Чарльз Уильямс - Война в небесах

• Название: Война в небесах
• Автор: Чарльз Уильямс
• Издательство: АСТ, Terra fantastica
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-011578-4, 5-7921-0461-1

Это — Чарльз Уильямc. Друг Джона Рональда Руэла Толкина и Клайва Льюиса.

Человек, который стал для английской школы «черной мистики» автором столь же знаковым, каким был Густав Майринк для «мистики» германской. Ужас в произведениях Уильямса — не декоративная деталь повествования, но — подлинная, истинная суть бытия людей, напрямую связанных с запредельными, таинственными Силами, таящимися за гранью нашего понимания.

Это — Чарльз Уильямc. Человек, коему многое было открыто в изощренных таинствах высокого оккультизма. Человек, чьи книги приоткрывают для внимательного читателя путь в Неведомое…

---

Герцог совсем растерялся.

— Как вы можете колебаться? — спросил он. — Неужели что-то стоит такой жертвы? Даже думать об этом — отступничество и святотатство!

— А я и не думаю, — отвечал архидиакон. — Наши раздумья здесь не помогут. Когда придет время, Он все сам устроит так, как захочет, вернее, проявит то, что пожелает, то, что есть Он сам.

— По-вашему, Он хочет Грегори Персиммонса? — скривился Кеннет.

— Конечно, — ответил архидиакон. — Почему бы Ему не хотеть, чтобы и Персиммонс стал тем, что он выбрал для себя? Может, я не очень точно выражаюсь, но я в это верю.

— У вас получается, что Он хочет зла, — угрюмо заметил Кеннет.

— «Есть ли зло в городе, чтобы Я, Господь, не сотворил его?» — процитировал архидиакон. — Просто я уверен, что нам нужно поехать в Фардль. Такова Его воля. Об остальном поговорим позже.

Ни Кеннет, ни герцог не стали возражать — оба чувствовали, что архидиакон говорит, пользуясь тем иномирным опытом, к которому сами они едва прикоснулись. Они пытались оправдать поездку простыми соображениями о том, что Богу не по нраву страдания и зло, но Он их попускает, и Кеннет, говоря с Лайонелом, напоминал себе об этом, чтобы уравновесить беспокойство. Никогда еще он не видел, чтобы сильный и деятельный разум сознательно творил зло, с причиной или без причины. Он все больше боялся Грегори Персиммонса и потому считал, что Грегори неприятен Богу.

Это была единственная его защита; вот уж поистине «если Бога нет, его надо выдумать».

Этого-то как раз совершенно не хотел понимать Лайонел, пока не встретил в зале всех троих. Да, конечно, мир обошелся с ним плохо, но из этого не следует, что есть какой-то бог, способный его спасти. Впрочем, иногда вселенная словно бы расслаблялась и он мог увернуться, но не надеялся, что сейчас ему выпадет такой шанс. Конечно, он упрекнул себя в корысти. Но ведь это не для него, это для Барбары, успокаивал он себя.

Манассия явился первым и теперь болтал с Грегори в зале. Персиммонс просил Лайонела не менять условий сделки и во всем положиться на искусство знахаря. Но Лайонела не надо было уговаривать, он все равно понятия не имел, что делать в такой ситуации. Персиммонс и так предоставил весь дом в его распоряжение, вот-вот он получит потир (тоже, между прочим, собственность Персиммонса, хоть и бывшую) и отдаст его Манассии; за Адриана можно не беспокоиться, а здоровье Барбары опять же полностью зависит от Персиммонса. Какие уж тут возражения! Он и так по гроб обязан своему благодетелю. За неимением других забот, Лайонел торчал у Барбары, чем немало раздражал сиделку, приехавшую одним поездом с Манассией.

Манассия и Грегори прохаживались по залу, оживленно беседуя. Сочувствие их к супругам Рекстоу заметно ослабело.

— От вас потребуется всего две вещи, — говорил Грегори. — Проявите твердость, когда появится эта троица, и подействуйте на дамочку. Пусть думают, что ей лучше.

— Насчет твердости можете не беспокоиться, — ответил Манассия, — насчет остального, впрочем, тоже. У меня есть с собой кое-что. Я пошлю ее в такой транс, по сравнению с которым морфий — детские игрушки. Двое суток проспит, а когда проснется, нас здесь уже не будет.

— Это, конечно, хорошо, — проговорил Грегори, — но правильно ли мы делаем? Что-то мне не нравится, как все обернулось. У них сильная позиция. Герцог — это уже тяжелая артиллерия, черт бы его побрал! А тут еще Тамалти предупредил, что полиция до сих пор не закрыла дела об убийстве.

— Петтисона, что ли? — удивился Манассия. — Димитрий говорил, что вы чисто провели это дело. Его же к вам послали, верно?

— Да, его привели, но он-то думал, что сам идет, — отвечал Грегори. — Я чувствовал, что должен убить, а он как раз все больше досаждал мне. Когда-то он кое-что подделал для меня, и неплохо. Но месяц-другой назад снюхался с каким-то проповедником и стал опасным. Я собирался отправить его в Канаду, но тут подвернулся удобный случай…

Манассия одобрительно посмотрел на него.

— Скоро и вы поймете, — сказал он, — обладание — ничто, разрушение — все. Мы возьмем с собой мальчишку, Чашу и уйдем на Восток, а после себя оставим безумие, а может, и не только его… Надо будет перед уходом поговорить с Димитрием. Мне хочется, чтобы этот поп надолго нас запомнил.

В прихожей послышался звонок. Леддинг отправился открывать. В дальнем конце зала Грегори и Манассия повернулись навстречу гостям, а Леддинг, очень старавшийся изобразить голосом иронию, прокричал словно герольд на площади:

— Герцог Йоркширский! Архидиакон Фардля! Мистер Морнингтон!

Так они и вошли. Архидиакон нес небольшой саквояж.

Грегори старался не смотреть на него. Он приказал Леддингу: «Попроси мистера Рекстоу спуститься к нам», — и обернулся к вошедшим.

— Я надеюсь, что мистер Рекстоу, доктор Манассия и вы уладите нашу небольшую проблему. К вашему сведению, я отказался от своих прав на потир в пользу мистера Рекстоу.

Архидиакон учтиво поклонился и поглядел на Манассию. В это время сверху спустился Лайонел. Он кивнул Кеннету, а Персиммонс представил его Манассии со словами:

— Я вас покину на несколько минут, обсудите все спокойно. Во имя общих интересов, мне бы хотелось уладить это дело раз и навсегда.

Он повернулся, поднялся прямо к Барбаре, поговорил минуту-другую с сиделкой, которая как раз собиралась менять повязку, и подошел к постели.

— Вот бедняжка, — задумчиво произнес он, — надо же такому случиться во время отпуска, да еще погода стоит замечательная.

— В хорошую погоду болеть еще обидней, сэр, — вежливо сказала сиделка. Видимо, она считала хозяина Калли очень важной фигурой.

Грегори покачал головой и вздохнул.

— Да, очень обидно. Фардль — прекрасное местечко.

Вы не бывали здесь раньше? О, непременно посмотрите окрестности! В свободное время можете воспользоваться моей машиной. А вот отсюда, из окна, — продолжал он, прерывая благодарности растерянной сиделки, — говорят, иногда виден кафедральный собор в Норвиче. То есть шпиль.

— В Норвиче! — удивленно воскликнула она и подошла к окну.

— Так говорят, — посмеиваясь, подтвердил Персиммонс, а сам тем временем быстро пробежал пальцами по незаживающей царапине на руке Барбары. — Мне-то ни разу Не удавалось его увидеть. Впрочем, не буду вас отвлекать. Как-нибудь прокачу вас по здешним дорогам. — Он улыбнулся, кивнул и вышел из комнаты.

Еще на лестнице до него долетел голос герцога:

— ..этого требует, наконец, обычная порядочность!

— Меня это не касается, — отвечал Манассия, и не лгал, хотя этого не ведал никто, кроме Грегори. — Мистер Персиммонс описал мне симптомы, и я уверен: миссис Рекстоу можно вылечить. Я назвал свою цену, и пальцем не шевельну, пока мне не заплатят.

— Найдутся и английские врачи, — холодно заметил герцог.

— Да, — согласился Манассия. — Один уже пытался.

Впрочем, дело ваше.

Грегори нахмурился. Как он и предполагал, герцог мог испортить все дело. Но сейчас лучше не вмешиваться. Никто из них не доверяет ему… кроме Лайонела. В любом случае Адриан от него не уйдет, ну а Чаша… что ж, придется попробовать в другой раз. А может, и в этот обойдется. Манассия своего не упустит.

Одновременно заговорили Лайонел и Кеннет, к ним присоединился архидиакон. Остальные пока молчали.

— Я не могу купить его, — говорил Лайонел, — я и просить-то его не могу. И говорить об этом не стоило. Но раз уж так получилось, давайте действовать, как договорились.

— Послушай, Лайонел… — начал было Кеннет.

— Мистер Рекстоу, — остановил его архидиакон, — тут и решать нечего. Я бы с радостью отдал любую реликвию, чтобы человеку хоть на час полегчало. Люди слишком страдают от болезней. Но тут мои друзья…

Архидиакон замолчал. Наверху кричали. Эти же самые крики сотрясали Калли минувшей ночью. На лестницу вылетела сиделка.

— Она встала! Я не могу ее удержать! — в ужасе выкрикнула она. — Мужчины, помогите мне!

Почти в тот же миг за спиной у нее появилась Барбара. Лицо ее искажали страх и отвращение, руки судорожно подергивались, она выкрикивала что-то, можно было понять лишь отдельные слова: «Край! Край! Я не могу остановиться! Это край!»

Грегори бросился к ней и сделал вид, что хочет удержать, однако она легко обогнула его и метнулась к лестнице. Внизу Кеннет и Лайонел поймали ее и тут же были отброшены в стороны неукротимой силой, которая владела несчастной женщиной. Герцог в ужасе попятился и налетел на архидиакона. Манассия спокойно вышел вперед и остановился на пути больной.

Голосом, страшным до дрожи, она кричала: «Край! Край!», и слепо двигалась вперед. Когда припадок достиг вершины, и казалось, что сейчас она рухнет замертво, все вдруг разом кончилось. Голос смолк. Конвульсии прекратились. Барбара пошатнулась и стала медленно оседать на пол. Манассия успел подхватить ее, повернул голову и встретился глазами с Грегори. В его взгляде застыло недоумение. Тут же все столпились возле больной. Кеннет и Лайонел перенесли ее на диван и осторожно уложили. Манассия склонился над ней. Барбара лежала в спокойной, расслабленной позе, говорящей о том, что кризис миновал. На ресницах закрытых глаз подрагивали слезинки. Временами по телу пробегала легкая дрожь, скорее всего — отголоски пережитого. Манассия выпрямился и оглядел собравшихся.