Айрис Мэрдок - Дикая роза

• Название: Дикая роза
• Автор: Айрис Мэрдок
• Издательство: «Радуга»
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988

---

— М-м. — Сцена была не из эффектных, но за эти минуты много чего случилось.

— Простите, — заговорил он наконец. — Я не собирался огорошить вас этим сегодня. Это свинство с моей стороны. Хотя в каком-то смысле вы, надо полагать, уже давно знали.

— Да, — сказала Энн. — В каком-то смысле знала. — Но знать в каком-то смысле было совсем не то, что знать вот так, как сейчас. Чувствуя легкую дурноту, она не отрывала взгляда от электрического камина, а Феликс по-прежнему глядел в потолок.

Он опять заговорил:

— Вы не обращайте внимания. Я хочу сказать, что пусть это вас не тревожит. Только в одном деле мне нужна ваша помощь, да и это не срочно. Я ещё не окончательно решил, где теперь буду работать. Если со временем — сейчас я ни о чем не спрашиваю — вам покажется, что я тут лишний, я могу убраться в Индию. Но если вы этого не скажете, вы ведь знаете, я не стану вам надоедать. Я вас люблю, отрицать это бесполезно. Но я умею быть добрым, благоразумным и смирным. Даже если бы вы решили, что я могу быть вам полезен, практически полезен, на правах друга, я был бы рад, был бы очень, очень счастлив остаться поблизости. И конечно, я ни на что не рассчитываю. Забыть о том, что здесь произошло, — на это вам потребуются месяцы, годы. Чем бы это ни кончилось, я прошу одного — позвольте мне видеться с вами и немножко вам помогать. Это было бы для меня такой радостью, Энн, просто сказать не могу. Нет, знаете, я даже рад, что высказался, и очень вас прошу, не прогоняйте меня. Клянусь, я ни на что не рассчитываю.

Никогда ещё она не слышала, чтобы он говорил с таким чувством. Было даже немного страшно, что он, всегда молчаливый и сдержанный, так волнуется, хотя говорил он негромко и не смотрел на нее. Но в следующую секунду она спросила себя: а почему он ни на что не рассчитывает?

— Даже не знаю, что вам сказать, Феликс, — начала она, чтобы дать себе время собраться с мыслями. От того, что она ему сейчас скажет, зависит так много.

А Феликс, истолковав её слова как своего рода отказ, сказал поспешно:

— Ну, не буду, не буду. Довольно об этом. Зря я вас растревожил. И разумеется, я прекрасно могу уехать в Индию. В самом деле, это будет куда разумнее.

— Феликс, — закричала Энн, — перестаньте! С вами с ума сойти можно!

Опять она увидела устремленные на неё глаза — широко открытые, синие, удивленные, честные глаза солдата. Он не знал, как понять её окрик. Она и сама не знала.

— Не сердитесь, — сказала она, чувствуя, что ещё немножко, и она либо рассмеется, либо заплачет, — но вы такой смешной! Конечно, нам нужно об этом говорить, раз уж все выяснилось. И конечно, я не хочу прогонять вас в Индию. Но я должна знать, что делаю. И хорошо бы, вы успокоились, а не шарахались из стороны в сторону, как испуганный конь.

Феликс посмотрел на неё благодарно, умоляюще и протянул к ней руки.

— Вы поставили меня в трудное положение, — продолжала она. — Вы знаете, как хорошо я к вам отношусь. А что еще? Я не могу вам сказать ни «останьтесь», ни «уезжайте». Как вы не понимаете? Ой… — Она сбилась и умолкла. Только бы не выдать ему свои подлинные чувства. Так у нее, значит, есть подлинные чувства? Она добавила неожиданно и как будто не к месту: — Кто знает, может быть, Рэндл завтра вернется. — Слова получились холодные, грозные. Феликс изменился в лице, и, увидев это, она жестко поджала губы. Все черты её словно застыли.

— И если он завтра вернется, вы его примете?

— Конечно.

— А если он вернется через год или через два года, тоже примете?

Энн отвела от него глаза, посмотрела в окно. Там, в последних отблесках света, маячил Пенн — разглядывал щиток «мерседеса». Только не торопиться, не сболтнуть какую-нибудь глупость.

— Да, да, наверно. — Так, кажется, надо было ответить? И она поспешно продолжала: — Я не хочу показаться бессердечной, Феликс, но не надо нам себя обманывать. То есть это вам не надо себя обманывать. Это у вас… насчет меня… просто блажь. Вам нужно… связать свою жизнь с кем-нибудь помоложе, с кем-нибудь… свободным. — Это слово далось ей с трудом. — Ведь была какая-то девушка, француженка? Мне Милдред говорила.

— Была, — сказал Феликс через силу. — Была девушка, которая мне нравилась в Сингапуре. Но с этим покончено, и это никогда не имело значения. Энн, прошу вас, я не хочу быть назойливым, но не гоните вы меня. Я вас люблю уже много лет, и никакая это не блажь. Я не хочу на вас рычать для вящей убедительности, но, если нужно, могу и зарычать.

— Как её зовут?

— Сингапурскую девушку? Мари-Лора. Мари-Лора Обуайе. Но право же, Энн…

— У вас её снимок есть?

— Есть, но послушайте…

— А вы мне покажете?

— С собой его у меня нет! — Феликс перешел на крик. — Но я же вам сказал, что с этим покончено! — И добавил почти шепотом: — Простите!

Что я говорю? — подумала Энн. Понимает он, что я ревную? Она приложила руку ко лбу. Нельзя так срываться. Сказала как можно спокойнее:

— В самом деле, Феликс, поезжайте-ка вы домой. Я устала, и вы меня взбудоражили, и, наверно, я говорю глупости. Мы с вами старые друзья, и прогонять вас я не хочу, но удерживать вас тоже не хочу, если это можно понять как поощрение. Не сердитесь на меня.

— Я вас взбудоражил, — сказал он. — Я скотина. С вашего разрешения я, пожалуй, останусь в Англии. Наверно, мне нужно было ещё подождать, не говоря вам, что я жду. Но поверьте, никакого поощрения я в ваших словах не услышал. Я ни на что не надеюсь и не рассчитываю. Я только прошу: позвольте мне изредка видеть вас и немножко вам помогать. Служить вам — для меня радость, даже если это скоро кончится. Я хочу этой радости, и, мне кажется, моя любовь к вам дает мне на это право.

Они оба встали и церемонно стояли каждый возле своего кресла. Настало время прощаться. Энн чувствовала странную тяжесть в руках и ногах. Словно она ненадолго отлучалась из своего тела, а вернувшись, обнаружила, что оно тем временем жило своей жизнью, что оно изменилось. Может быть, в него на это время вселялся ангел? Она снова вздрогнула, точно от легкого прикосновения какого-то образа, какой-то мысли. Что это было? И вдруг поняла: то была давным-давно отлетевшая от неё мысль о счастье. Немудрено, что она её не узнала.

Феликс следом за ней направился к двери. На пороге они остановились и посмотрели друг на друга. Энн подумала совершенно отчетливо: Феликс считает, что мне потребуются годы, чтобы забыть Рэндла, чтобы быть готовой для новой любви. А я уже сейчас готова снова любить.

Не то чтобы она вдруг разлюбила Рэндла. Но она, конечно же, была способна, на минуту дав себе волю, влюбиться в Феликса. Она почувствовала неимоверную слабость в коленях. Вот, значит, как приходит любовь? А ведь эта любовь подготовлялась достаточно долго. Говорят, любовь окрыляет. А её тянет вниз, вниз… Она ухватилась за спинку ближайшего стула.

Феликс склонил голову, шагнул к двери, и ей стало мучительно ясно, что он уйдет, так и не поцеловав её.

26

Для Пенна Грэма поведение его английских родичей было загадкой. Дядя Рэндл открыто ушел к другой женщине, а все были спокойны и бодры, как будто ничего не случилось. Даже Миранда капризничала и дулась не больше обычного. Пенн знал, что, если бы его родители разошлись, он бы просто спятил.

В Сетон-Блейзе, куда они приехали в гости с Энн и Мирандой, все были налицо — Хамфри, Милдред и Феликс. Завтраком их накормили мировым, и прислуживал настоящий дворецкий, а потом все пошли гулять в каштановую рощу, которая тянулась между излучиной реки и озерком. Пенн шел один и глядел, как между стволами деревьев поблескивает голубая вода. День выдался безоблачный. Желто-зеленый свет овальными монетками падал на траву сквозь тихо колышущиеся ветки. Пенн страдал.

Первым чувством, которое он испытал, когда понял, что влюбился в Миранду, было своего рода удовлетворение. Вот и он, Пенн Грэм, заболел этой знаменитой болезнью, причем, как очень скоро выяснилось, в тяжелой, исключительно тяжелой форме. С тех пор он, казалось, прошел через все фазы любви, и диалектика его терзаний за несколько недель вобрала опыт всего человечества. Началось с огромного душевного подъема, с чистого, ничем не замутненного восторга просто оттого, что предмет его любви существует. Миранда _есть_, и никакой другой радости не надо. В тот вечер, лежа в постели, он вспоминал её несравненную красоту, её ум, остроумие, лукавое озорство и чудесную ребячливость, ещё скрывавшую, подобно покрывалу, всю прелесть молоденькой девушки. Перевернувшись на другой бок, он с блаженным стоном зарылся лицом в подушку и заснул от счастья.

Однако следующее утро, начавшись со столь же лучезарного пробуждения, постепенно привело его в состояние уже менее солипсическое. В то утро Пенн вступил в мир, как в райский сад. Он был новым человеком. Первым человеком. Мужчиной. И поскольку совершилось его обновление, он бессознательно подразумевал, что обновилась и Миранда, и шел к ней но лесу, где цвели розы и звучали «мелодии, что нежат слух и душу». Любовь словно наделила его магнетической силой, и он не сомневался, что раз он так любит Миранду, то сумеет, как магнит, притянуть её к себе. В чем именно выразится их соединение, было не так ясно, да он над этим и не задумывался. Он не гнал от себя проблему полового влечения, эта проблема для него просто не существовала. Образ Миранды вырастал, как огненный столп, из младенчески чистых контуров его новой жизни, и оба они пребывали в золотом тумане любви, поклонения и смутных желаний. И если он воображал себя сколько-нибудь отчетливо рядом с этой новой Мирандой, то ему виделось, что они рука об руку вечно бродят по какому-то усыпанному цветами, дивно-прекрасному лугу.