Майкл Роэн - В погоне за утром

• Название: В погоне за утром
• Автор: Майкл Роэн
• Жанр: Фэнтези

Действие романа «В погоне за утром», первого из серии романов о приключениях и преображении Стивена Фишера, разворачивается в современной Англии и на таинственной Эспаньоле – родине кровавого вудуистского культа Дона Педро. Это образец «умной» фэнтези, где основательный интеллектуальный и моральный багаж автора отнюдь не в тягость, но приходится как нельзя кстати главному герою в его путешествиях через время и пространство.

---

Он круто развернулся ко мне, широко раскрыв глаза и тяжело дыша, развернулся так резко, что чуть не опрокинул Молл.

– Ты! Ты, что моришь голодом собственную душу и блуждаешь между злом и добром, не попробовав ни того, ни другого – ты, поклоняющийся пустоте и дешевым безделушкам! Это дело твоих рук, ты навлек это на нас! Оно подходит ближе… ближе…

10

Я отвернул голову от брызжущей слюной ярости старика, похожего на кобру, разбрызгивавшую яд. Я мог бы, наверное, чувствовать стыд или гнев; на самом деле я не чувствовал почти ничего. Некоторую нервозность, легкую тошноту, неуверенность – но под всем этим было полное отсутствие чувств, отупение. Это было похоже на взгляд из окна в глубокую черную яму. И, может быть, сознание провала; я не знал. Я к этому не привык.

Но ядовитый голос старика неожиданно перешел в шепот, а потом смолк совсем. Барабаны тоже зазвучали приглушенной дробью, гомон толпы превратился в испуганный шепот, а звуки стали тихой тревожной погребальной песнью. Казалось, даже пламя склонилось и задрожало, хотя влажный воздух оставался по-прежнему неподвижным и прохладным. Затем толпа вдруг расступилась, мужчины и женщины поспешно рассыпались в стороны, расчищая путь к пламени и камням. С минуту все было неподвижно. Потом что-то двинулось через пламя. На голую землю по направлению к нам легла тень. То, что ее отбрасывало, было всего лишь какой-то фигурой, темным силуэтом, похожим на мужчину, закутанного в одеяние с капюшоном, почти как средневековый монах или прокаженный. Он направился к нам, скользя вдоль собственной тени, черный и непроницаемый, сам всего лишь как тень, только более темная. Он мягко остановился в нескольких футах впереди нас – передо мной. А потом одним быстрым движением поклонился.

Поклонился в пояс, с грацией танцора, склонился почти до земли. В течение одного хорошо рассчитанного мгновения он стоял в этой позе, опираясь на длинную тонкую черную трость, затем неторопливо выпрямился и отбросил закрывавший его лицо капюшон. Яркие темные глаза впились в мои, и я ощутил этот взгляд почти физически – это был такой острый шок, что я не сразу осознал, что вокруг глаз было лицо. Не говоря уже о том, что это лицо я видел раньше.

Это была не физиономия Волка или местного жителя. Лицо европейца, но смуглое от природы, сильно загорелое с неприятной и какой-то нездоровой желтизной, ничего похожего на златокожих караибов. Высокий лоб был сильно нахмурен, но лицо было гладким, если не считать двух глубоких складок, обрамлявших тонкий крючковатый нос и обрисовывающих черные усики, похожие на клыки, над тонкими темными губами и выдающимся твердым подбородком. Черные волосы, лишь чуть-чуть тронутые сединой, струились с нахмуренного лба и изящно ложились вокруг шеи. Еще более черными были глаза, которые он прикрывал, странно пустые, несмотря на их блеск, словно за яркими линзами проглядывала какая-то необъятная пропасть; и белки были желтыми и нездоровыми. В общем и целом, странное, поразительное лицо, теперь я это ясно видел. Гордое, почти как у короля, и все же слишком отмеченное озабоченностью, хитростью и злобой, чтобы казаться монаршим. Лицо государственного мужа, политика – Талейрана, но не Наполеона. И с намеком на болезненность, которой я не заметил на той новоорлеанской улице, когда он уводил меня, сбивая с пути, или за рулем той машины, которой, похоже, кроме меня, никто не заметил. Или на картах Катьки…

Стало быть, не король – валет.

С минуту он, казалось, колебался. Затем длинные пальцы дрогнули в изящном приветственном жесте, в свете костра сверкнули драгоценности, и он заговорил:

– Уважаемые сеньоры и сеньориты! – Он говорил негромко, уважительно и обращался в основном ко мне. – Покорнейше прошу простить мне то, что я вынужден принимать вас в такой манере, без оглашения гостей и надлежащей церемонии знакомства. Так уж сложились у нас обстоятельства в этот час. – Где-нибудь веке в восемнадцатом, должно быть, по поводу его безупречного английского языка всегда поднимали большой шум. Однако мне трудно было его понимать, к тому же он шепелявил. – Могу ли я в таком случае взять на себя смелость представиться самому? Имею честь быть доном Педро Арготе Луис-Марией де Гомесом и Сальдиваром, Идальго королевского сана… Впрочем, простое перечисление титулов, несомненно, утомит людей вашего звания. Позвольте к этому не слишком точному соблюдению предписанных ритуалов присовокупить мое искреннее приветствие.

Все промолчали. Казалось, валет ждал.

– Мы знаем, кто вы, – прорычал я. – Мы все это знаем, если вы тот, кто стоит за всем этим. Это вы?

– В определенном смысле, сеньор, вы вынуждаете меня признать, что это я. – Он снова отвесил поклон, но не такой глубокий. Накидка раскрылась, и под ней оказался костюм, похожий на одеяние Пирса, только в десять раз более пышный – волна оборок у горла, длинный жилет, расшитый чем-то, похожим на жемчуг и прочие драгоценные камни, короткие блестящие сатиновые штаны и раззолоченные туфли. Это был костюм типа того, какой можно увидеть в музее Прадо, покрывающийся пылью на портретах давно забытых грандов. – В другом смысле, однако, тот, кто «стоит за этим», как вы забавно изволили выразиться, – это вы, сеньор Эстебан.

– Я?!

Он широко распростер руки:

– Ну, разумеется. Поскольку именно вас, сеньор, мы и искали. Все эти великие усилия были затрачены с единственной целью привлечь вас на этот остров, либо в какое-нибудь более малое место в пределах нашей досягаемости. Но остров был лучше всего.

– Я знал это! – взорвался Джип. – Я знал это, черт побери! Я был прав, что прогнал тебя тогда! Мне ни за что нельзя было позволять тебе вернуться…

Вежливо поднялась рука, и Джип тут же замолчал.

– Ах, сеньор штурман, я должен просить у вас прощения за то, что, к несчастью, ввел вас в заблуждение. В наших первоначальных планах сеньор Эстебан не играл роли; да и как это было возможно, если мы даже не знали о его существовании? И лишь когда он начал – простите мне это выражение – вмешиваться, и более того, проявлять к нам интерес, используя собственные исключительно любопытные магические устройства, с самым плачевным для нас результатом, он привлек к себе наше внимание. И однако существо, которое вы зовете ДУПИЯ, случись ему быть успешно освобожденным из его укрытия, должно было выполнить единственную и исключительно трудную задачу – найти именно такого человека, как он.

– И что вы под этим подразумеваете, черт побери? – резко спросил я.

Он слегка удивленно пожал плечами:

– Ну, как же, человека с некоторым положением во Внутреннем Мире, сеньор. Несомненно, молодого человека, и тем не менее уже достигшего больших успехов, чьи бесспорные дарования обещали бы, что он может достичь еще больших высот. Но человека опустошенного, с полой душой.

Наступила моя очередь взорваться:

– Ах, ты маленький наглый сукин сын…

Снова поднялась рука. Вежливо; однако сам жест ударил меня, как злобный шлепок, прямо по губам, заставив застучать мои зубы и язык – онеметь. Я подавился своими словами.

– Но, сеньор, это всего лишь такое выражение – оборот речи, не более! – В его ровном тоне не было и следа насмешки. – Искренне прошу вас, поймите, что я никоим образом не хотел вас обидеть. – Длинные пальцы сделали протестующий жест. – В конце концов, я ведь когда-то тоже был человеком.

Я изумленно уставился на него, а потом во мне поднялся какой-то жуткий смех:

– ВЫ? Вы равняете меня…

Его смешок был вежливым и протестующим одновременно:

– Отнюдь, сеньор, отнюдь! В конце концов, я был рожден идальго, повелителем огромных плантаций, даже нескольких серебряных рудников и многих рабов, трудившихся на них. В то время, как вы… Однако я поневоле рос очень одиноко, поблизости не было ни одного ребенка, с которым мне пристало бы общаться. Возможно, это было неизбежно, что вращаясь в одиночестве среди злых и стоявших много ниже меня по положению людей, в такой дали от цивилизованного общества моих грандов, я вырос несколько… отличным от них.

Он на мгновение обернулся, чтобы оглядеть молчаливую толпу позади себя, и все отвели взгляд, как люди, так и Волки. Впервые я почувствовал в его голосе открыто сардоническую нотку и что-то еще, вызывавшее более глубокое беспокойство.

– И, наконец, какая мне была от них польза? Что могли они показать мне, кроме зеркального отражения самого себя, безумств и любви, и ненависти? Достигнув возраста мужчины, я был отправлен ненадолго в свет – и он предпочел отвергнуть меня. Он – меня! Эти надменные марионетки-мужчины! Эти хорошенькие женщины, которым должно было быть лестно открыть для себя огонь, который они сами же разжигали! А они лишь глупо хихикали, прикрывшись веерами, и проходили мимо. Мне все наскучило, я был изнурен – разве вы не ощущали того же, сеньор? – я с головой погрузился в работу, в свои стремления, я страхом и болью заставлял своих рабов работать до полного истощения их жалких сил, я стал невероятно богатым по меркам нашего мира; и все же я ценил мое богатство только как символ успеха – как знамя, которым я мог размахивать перед лицом мира. Ах, сеньор, я уверен, вы поймете меня.