Харуки Мураками - Подземка

• Название: Подземка
• Автор: Харуки Мураками
• Жанр: Публицистика
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-15770-0

Вы кому-то отдали часть своего «Я» и получили взамен этого повесть? Вы уступили часть своей личности некой системе? Если это так, система эта когда-нибудь потребует от вас совершить какое-то «безумство»? Повесть, которую вы сейчас имеете, — действительно ли она ваша? И свои ли сны вы видите по ночам? Не могут ли они быть видениями какого-то другого человека и в какой-то момент превратиться в кошмар?

Перед вами не просто книга выдающегося японского прозаика Харуки Мураками о жертвах зариновой атаки в токийском метро в марте 1995 года. Это, прежде всего произведение о современных японцах, написанное ими самими, — и уникальное повествование, актуальное в любой стране, пока в мире существует угроза терроризма. Впервые на русском языке.

---

Сестра потеряла сознание на станции Накано-Сакауэ, откуда ее увезли в больницу. Врачи неотложки изо всех сил старались вернуть ее к жизни, но сами так надышались парами, что помощь впору было оказывать им самим. Нет, встречаться с ними не приходилось. Кто они такие — не знаю.

О происшествии я узнал, когда позвонили из головной конторы. Просто наша фирма находится рядом с линией Хибия, и несколько сотрудников пострадало. В ответ на вопрос, все ли у вас там в порядке, я спросил: в чем, собственно, дело? Включаю телевизор, а там такая шумиха. Прежде всего позвонил на работу жене — та говорит, что с ней все в порядке. Затем позвонил матери. Сестра всегда сообщала, случись что с ней. Но звонка не было. Еще подумал: сидит сейчас на своем семинаре.

Но мне все как-то не понравилось. Ведь по времени она могла в аккурат попасть в ту электричку. Я пытался уверять себя, что все в порядке, и хорошо, если ничего не произойдет. К тому же беспокойством делу не поможешь. У меня выезды, работы хватает. Я сел в машину и поехал к клиентам. Вдруг звонят с фирмы и говорят: немедленно позвони матери. Было это между 10:30 и 11:00. Спешно набираю номер. Оказалось, позвонили из полиции: судя по всему, Сидзуко получила увечья в метро и доставлена в больницу, поэтому приезжайте туда немедленно. Здание больницы располагалось в квартале Западный Синдзюку.

Тут же вернулся на фирму, домчался на электричке до Синдзюку, в больницу попал около двенадцати. Когда позвонили из фирмы, я поинтересовался состоянием и диагнозом, но ничего толком мне тогда не сказали. Пока в больницу не приедут близкие родственники, никакой информации. Спрашиваю: угрозы для жизни нет? Врачи говорят: состояние — между тяжелым и серьезным. Пока добрался до больницы, весь испереживался.

Приезжаю, а там собралось очень много пострадавших. Весь просторный холл заполнен больными. Им ставили капельницы, их осматривали окулист и терапевт. Здесь я впервые понял, что стряслось нечто экстраординарное. Но что к чему, понять не могу. По телевизору предполагали, что это отравление ядовитым газом. Более подробной информацией не обладал никто. Врач пояснениями себя особо не утруждал. Все, что удалось выяснить в тот день: люди надышались каким-то химическим удобрением.

В больнице меня не сразу пустили к Сидзуко. В палату вход был запрещен. Я хотел как можно скорее увидеть ее, самолично справиться о состоянии, но больница едва выдерживала наплыв пострадавших, к тому же врач сказал, что Сидзуко положили в палату интенсивной терапии, и встреча с ней возможна лишь в строго определенное время. Конкретно — 30 минут с половины первого до часа днем и час с семи до восьми вечером.

Но в таком тяжелом состоянии свидание в принципе невозможно?

Да, все было тщетно. Но, прождав около двух часов, я наконец-то ее увидел. Я не помню, как вытерпел эти два часа. Время тянулось долго. Было горько.

Когда я вошел в палату, Сидзуко лежала на кровати в больничном халате, ей делали диализ. У нее слабая печень, и нужно было очистить кровь от токсинов. Вокруг высились капельницы, глаза сестры были закрыты. Медсестра пояснила, что она сейчас спит. Я хотел прикоснуться к ней, но врач пресек мою попытку. Касаться было нельзя — без стерильных перчаток. Я склонился и сказал ей на ухо: Сидзуко, твой братец пришел. Тело сестры дернулось, будто она кивала. Мне показалось, что Сидзуко отреагировала на мой голос, но врач разочаровал меня, сказав, что в подобном состоянии это невозможно. Просто во время сна иногда возникают судороги, и с момента поступления в больницу с ней так было уже не в первый раз.

Цвет лица — как это ни прискорбно — как у мертвеца. Она выглядела не спящей, а скорее мертвой. На рот надета кислородная маска, лицо бесстрастное — по нему даже непонятно, тяжко ей, больно, или как? Кардиограф почти не шевелился и лишь изредка слегка подрагивал. В таком ужасном она находилась состоянии. Смотреть на нее было больно.

О состоянии пока судить трудно, только и сказал врач. Признаться, ночью можно ожидать кризиса. Здесь полный уход, и вам находиться нельзя. Я остался в комнате ожидания. Вдруг с ней что произойдет? Вернуться домой я не мог. На рассвете поинтересовался, как с ней, говорят: сейчас состояние стабильное.

В тот же день, 20 марта, к вечеру в больницу приехали родители и жена с детьми. Я понятия не имел, что с ней будет дальше, поэтому собрал всех, включая детей. Дети, естественно, маленькие — ничего не понимают. Но я взглянул на них, и напряжение у меня спало. Я невольно заплакал. Говорю: с тетушкой Сидзу стряслась беда, — и зарыдал… Дети обомлели. Они поняли, произошло что-то очень серьезное. Еще бы, отец так просто плакать не будет. Они на пару заголосили: папа, папа, не плачь! А у самих слезы на глазах.

Родители — люди старой закваски, они стойко вынесли удар, но, вернувшись домой, проревели до утра, а в больнице и виду не подали.

И я, и жена взяли недельный отпуск. Более-менее внятные пояснения врач сделал 22-го в среду. Давление и дыхание стали получше. Поправится еще немного, и начнут делать анализы мозга и прочего. Выходит, она лишь частично в стабильном состоянии, но не в стабильном.

О зарине ничего не говорили, лишь показали рентгеновские снимки и сказали, что в мозгу опухоль. Действительно, по сравнению с картинкой обычного мозга, у нее он был какой-то вспухший. Но что было тому причиной, зарин или кислородное голодание, до сих пор не знаю.

Сама дышать не может, поэтому ее подключили к аппарату искусственного дыхания. Но долго так продолжаться не могло, и 29-го ей в горле открыли клапан. И в таком состоянии она до сих пор.

Пока Сидзуко лежала в больнице на Синдзюку, я ездил туда каждый день. За исключением кризисных периодов, после работы к семи часам ездил ее навестить. Иногда наш начальник подбрасывал до больницы. За это время я сильно похудел. Такая жизнь длилась до 23 августа, когда ее перевели в другую больницу.

Судя по медицинской карте, 24 марта у нее слегка двигались глаза. Они не открылись, а лишь слегка приоткрылись. Видимо, отреагировала на зовущий ее голос.

Это определенный прогресс.

Да, я тоже так думаю. Но врач считает, что реакция была неосознанная. Просто случайно пошевелилась. Он предупредил меня, чтобы не питал лишних иллюзий. 1 апреля сказал, что в аналогичных ситуациях, при контузиях или кровоизлияниях в мозг после аварий шансов на дальнейшее улучшение уже нет. Обобщая его слова, человеком-растением она не станет, но с постели уже не поднимется.

Врач выразил все это так: впредь, господа, вам будет крайне трудно ужинать и беседовать всей семьей. Не помню точно, но смысл тот. Не может вставать, говорить, почти без сознания. Для нас это стало шоком. Мать невольно произнесла: лучше бы она сразу умерла — и ей было бы легче, и нам.

После этих слов мне стало горько. Я понимал состояние матери, но не знал, как ее успокоить. Наконец сказал: если бы она была неугодна богу, он забрал бы ее на месте. Но ведь это не так! Она жива, и шанс поправиться еще есть. Мы должны в этой верить. Ей сейчас непросто. Слышишь, мама, мы должны в это верить. И мать зарыдала.

Она уже в годах и понимает, что не справится с уходом за дочерью, все это ляжет на ваши плечи. И ей трудно это осознать.

Мне тоже в те минуты было очень горько. Конечно, было очень жаль, что сестра стала жертвой инцидента, но еще больше меня беспокоили мысли родителей. После слов: «лучше бы она умерла сразу», — я даже не знал, что сказать. И это всего спустя десять дней после происшествия.

Вскоре настал черед отца. В мае или июне у него обнаружился рак. Его положили в государственный онкологический центр «Касива», сделали операцию. Теперь я разрывался между двумя больницами. К тому же мать почти обездвижела. Представляете, что тогда пришлось пережить?

Досталось не только мне. Я извиняюсь перед женой и детьми за все причиненное им беспокойство. По воскресеньям приходилось брать их в больницу, но дети есть дети, они возмущаются: опять в больницу? Хотим поиграться! От этих слов мне становилось не по себе.

Делать нечего, говорю им: представьте, вы заболели, а папа с мамой вас не навешают. Как, не грустно? Они: грустно. Вот и тете Сидзу тоже грустно. Так что пошли ее навестим. Хорошо, поняли. Сам их уговариваю, а на душе кошки скребут.

В августе сестру из больницы Ниси-Синдзюку перевели в префектуральную. Молодой врач этой больницы настоятельно рекомендовал нам курс реабилитации. Кое-как стала двигаться правая рука. Сестра научилась потихоньку ею шевелить. На вопрос: где рот? — указывает пальцем правой руки на рот.

Сама говорить пока не может, но в какой-то степени понимает, что ей говорят. Однако, по словам врача, осознание родственных отношений (отец, мать, брат, невестка, племянники) пока ей не под силу. В смысле, она просто не догадывается, что это такое. Я говорю ей: я — твой брат. Брат пришел. Она слышит, что «брат пришел», но уверенности, понимает ли она, какое этот «брат» имеет к ней отношение, нет. Немудрено — почти вся ее память утеряна. Где ты жила до сих пор? Не знаю. Сначала она не знала ни имен родителей, ни своего возраста, ни места рождения. Могла назвать лишь собственное имя. Но постепенно восстанавливаются разные функции. Сейчас реабилитация проводится по двум направлениям: восстановление функций тела и речи. Ее сажают в кресло-каталку и учат сидеть, учат стоять на правой ноге, двигать правой рукой, распрямлять согнутую ногу. Из слов отчетливо произносить гласные «а-и-у-э-о».