Розмари Роджерс - Оковы страсти

• Название: Оковы страсти
• Автор: Розмари Роджерс
• Издательство: АСТ
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2002
• ISBN: 5-237-05192-8

Независимая красавица Алекса, как в клетке, запертая в чопорных гостиных колониального высшего общества на Цейлоне, в романтическом порыве едва не дала себя соблазнить привлекательному незнакомцу, а спустя несколько дней с ужасом обнаружила, что неведомый обольститель — местный «светский лев», искатель приключений Николас де ла Герра! Напрасно пытается Алекса сделать вид, что не узнала его, — многоопытный Николас твердо намерен продолжить приятное знакомство…

---

Пока над ее головой продолжался этот диалог, Алекса ощущала, что все ее мускулы, даже те, что заведовали дыханием, и те, которые располагались в горле, были парализованы. Она не могла разжать руки, крепко вцепившиеся в холодные прутья металлической решетки, не могла закрыть глаза, даже рот, не могла контролировать свой мозг, мысли ее путались. Она как будто замерла на месте — как, впрочем, все герои этой мерзкой сцены, — пока, в конце концов, не почувствовала, что Чарльз сжимает ей руку, потом заметила странный взгляд, устремленный Ньюбери куда-то поверх ее головы, прежде чем снова вернуться к спокойному созерцанию истязаний, которые он сам же и вдохновил.

Она задерживала дыхание, потому что никак не могла нормально вздохнуть, и все в ее голове перемешалось, ей показалось, что она сейчас разорвется… А в следующее мгновение, уже на выдохе, она неожиданно заплакала отчаянно и громко, потому что в ней вдруг соединились в чудовищной агонии ее собственная боль — нравственная и его — физическая, и это было столь непереносимо, что она почувствовала, как теряет сознание.

— Алекса! Боже милосердный, минуту!..

— Дорогой Чарльз, ты должен был предупредить меня, что у твоей невесты такая нежная душа. Это ты на нее так повлиял?

Она слышала слова Чарльза и глумливый голос Ньюбери, а когда подняла голову, увидела маркиза, стоявшего уже по другую сторону решетки и смотревшего на нее сверху вниз с таким выражением лица, которое она всегда находила жутким. И у нее была причина испугаться, потому что теперь, застав его врасплох, она вдруг поняла, что все это значило и почему разыгралась сейчас эта сцена. Она поняла, как Ньюбери должен был все подготовить и как он хитрил, дожидаясь этой минуты. И странным было внезапное интуитивное чувство, заставившее Алексу перестать его бояться и таким образом освободиться от слепого отчаяния. Это позволило ей твердо выдержать его взгляд и приковать его к себе так властно, что он вдруг стал глядеть куда-то ниже ее лица и, втянув в себя воздух, произнес деланно угодливым тоном:

— Ах, ваше очаровательное бархатное платье совсем испорчено! — Затем он резко отвернулся и пробормотал с сомнением в голосе: — Боже мой, Браун, неужто вы и впрямь думаете, что мы смогли бы точно узнать, что их светлость могли позабыть? У меня такое ощущение…

— Ой, прекратите! Ради всего святого, неужели вам всего этого недостаточно? Зашли довольно далеко, не так ли? Это же было известно с самого начала…

Алекса прерывисто вздохнула и начала подниматься с пола, но Чарльз положил обе руки ей на плечи и не дал этого сделать, наклоняясь над ней и произнося мягким тоном:

— Дорогая моя, ты, кажется, совершенно не в себе, верно?

— Чарльз, дайте ей договорить. Я очень хочу выяснить от нее все то, что я всегда знал сам.

— Николас никогда меня не насиловал. Никогда! Я солгала. Я солгала, потому что так разозлилась на него. Но я никогда не думала… Откуда мне было знать, что вы дойдете до такого безобразия? Вы… — говорила она ровным голосом, чувствуя, как нарастающий страх сковывает ее всю, но продолжала выплевывать слова прямо в его улыбающееся лицо. — Вы сукин сын! Мясник! Если кто и заслуживает суда, так это вы!

Ньюбери хохотнул невесело и сказал с издевкой:

— Стало быть, сим доказано, что леди — шлюха или шлюха в роли леди. Признаете? И даже на коленях, словно святая или раскаявшаяся грешница?

— Я уже призналась в том, в чем вы хотели заставить меня признаться, и я могу повторить, чтобы доставить удовольствие. Да, я лгала. Я лгала! Не было ни насилия, ни принуждения. Я делала это по своей воле. И я не должна каяться на коленях перед такими развратниками и подлецами, как вы все!

Тяжело дыша, Алекса пыталась вырваться из-под навалившихся на нее рук Чарльза, пригибавших ее книзу, а когда его пальцы сомкнулись у нее на шее и он злобно выругался ей в лицо, она вонзила ногти в одну его руку, а зубы — в другую. Затем, не дожидаясь, пока он ударит ее, она воспользовалась его кратким замешательством и со всей силы отшвырнула от себя, вскочила на ноги и в ярости встала перед ним.

Предостерегающий возглас Ньюбери остановил лорда Диринга, уже собиравшегося выполнить угрозу, ставшую очевидной по зверскому выражению, появившемуся на его обычно приятном лице.

— Чарльз! Не надо! Это не кончится добром, вы же знаете.

— Но вы же видели, что она мне сделала. Видели? Да ее нужно…

— Чарльз! — повторил Ньюбери уже более резким голосом, и это утихомирило лорда. Ньюбери взглянул на Алексу и улыбнулся: — Значит, ты вполне можешь защитить себя, когда это нужно, да? А когда тебе придет в голову переспать с мужчиной, ты затащишь в кровать любого, не так ли? О Боже! Нет ничего хуже развратной бездушной сучки, которая к тому же и нагло врет! Посмотри, что ты сделала с моим несчастным племянником, который относился к тебе с таким уважением и даже предложил тебе руку и сердце. Ну и… разумеется… надо спросить все еще безмолвствующего Николаса, что он думает обо всем этом? В конце концов, нельзя забывать, что он пострадал больше всех из-за своего ошибочного и весьма глупого представления, будто ты нуждаешься в защите от… Ну ладно, во всяком случае, вместо того чтобы сказать правду для защиты самого себя, он предпочел повторять твою ложь в твою защиту. И оказывается, все это впустую. Такая глупая, ненужная жертва. Быть посаженным на цепь, как собака, чтобы каждый день получать кнут…

С побелевшим лицом Алекса произнесла крайне взволнованным шепотом:

— Чтобы каждый день… О Боже, нет! Каждый день? Почему? Ну почему мне ничего не сказали? Почему меня не подвергли «суду» и тоже не допросили? Если бы я предполагала…

— Как это — почему, — сказал за ее спиной Чарльз голосом, переполненным местью, — тебя же как-то допрашивали. И все зависело от того, что скажет Эмбри, ты же знаешь. И если бы он сказал правду, тогда, дорогая моя леди Трэйверс, я бы пользовался вами много-много раз, но при совсем иных обстоятельствах. Особенно если учесть, как вам нравится посещать бордели и получать плату золотыми цепочками, коими вы обтягиваете ваши бедра. И я не единственный, кто ложился на вас… на тебя, шлюха!

— Чарльз, Чарльз! Она же все-таки ваша невеста, и мы должны помнить, что, хотя «суд» закончился и приговор вынесен, наказание еще не выполнено до конца. Конечно, неприятно быть палачом, который должен бить кнутом сознавшуюся проститутку, правда ведь, Николас? А тебе понравится быть самому наказанным кнутом? Скажи мне еще раз.

— Нет! — истошно закричала Алекса, пытаясь открыть дверь. — О, не надо! Не надо!

Но Ньюбери уже строго взглянул на Брауна и кивнул. Ей снова пришлось наблюдать за всем этим и чувствовать, как вздрагивает ее тело, как будто кнут одновременно касался и ее.

— Ну как? Понравилось?

— Нет. Проклятие, нет! Мне это… совсем не нравится. Вы довольны?

Он с трудом выдавливал из себя слова. Это была агония, и причиной всех его мучений была она. «Я этого не перенесу, — подумала Алекса. — Я этого не выдержу! Как он может?» Она заметила, что Ньюбери следит за ней, словно чего-то ждет. И она поняла, чего он ждет.

— Каковы ваши условия? — спросила она, и на этот раз уже ей пришлось выдавливать слова из пересохшего горла. — Скажите, каковы они, и я выполню их. Будьте вы прокляты! Но если вам нужно только мое признание, что я солгала умышленно, тогда вы его уже получили и можете нас отпустить.

— Нас? Но вы совершенно свободны и можете уйти, когда пожелаете. Но тут, я полагаю, у нас еще есть незаконченное дело. Я не сомневаюсь, мой племянник будет рад предоставить вам свою карету, а может быть, и свой эскорт тоже.

— А что в противном случае? — спросила она, понимая, что этот вопрос она не должна задавать, и когда он ответил, что дверь для нее открыта, Алекса почувствовала, что все взоры устремлены на нее. Но Николас ни разу не обратил на нее внимания, словно ее здесь и не было. А все они смотрели на нее — и этот тип, которого Ньюбери называл Брауном, и Чарльз, и тот, которого представили как Партриджа, и прежде всего сам Ньюбери, мерзавец и ее отец. Все они оказались на одной чаше весов, тогда как на другой была только она одна — ее тело и ее разум, ведущие отчаянную борьбу, в которой она могла потерять ту единственную награду, которой она желала более всего.

— Николас? — начала она, не решаясь дотронуться до него и видя, как он почти инстинктивно вздрогнул, когда она протянула к нему руки. — Пожалуйста, постарайся понять… Пожалуйста… Я не могла вынести…

Он сидел на полу, где они оставили его, с поджатыми к груди коленями. Его обросшее щетиной лицо было скрыто за сцепленными вместе руками, лежащими на коленях. Спина его сгорбилась, и он молчал. Молчал до тех пор, пока она не произнесла на какой-то совершенно отчаянной ноте:

— Пожалуйста. Ведь я же… я же люблю тебя, Николас!

И тогда, не поднимая головы, он сказал полным безразличия голосом: