Пенелопа Уильямсон - Хранитель мечты

• Название: Хранитель мечты
• Автор: Пенелопа Уильямсон
• Жанр: Современные любовные романы

Самым жестоким из норманнских завоевателей, огнем и мечом покоривших доселе мирный Уэльс, считался рыцарь Рейн, по прозвищу Черный Дракон. Как буря ворвался он в замок юной леди Арианны и силой увлек ее к венцу... Замкнулся круг судьбы, ибо среди смерти и боли обрели друг друга те, чьей любви предстояло превзойти своей силой даже легенды о самой пламенной страсти.

---

Он не заметил тревогу в глазах оруженосца, от которой они стали даже больше, чем обычно. Его воображение рисовало в этот момент заманчивые картины. То, например, как он зарывается обеими руками в волны волос цвета корицы. Или то, как эти волосы рассыпаются по его бедрам. Он так устал, что на первый раз предпочел бы, чтобы она просто взяла в рот..."

Он протянул руку к пологу шатра.

— Постойте! — с этим криком Талиазин нырнул между Рейном и входом, раскинув руки, как распятый великомученик. — Постойте, милорд. Не ходите туда... пока не ходите.

Тот молча посмотрел на него, вопросительно приподняв бровь.

— Дело в том, что... э-э... у вас совсем не тот настрой. Простите мою смелость, конечно.

Рейн подумал: «Интересно знать, приговаривают ли к повешению рыцаря, который убил своего оруженосца?»

— Если мой настрой кажется тебе не самым лучшим, можешь успокоиться: вино, женщина и долгий сон быстро приведут меня в норму.

Он был уверен, что после такого заверения Талиазин уберется с дороги. И ошибся.

Терпение Рейн имел необычайное, закаленное долгими годами нелегкой жизни, но если уж он терял его, последствия оказывались ужасны. Надо сказать, он не часто бывал так близок к припадку бешенства. Голос его стал неестественно спокойным, взгляд — обманчиво сонным.

— Мальчик мой, у тебя есть ровно три секунды, чтобы оказаться в другом конце лагеря...

Талиазин отскочил, словно его прижгли сзади каленым железом. Впрочем, он и не подумал спасаться бегством, просто отошел на пару шагов от шатра и смотрел пристально, встревоженно на входной полог, опустившийся за Рейном. Его гладкий белый лоб избороздили морщинки, он сильно прикусил нижнюю губу.

***

Рейн постоял у входа, ожидая, когда глаза привыкнут к полумраку, потом взялся за рукоять меча, намереваясь почистить его и смазать. Лезвие все еще было в крови и могло заржаветь, если не...

Из глубины шатра — оттуда, где был брошен тюфяк, заменяющий ему кровать, — донеслось негромкое шуршание. Рука Рейна бессознательно сжалась на рукояти меча. Быстрым движением он рванул оружие из ножен и устремился вперед... чтобы встретиться взглядом с зелеными глазами, полными ужаса.

— Ты! — выдохнул он, разом ослабев от пережитого напряжения. — Ради всех святых, что ты здесь?..

Он не договорил и в три быстрых шага оказался у входа, рванув полог так, что парусина затрещала.

— Талиазин!

Само собой, парня и след простыл. Не убирая оружия в ножны, Рейн подошел к постели.

Девушка лежала на боку, глядя на него расширенными глазами. Рот ее был завязан куском холста и, должно быть, забит кляпом, потому что она не издавала ни звука. Руки и ноги были ловко связаны вместе так, что она не могла двигаться. Кроме взгляда, единственным признаком жизни в ней была пульсирующая на шее жилка. Темные волосы рассыпались по подушке, напоминая небрежно брошенную на постель мантию из соболиного меха.

Рейну приходилось слышать рассказы о свирепых обитательницах лесной глуши, которые преследовали заблудившихся путников, пугая их до полусмерти одним своим видом: бледные лица, развеваемые ветром волосы, лохмотья одежды. В Уэльсе их называли фуриями. «Похоже, мне попалась одна из них», — подумал Рейн мрачно.

Девушка с яростью смотрела на него. Одежда на ней не была рваной, но было видно, что она долго билась, стараясь освободиться: платье перекрутилось, туго натянулось на груди и бедрах. Груди у нее были небольшие, но крепкие, частое затрудненное дыхание высоко поднимало их. Заметив, куда устремлен его взгляд, девушка залилась краской, стремительно разлившейся по лицу и даже по горлу. Рейн оскалил белые зубы в волчьей усмешке. Зеленые глаза расширились сильнее, маленькие груди стали вздыматься еще чаще.

Помимо прочих интересных деталей, он обнаружил, что платье задралось выше колен. Ноги, голые и стройные, были со знанием дела прикручены к путам, стягивающим запястья. Приняв намеренно задумчивый вид, Рейн подцепил кончиком меча подол платья и нижнюю сорочку и приподнял до самой развилки ног. Не выше, хотя темная тень между ними вызвала его живой интерес (он подумал, что ее волосы и там темные, как соболиный мех). Спрятанного кинжала он не обнаружил, зато заметил, что кожа на ее бедрах белая, как взбитые сливки. Пока он смотрел, по этой белоснежной коже пробегала нежнейшая рябь, как по воде озера, потревоженной ветерком.

Рейн позволил подолу платья скользнуть вниз и поднял меч так, что кончик его коснулся горла девушки. Она конвульсивно глотнула под тряпкой, стягивающей рот. Он слегка нажал, так что острие вдавилось в кожу, угрожая ее проткнуть. И так он держал меч до тех пор, пока зеленые глаза не потеряли свой блеск и на лбу не выступила крупная испарина.

Тогда он опустил оружие, медленно и как бы неохотно, бросил его на крышку видавшего виды походного сундука.

Ему было интересно, как девушка отреагирует на это. Он увидел, что веки ее опустились, а туго натянутые на шее сухожилия расслабились от облегчения. Тонкие ноздри на мгновение раздулись, грудь поднялась особенно высоко — и, наконец, она притихла.

— Я развяжу тебе рот и вытащу кляп, но только при условии, что ты не станешь осыпать меня проклятиями, — сказал он на уэльском наречии.

Ярость вновь вспыхнула в глазах девушки. Она вскинула голову резким возмущенным рывком.

— В таком случае... — Рейн пожал плечами и отвернулся.

Ей удалось выдавить из себя невнятный полузадушенный звук. Когда Рейн снова посмотрел на нее, она энергично кивала.

Он присел на борт прямоугольного деревянного ящика, внутрь которого был вложен тюфяк. В непосредственной близости от девушки было заметно, что со времени их последней встречи она успела привести себя в порядок. Во всяком случае, теперь от нее пахло не коровником, а морем... впрочем, ее настроение от этого ничуть не улучшилось. Рейн осторожно просунул лезвие кинжала под тряпку, уродующую рот девушки, и рассек прочный лен.

Не без усилия ей удалось вытолкнуть кляп. Освободив рот, она какое-то время двигала челюстями, стараясь глотнуть. У нее был настоящий рот, а не ротик: с губами такими полными, что они казались припухшими. Рейн следил за девушкой, мысленно ведя счет. Ему удалось досчитать только до трех.

— Ах ты, грязный, вонючий сучий потрох!

Он немедленно сунул кляп обратно и взялся за тряпку, заметив:

— А ты — жалкая лгунья.

Девушка опять резко покраснела и отвернулась, ио Рейн успел заметить блеск слез в ее глазах.

— Как насчет второй попытки? — поинтересовался он, усмехаясь с едкой иронией.

Она кивнула едва заметно, продолжая зарываться лицом в туго набитый соломой бок тюфяка. Поскольку Рейн вставил кляп на совесть и не торопился вынуть его, пару минут спустя девушка подняла голову и посмотрела на него.

Он снова ошибся... В ее глазах не было и намека на слезы. Возможно, она вообще не умела плакать.

Снова он освободил ее рот от кляпа. Она продолжала смотреть в упор, и он почти что слышал мысли, которыми была полна темноволосая голова. Девушка хотела проклинать его. Она хотела осыпать его оскорблениями и изнемогала от этого желания. Она была теперь даже не красной, а бурой от усилия удержать рвущиеся наружу ругательства.

— Вот так-то лучше, — заметил он. — Нарушить данное слово — проступок прискорбный. Я бы даже сказал, это тяжкий грех.

Пока он говорил, девушка терлась своим выразительным ртом о платье на плече. Однако губы ее не настолько онемели, чтобы она тут же не отрезала в ответ:

— У нас в Уэльсе есть поговорка: «Врагу дают обещание только для того, чтобы его нарушить»!

Что ж, Рейн готов был признать за ней бойкость языка, но считал, что это качество не для шлюхи. Женщины такого рода не стали бы хуже, даже если бы Бог набил их головы не мозгами, а соломой. С них было довольно белокурой шевелюры и аппетитных форм... ну и постельной готовности, пусть даже притворной. У девчонки не было ни одного из этих трех достоинств. Рейн задался вопросом, уж не укусила ли его оруженосца вошь, зараженная слабоумием. Иначе с чего бы Талиазину пришло в голову тащить в его шатер это злополучное создание?

— Если ты намерена промышлять своим ремеслом в Англии, — заметил он, — то учти, что мы здесь предпочитаем шлюх другого рода. Замешенных на меду, а не на горчице с перцем.

— Я не шлюха! — вырвалось у девушки.

— Да ну? Тогда объясни, что ты делаешь в моем шатре... — Рейн усмехнулся и добавил: — И в моей постели.

— О Господи! — воскликнула она с досадой. — По-твоему, похоже, что я оказалась здесь по своей воле?

Рейн не удержался от смеха, хотя и находил глупым вид оскорбленной невинности, который она напускала на себя. Очевидно, что-то было у нее на уме. Или она набивала себе цену перед ним как перед возможным покровителем, или искала случая всадить кинжал ему в спину. Ни та, ни другая перспектива его не устраивала.