Илья Рясной - Наше дело — табак

• Название: Наше дело — табак
• Автор: Илья Рясной
• Издательство: Эксмо-Пресс
• Жанр: Боевик
• Год: 2001
• ISBN: 5-04-007127-2

Этого киллера побаивались сами заказчики. Входя в раж, он крушил все подряд, забывал о деньгах и условиях договора. Он упивался радостью уничтожения; вид крови, запах крови пьянили его. Без самой крайней надобности о нем старались не вспоминать. И вот — вспомнили. А это означало, что дела приняли нешуточный оборот. Табачные мафии, ворочающие бешеными деньжищами, схватились так, что без этого отморозка уже не обойтись...

---

— Чего ты на меня орешь? На жену свою ори! — сорвалась Лена.

— Что? — несколько озадаченно спросил он. — Ты чего проквакала?

— Ничего.

— Ты в следующий раз думай, как и с кем базаришь, кошка помойная, — с угрозой произнес он. — А Арнольду скажи, чтобы срочно меня нашел.

Послышались короткие гудки.

— Свинья! — в сердцах кинула Лена. К манере обращения Глушко она привыкла. У него было излюбленное занятие — хамить женам приятелей и видеть, что его никто не хочет окоротить. Да и самих этих жен он считал никчемными клушками, как и женское племя в целом. Единственно, кому удавалось держать его в узде, — Инессе, и за одно это ей можно было присвоить звание заслуженной укротительницы России.

— Еще какая, подруга. Еще какая. А не хлопнуть ли нам еще по рюмашечке?..

Вика ушла через час, а еще через полчаса появился Арнольд — взмыленный, озабоченный. Окинул рассеянным взором жену, прошел в спальню, откуда вернулся в свободном спортивном костюме, выгодно подчеркивающем стать его мускулистой фигуры. Налил себе коньяка, выпил.

— Ужинать будешь? — закрутилась вокруг него Лена, с детства ученая, что вокруг мужа надо крутиться, его надо обхаживать — в этом она находила удовольствие.

— Нет. Устал незнамо как, — вздохнул он. — Какие-то щеглы на наших торговцев наехали. Шпана из Старобалтийска. Только вылупились на божий свет, а уже крутизна, пальцы веером: бабки им подавай… Пришлось поучить. Показать, кто хозяин.

Он устало провел рукой по лбу и засмеялся, вспомнив о чем-то приятном:

— Нет, ну надо было видеть их хари…

— Тут тебе Глушак звонил. — Лена засунула тарелку в микроволновку. — Меня кошкой помойной обозвал.

— А, не обращай на идиота внимания, — отмахнулся Арнольд.

— Просил срочно позвонить.

— Ладно. — Арнольд взял мобильный телефон, набрал номер.

По мере того как он говорил с бывшим корешем, а теперь полудругом, полуврагом, полукомпаньоном, полуконкурентом, лицо его становилось все суровее.

— Понятно, — сказал он. — С утра не могу. Во второй половине дня… В кафе. Лучше в «конюшне». Посидим, обсудим. Тема-то не телефонная.

— Что случилось? — обеспокоилась Лена, когда муж со стуком положил на столик телефон.

— Бизнес, — задумчиво произнес Арнольд. — Всего лишь бизнес… Который не терпит дураков. И слабых… Я похож на слабого дурака?

— Нет. — Она обняла его.

— Хотелось бы верить… Посмотрим завтра…

Глава 17 НЕЛЕГОК БАНДИТСКИЙ ПРОМЫСЕЛ

Сову била дрожь. Он никак не мог отделаться от дурацкой навязчивой мысли. Стоило прикрыть глаза, и начинало мерещиться, что он уже погиб, а все, что происходит, — это просто галлюцинации умирающего человека. Он напрягался, чтобы доказать, что еще жив, прикусывал губу и возвращал себе ощущение реальности. Но хватало его ненадолго. Потом мысли опять начинали путаться. Когда он наконец пришел в себя и ему стало по-обычному страшно, дверь камеры открылась.

— На выход, пацанчик, — произнес сонный конвоир. В другие времена он бы ответил старшине на «пацанчика» достойно, а в другой обстановке просто бы дал в лоб так, что мало не показалось бы, но сейчас это пренебрежительное обращение не вызвало даже самого слабого протеста. Сове было плохо как никогда в жизни.

Его препроводили в расположенный на втором этаже Суворовского отдела милиции кабинет, где он уже побывал и с ним разговаривал напористый, косноязычный мент. Теперь встретил его высокий человек с пышными, киношными усами и изрезанным морщинами лбом, показавшийся смутно знакомым.

— Ушаков, — представился мужчина. — Наслышан?

— Ушаков?

— Начальник областного уголовного розыска… Должен знать, если выбрал эту нелегкую стезю.

— Какую стезю? — не понял Сова.

— Бандитскую.

— Я… — Сова вздохнул. — Ничего я не выбирал.

— Ну, она тебя выбрала. Не об этом разговор, а о том, что ты влип по самые свои оттопыренные уши. Соучастие в покушении на умышленное убийство. Разбой, а то и бандитизм. Думаешь, это мало?

— Не знаю.

— Двенадцать лет лишения свободы, — пояснил Ушаков. — От звонка до звонка. Думай.

— Я уже все рассказал.

— Не все. Далеко не все. Где Пробитый?

— Больше адресов не знаю.

Оперативники уже проехались по указанным Совой с перепугу адресам да еще по тем, которые накопали, готовя мероприятия по Пробитому и его подручным. Сейчас там засады. Но Пробитый туда не спешил. Он вообще будто растворился. Ничего, с подводной лодки не убежишь. Ведь эта область — анклав. Правда, он может попытаться незаконно выбраться с территории Российской Федерации. Вон с той же Прибалтикой граница — одно недоразумение.

— Давай, рассказывай о своем разбойничьем житье-бытье, — предложил Ушаков.

— Я ничего больше не знаю, — произнес Сова, потупившись.

— Знаешь. Будем вспоминать… Очень быстро Ушаков заболтал, заморочил, закрутил и без того деморализованного Сову так, что тот размяк . окончательно и выложил все, что знал о бригаде. О взаимоотношениях на вершине организации он был проинформирован мало, общался в основном с командиром пятерки Пробитым и несколько раз его удостоил вниманием Ломоносов.

— Ты одно пойми. Вы, «торпеды», — расходный материал. Мясо, которое не жалко подставить под пулю или статью, — вещал Ушаков вкрадчиво. — Что ты имеешь? Триста долларов — план, а много с них получаешь? Ничего ты не имеешь. Зато Ломоносов за день может три тысячи баксов влегкую спустить в кабаке.

На самом деле у «заместителя Корейца по приграничным делам» была слабость — после третьего стакана он становился сентиментальным и из него перло человеколюбие, в котором в трезвом виде он замечен не был. Ему вдруг почему-то хотелось сделать всем приятно. Кончалось тем, что он поил весь кабак и, к чести его, наутро не убивался из-за своего благородного порыва, потому как к деньгам относился без излишнего пиетета и швырял их, Шальные и легкие, по настроению и без жалости.

— Ломоносов — он достиг этого. Заработал по жизни право по три тысячи в кабаке спускать, — озвучил Сова явно не собственную, но глубоко вколоченную в его голову мысль. — И я заработаю, если постараюсь.

— Уже заработал, — кивнул Ушаков.

Для ареста Ломоносова показаний Совы было явно недостаточно, но все равно имело смысл рискнуть и задержать ближайшего помощника Корейца. Сейчас за ним отправятся оперативники по адресам — домой, в спортзал, в любимый кабак в центре Суворовска.

— А Богомол? — вдруг встрепенулся Сова. — Что он говорит?

— Ничего, — ответил Ушаков. — И вряд ли что-то скажет.

— Почему?

— Он мертв…

Сова вдруг снова начал утрачивать прочную связь с реальностью. Вдруг обожгла мысль — а если бы не Богомол, а он сам валялся простреленным на дороге и сейчас бы дожидался вскрытия в морге? Он обхватил что есть силы голову руками, будто не давая ей лопнуть. И вдруг в голос взвыл.

Глава 18 ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ РАСЧЕТ

Наконец настали теплые весенние деньки. Весна в этом мае и так выдалась слишком дождливая. Посетители кафе «Ипподром», в народе именуемого «конюшней», предпочитали сидеть на белых стульях за круглыми столиками на улице. Часы только что отметили четыре дня. Народу было немного. Заездов сегодня не шло, и обычная ипподромная шушера сейчас не толкалась здесь.

Глушко и Арнольд тоже устроились за столиком на улице. Первый тянул пиво прямо из банки, второй посасывал апельсиновый сок, впрочем, без всякого удовольствия. Разговор был тяжелый и неприятный, о чем не составляло труда догадаться по их лицам.

Ипподром. Сколько связано с этим местом. Когда эти двое людей были друзьями не разлей вода, они наведывались сюда постоянно. Был грешок — любили подергать удачу за хвост. Они никогда не выигрывали и не проигрывали много — хватало ума не слетать с катушек от азарта. Но волна общего ипподромного помешательства сладостно захлестывала их. Тут была своя микросреда, свои «жучки», свои авторитеты. Здесь крутились немалые деньги. Сапковского друзья тоже несколько раз брали с собой, но тому было здесь скучно. У Плута с детства был слишком трезвый и расчетливый ум для того, чтобы увлечься какой-то «жеребячьей рулеткой».

— Когда мы делали ставки последний раз, а, Валер? — с грустью произнес Арнольд.

— Четыре года назад, — не задумываясь, сказал Глушко.

— Четыре года…

— Еще соплями облейся по нашему счастливому прошлому, — хмыкнул зло Глушко.

— А что, не было его?

— Мало ли что было. Кончилось…

Действительно кончилось. Последний удар по былым добрым чувствам нанесли те две фуры, которые Арнольд толкнул без ведома партнера. Глушак никому ничего не прощает. Не простил и этого.

Глушко, Колпашин и Сапковский выросли в одном районе. Сошлись, когда молотили груши в юношеской спортшколе «Буревестник». Лучше всего, понятное дело, получалось у Глушака — тот где брал не силой, так злостью — ее всегда имел переизбыток. Он тогда быстро стал кандидатом в мастера спорта. Глядишь, со временем и в сборную России попал бы, если бы вовремя не остановили. Плут и Арнольд застопорились на первых разрядах, но их хватало, чтобы в случае чего расквасить кому угодно морду.