млечного Пути, на планете Генрих II, обращающейся вокруг двух звезд, Плантагенет и Тюдор, расположен бар «Аванпост». Через двери этого бара проходят величайшие герои, злодеи и искатели приключений в галактике. Чтобы выпить, похвастаться и обменяться историями. «Аванпост» — нейтральная территория. Здесь запрещены схватки. Только здесь кровавые враги могут выпить вместе и вспомнить боевое прошлое. Ведь все эти охотники за головами, мошенники, воры и убийцы имеют между собой намного больше общего, нежели со всей остальной галактикой. Но их размеренная жизнь в воспоминаниях о прошлых убийствах прервана чужим вторжением. И для того, чтобы отразить его, всем этим отъявленным индивидуалистам придется сплотиться.

---

Но прежде чем сразиться с ними, решил подкрепиться, поскольку бой в городе отнял у меня немало калорий. Я сидел у корабля, поджаривал на костре несколько стейков, достаточно далеко от пришельцев, чтобы их датчики могли засечь меня, когда мне между лопаток уперлось дуло глушака.

— Подними руки.

По сильному акценту я понял, что голос принадлежит одному из пришельцев.

— Если я подниму руки, стейки сгорят, — ответил я, не поворачиваясь.

— И что? — спросил пришелец.

— Если ты все равно собираешься меня убить, не имеет значения, что я буду делать со своими руками… а если убивать не собираешься, сжечь стейки — это преступление.

— Я об этом как-то не подумал, — признал он, обошел костер с другой стороны, держа меня на мушке. Похоже, никак не мог решить, что ему со мной делать.

— Если ты не собираешься меня убивать, то можешь составить мне компанию, — предложил я. — Еды хватит на двоих.

— Я не возражаю. — Он взял тарелку и скрестив ноги сел у костра. — День выдался долгим, а я не ел с рассвета.

— У тебя есть имя? — спросил я.

— Стихоплет, — ответил он. — А ты кто?

— Макс.

— У меня такое ощущение, что рук у тебя больше, чем у обычного человека.

— Никогда не считал это недостатком, — ответил я.

— Любопытно. Из того, что я узнал о вашем обществе, вытекает следующее: столь значительное отличие превращает тебя в выродка, которого все отторгают.

— Да что ты знаешь о нашем обществе? — возмутился я.

— Я прочитал все книги и просмотрел все образовательные голофильмы. Особенно отвратительным я нахожу ваш обычай есть новорожденных младенцев.

— Впервые слышу о том, что люди едят детей, — удивился я.

— Полагаю, это тайный ритуал, — сочувственно пояснил он.

— У меня складывается впечатление, что ты — жертва ложной доктрины.

— Ложной доктрины? — переспросил он.

— Пропаганды.

— Но я видел голофильмы!

— Ты видел чудеса компьютерной анимации и спецэффектов, — безапелляционно заявил я.

Он ответил долгим взглядом.

— Ну, не знаю, — наконец вырвалось у него.

— Ты видел голофильмы, в которых люди поджаривали или варили младенцев?

— Нет, ели их сырыми.

— То-то и оно. Я — живое свидетельство, что люди всегда готовят пищу.

— Да, пожалуй. Ты и представить себе не можешь, как я рад.

— Почему?

— Я — не воин, — признался он. — Поэт. Пошел в армию, лишь узнав, что вы проделываете со своими младенцами. Думаю, теперь я вернусь домой и закончу работу над первым сборником стихов. Мой конек — нерифмованный гекзаметр.

— Почему ты думаешь, что они тебя отпустят?

— Почему нет? От поэта пользы им никакой. — Он помолчал, потом печально продолжил: — Собственно, им нет пользы от любого, кто не убивает, калечит, пытает.

— Может, тебе стоит подумать о том, чтобы перейти на нашу сторону? — спросил я.

— Не могу. Люди презирают всех, кто отличается от них.

— Опять пропаганда. — Я покачал головой. — В нескольких милях отсюда находится женщина-киборг, у которой в пальцах огневой мощи больше, чем у многих боевых звездолетов. У нее искусственные глаза и по окончании войны она, возможно, заменит настоящие ноги на протезы. Тем не менее она сражается на нашей стороне. И не стала бы этого делать, если бы мы третировали ее, не так ли?

— Да, — согласился он. — Полагаю, не стала бы.

— Безусловно. Может, я должен познакомить тебя с нашей версией истории человечества?

— У меня есть вся ночь.

Вот я и рассказал, как Томас Джефферсон* [16] написал Magna Carta* [17], папа Иоанн XXIII освободил марсианские колонии и, как мог, процитировал «Геттисбергское послание»* [18] Бейба Рута* [19]. Вскоре он начал засыпать меня вопросами, и мы проговорили до утра.

А когда над Генрихом V взошло солнце, он потянулся ко мне, пожал руку и объявил, что ему с детства промывали мозги, но уж оставшуюся жизнь он посвятит борьбе за свободу, равенство, капитализм и другие высшие ценности.

Два дня мы провели вместе, стараясь лучше узнать друг друга. Он читал мне свои стихи, в которых не было рифмы, но чувствовался напор и, конечно, талант. Я рассказывал ему, как функционирует свободное общество, и почему мы, жители Пограничья, не платим налоги, не участвуем в выборах и не проводим много времени за изучением уголовного кодекса.

— Но, если вы добровольно отказываетесь от права участвовать в голосовании, почему вы сражаетесь за Содружество? — спросил он.

— Я не сражаюсь за Содружество или Монархию, как ни назови, — ответил я. — Я сражаюсь потому, что вы вторглись на Генрихи, а именно здесь я могу хорошо провести время за выпивкой.

Он нахмурился, насколько представитель его вида мог хмуриться, и попытался зайти с другой стороны.

— Как государство может выжить, если все убегут в Пограничье и перестанут платить налоги?

Я мог бы объяснить, что выход очень простой: покорить еще несколько цивилизаций и обложить их налогами по самое не хочу, но почувствовал, что такое объяснение не покажется убедительным. Поэтому сказал, что на одного смельчака, решающегося улететь в Пограничье, приходятся миллионы, остающиеся дома.

— Логика проста, — добавил я. — Если б образовался недостаток налогоплательщиков, они бы или присоединили к Содружеству часть Пограничья, или увеличили бы налоги.

— Разумно.

— Да… если только не тебе приходится платить повышенный налог.

— А если тебе?

Я пожал плечами.

— Тогда ты отправляешься в Пограничье, возможно, открываешь планету-другую, которые государство в конце концов прибирает к рукам. Вот так галактика и становится цивилизованной.

— И этот процесс бесконечен! — воскликнул Стихоплет. — Всегда найдутся недовольные, но ваша цивилизация организована такие образом, что недовольство ведет к экспансии, которая приводит к усилению давления государства, что результируется в появлении новых недовольных и новой экспансии… — Он помолчал. — В такой ситуации пройдет не так уж много времени, прежде чем человечество освоит Андромеду и другие соседние галактики.

— Ты находишь сие угрожающим? — спросил я.

— Я нахожу сие захватывающим!

— Твоя цивилизация не знакома с Манифестом судьбы?

Он не знал, что означает это понятие, и я ему объяснил.

— Как это красиво, Манифест судьбы! — воскликнул он. — Мне нравится. Мои соотечественники думают только о том, как бы захватить одну-другую звездные системы да пролить побольше крови. Их устремления не идут ни в какое сравнение с грандиозностью ваших.

Короче, он решил лететь в «Аванпост» и просить политического убежища. Я ему сказал, что здесь нет никого, кто может предоставить ему такое убежище, за этим надо лететь в Монархию и разыскивать одно из государственных ведомств, которые занимаются дезертирами. А с учетом количества государственных ведомств, на поиски могут уйти две жизни. Вот я и убедил его отправиться в «Аванпост» лишь для того, чтобы привыкнуть к людям, свободе и раннему капитализму на первых стадиях его развития.

Мы решили отбыть ранним утром, но, когда я жарил яичницу, чтобы подкрепиться перед отлетом, нас окружили соотечественники Стихоплета.

— Сматываемся отсюда! — крикнул я, бросаясь к кораблю.

— Берегись, Макс! — раздалось в ответ.

Я оглянулся и увидел пришельца, который целился в меня из пульсатора. Я понял, что жить мне осталось доли секунды, но, когда он выстрелил, Стихоплет заслонил меня собой, и предназначенный мне энергетический заряд угодил в него.

Тут я, признаюсь, обезумел. Уложил пришельца выстрелом из глушака, а потом с пистолетом в каждой руке двинулся на остальных, крича, чтобы они выползали из-за укрытий и схватились со мной. Пара дюжин выползли, и я их убил, не обращая внимания на легкие ранения, без которых, увы, не обошлось. Перебив всех, я вернулся к кораблю и похоронил Стихоплета как человека.

Он был моим другом, возможно, лучшим из всех. Знает Бог, внешность у него была не очень, и стихов, которые он сочинял, я не понимал, но он подставил грудь под выстрел, предназначавшийся мне, а на такое люди не способны.

* * *

Мать Земля вытерла слезу.

— Я думаю, это прекрасно.

— Я тоже, — присоединилась к ней Киборг де Мило. — Но, когда я, очистив город, попала в тот военный лагерь, мне не попались две дюжины трупов.

— Возможно, оставшиеся в живых похоронили их, — ответил Макс. — А может, они разложились под солнечным светом.

— Те шестьсот, которых я убила в городе, не разложились, — сухо заметила Киборг де Мило.

— Послушай, это моя история! — рявкнул Макс. — Если ты ей не веришь, дело твое!

Киборг де Мило пожала плечами.

— Мне без разницы, что ты болтаешь.

Макс повернулся к Барду.

— Ну? Ты ее используешь?

— В отсутствие противоречащего варианта выбора у меня нет. А кроме того, Стихоплет — украшение книги.

— Какое там украшение! Он был страшен, как смертный грех… и при этом показал себя самым верным другом.