Джованни Боккаччо - Амето

• Название: Амето
• Автор: Джованни Боккаччо
• Жанр: Проза

---

И, соблюдая заведенный порядок, она запела такие стихи:

XXXIX

О вы, чей разум прозорлив и ясен,

душа чиста, желания скромны,

и грудь тверда, и пыл в ней неугасен,

достигнуть жаждущие той страны,

в которой средоточие желаний

и вне которой - цели не важны,

послушайтесь моих увещеваний

и приобщитесь к истине одной,

достойной неустанных познавании.

Кибела то открыла предо мной,

что заслоняют ложные личины

от слабых взоров мудрости земной;

но ум в божественные те глубины

проникнет, если верой утвержден

и не взыскует видимой причины.

И в них я пребываю испокон

и то, во что я верю без зазренья,

воочью созерцаю без препон.

Я знаю, что двоичность появленья

и низких и высоких дел земных

являлась целью божьего творенья,

я верую, что предваряло их

единосущно и треипостасно

иное благо в вечностях иных,

и что дитя - природе несогласно

во чрево девственное снизошло,

и племя Прометея неподвластно

Плутону стало, победивши зло;

и таково на свет дитя явилось,

что девственности вред не нанесло,

и в Иордане в свой черед крестилось,

принявши омовенье от того,

к кому всех боле сердцем обратилось,

явив начало таинства сего,

в котором, возрождаясь, мы смываем

грех первородный предка своего;

и крестник сей был мучим и терзаем

и смерть на древе тяжком восприял

за нас, и мы о том не забываем.

Я верю, что из мертвых он восстал,

Дит посрамил - и в небо возвратиться

к отцу решил в венце земных похвал,

о том рекли и лев, и вол, и птица,

и тот, кем благовещена засим

без кривословья каждая страница,

и много прочих сообразно им

повествовали о Его державе

и кистью верной, и пером благим.

Я верую - вернется Он во славе,

и мы ему предстанем все, дабы

то получить, что присудить он вправе;

пророки - небу вознося мольбы,

Святого Духа силой вдохновенны,

предуказали ход его судьбы,

и Дух, Отцу и Сыну равноценный,

равно от них обоих исходя,

сияет вечный, вечно совершенный.

Я верю - церковь, верных ей ведя,

их непременно выведет из мрака,

и вне ее нет правого вождя,

я подтверждаю также святость брака,

и - что причастье грешников целит,

а исповедь им помогает всяко,

и - что Церера с Бахусом таит

высокий смысл причастия святого,

и этот смысл от слабых глаз сокрыт;

и быть достойным таинства такого

обязан совершающий его,

и звания он должен быть благого.

Так в проповедях звучных ничего

не утаила от меня Кибела,

уча меня для блага моего.

И если б знали суть господня дела

и Аристотель и ученики,

притом чтоб вера в их душе созрела,

кому-кому, а им весьма легки

пути бы оказались в царство света,

коль в знанье прочем были высоки.

Как Моисей для божьего обета

приверженцев от мира отвратил,

дабы не знали ложного завета,

вот так и я, поверив в бога сил,

устремлена душой к его пределам,

храня в груди неистощимый пыл,

и полагаю это главным делом,

и прославляю господа везде,

горда и польщена таким уделом,

и, следуя ведущей мир звезде,

душой благой, уверенной и ясной

я счастья не смогу найти нигде,

как только в нем, и чистой и прекрасной

ему я вверю душу, - тем скорей

с Кибелой повстречаюсь сладкогласной,

всевечно в небесах ликуя с ней.

ХL

Покуда нимфы рассказывали, Лия молча внимала. Теперь наступил ее черед, и, любуясь ею, Амето справедливо хвалил ее повесть; но о том, что будет дальше, боялся и думать, каждый миг со страхом в груди, ожидая, услышать: "Пойдемте". Зной уже спал, и все дамы, раздумывая, что делать дальше, выжидательно смотрели на Лию, распорядится она продолжать или скажет, что время прощаться. Но тут их взгляды были привлечены другим: по небу, поднявшись, должно быть, с ближнего берега, летело семь белоснежных лебедей и столько же журавлей; с великим шумом, застилая крыльями небо, они вдруг остановили полет. Вглядевшись, нимфы и Амето увидели, что птицы разделились на две стаи и жестоко бьются, сшибаясь грудью, клювами и когтистыми лапами; воздух казался полон перьев, как хлопьев снега в ту пору, когда Аполлон входит в созвездие Юпитеровой кормилицы; но после долгой битвы побежденные журавли улетели. Амето зрением не умел еще постигать божественный замысел и, удивленный, гадал, что знаменует собой эта битва, любопытствуя, куда повернут победившие лебеди; но вдруг неведомый свет излился с неба. И как пред израильским народом в пустыне, так пред ними вслед за дивным мерцанием опустился столп света, за которым остался след, видом точь-в-точь как дочь Фавманта. Едва столп опустился, как Амето отвел взгляд от семи лебедей, не в силах вынести блеска, подобно Фаэтону, когда тот, явившись впервые пред очи отца, оглушенный и чуть не ослепший от грома и блеска, перепугался и прянул назад; что означал этот слепящий столп света, Амето был не в силах уразуметь. Но недолго он ждал, ибо его ушей вдруг достиг нежный голос, промолвивший:

XLI

Я - свет небес, единый и тройчатный.

я семь начало и конец всему,

и все постиг мой разум необъятный.

Я - истина и благо; посему

за мною поспешающий избудет

и путь печальный, и стези во тьму,

и к ангельским урочищам прибудет,

где, вечные сокровища храня,

я их тому отдам, кто стоек будет.

Кто обо мне речет и для меня,

стремясь умом и сердцем к высшей цели,

презрев мирской соблазн и злобу дня,

которые от века власть имели над душами,

того я в свой черед в моей

очищу пламенной купели.

Живите с миром, и пускай цветет

надежда в вашем благородном круге,

не грозен многозвучный мой приход

и свет высокий в темной сей округе.

XLII

Ободренный речью, Амето постиг, что Венера не та богиня, которую глупцы призывают в разнузданном любострастии, а та, что одаряет смертных истинной, праведной и святой любовью. И нимфы показались ему еще прекрасней, чем прежде, их проясненные лики обращены были к свету и озарялись им так, что порой он опасался, как бы они не воспламенились, особенно Агапея и его Лия. Но радость на их лицах прогнала от него спасенья, и, напрягая взор, он вместе с ними силился проникнуть зреньем столп света. Но как ни трудно ему было, все же, подобно тому как в пламени вдруг удается различить горящие уголья, так он увидел наконец светящееся тело, затмевающее разлитый кругом блеск. Как раскаленное железо, выхваченное из горнила, оно рассыпало вокруг себя множество искр, и от них вся окрестность сияла светом. Но сам божественный образ ее и очи он так и не мог разглядеть; и вдруг, покуда он напрягал зренье, богиня возговорила:

ХLIII

О сестры драгоценные, вестимы

немногим в царствие мое врата,

чтоб их достичь - крыла необходимы.

Усердность ваша явственна, чиста,

добра, свята, пряма, полна привета,

похвальна, добродетельна, проста,

от слепоты уберегла Амето,

и созерцать обрел способность он

мои красоты - средоточье света;

и для того был в тайны посвящен,

чтобы друзьям с пристрастьем и стараньем

смог описать столь сладостный полон.

Глядите ж на него - ведь он желаньем

постичь меня воспламенен стократ,

но не умеет совладать с пыланьем,

земною дрожью будучи объят.

ХLIV

Едва смолкли божественные слова, нимфы поднялись и подбежали к Амето; он же, ошеломленный явленьем Венеры, и не почувствовал, как его схватила за руку Лия; в тот же миг она совлекла с него убогое платье и окунула в прозрачный источник, в котором он весь омылся. А когда скверна сошла с него, Лия чистым передала его в рули Агапеи, и та вернула его на место, где он стоял пред очами богини; там Мопса краем одежды отерла ему глаза и сняла с них пелену, скрывавшую Венеру от его зренья. А Эмилия радостно и заботливо доброй рукой обратила его взгляд к лику богини; тотчас Акримония наделила силой проясненное зрение; Адиона набросила сверху драгоценные покровы; Агапея дохнула ему в уста и зажгла неизведанной силы огонь. Убранный, прекрасный, сияющий ясным светом, он радостно обратил взор к священному лику и, дивясь несказанной его красоте, испытал то, что ахейцы при виде волопаса, обернувшегося Язоном. Созерцая богиню, он говорил про себя: "О богиня Пегасова, о высокие Музы, укрепите мой слабый ум, изощрите меня в лицезренье богини так, чтоб я мог выразить словами эту божественную красоту, если смертному языку дано об этом поведать, хоть и боюсь я, что напрасно тщусь удержать в душе зримый образ".

Долго взирал он на богиню, и чем дольше вглядывался в ее облик, прекраснее которого не видел, тем более прозревал; но какой срок отпущен ему для блаженства, он не ведал, хотя желал бы, чтобы оно длилось вечность, и потому взмолился:

- О священное божество, единый свет небес и земли, если ты доступно мольбам, взгляни на меня и ради твоего святого и невыразимого тройственного имени не откажи мне в помощи: бессмертной рукой даруй то, о чем я молю. Вот пред тобой душа, которая великодушно с горних высот сведена тобой в эту бренную оболочку, откуда она пламенно желает к тебе вернуться; до этого самого дня, памятного навеки, душа моя вся пылала огнем, превыше всего радуя и услаждая Лию, а сегодня, предвестьем сего благого мгновенья, семь раз душа моя была охвачена пламенем так, как вяз охвачен цепким плющом. Но это пламя не сушит жизненных соков и не лишает силы, поэтому я не чувствую боли и не хотел бы его погасить водой; напротив, оно нудит меня раствориться в тебе и быть вечно с тобой. Дай же мне силу выдержать это пламя; пусть любовь моя станет неотделимой от меня и долговечной, пусть пощадят ее судьба и небо, и пусть их лики всегда предстают мне такими, какими они сегодня меня пленили, чтобы я, угождая прекрасным, мог в остаток дней моих помечать каждый белым камешком; а когда Атропос, по общему закону, отторгнет меня от них, пусть моей душе беспрепятственно будет указан путь в горние выси, откуда она сошла, дабы за все тяготы я удостоился чаемой награды в твоих вышних владеньях.