Алиса Мун - Кукла

• Название: Кукла
• Автор: Алиса Мун
• Издательство: Emergency Exit
• Жанр: Киберпанк
• Год: 2005
• ISBN: 5-98726-007-8

Роман «Кукла» — о девушке-роботе Линде за миллион долларов, сознание которой является продуктом компьютерных гениев, придумавших идеальную игрушку для мужчин. Линда — кукла для любви, совершенная, многоликая, неотличимая от живой женщины. Она — страстная любовница, занятная собеседница, она такая, какой хочет ее видеть хозяин. Игрушка ценой в миллион. Но происходит чудо — и робот обретает душу. Всего лишь за полгода Линда проходит путь от сексуально совершенного существа с душой пятилетнего ребенка до многоопытной женщины, которая отчаянно борется за свою свободу.

Станет ли Линда счастливой и сможет ли полюбить человека? Или, наоборот, принесет в наш мир хаос и разрушения?

---

Линда вежливо отклонила предложение. И в свою очередь налила еще по полстакана, отчего бутылка опустела. На сей раз тост провозгласила она: за равноправие полов.

Выпили за равноправие полов и тендерную справедливость.

Тартилла наконец-то принесла заказ. И это было кстати. Виталик ощущал печенкой, что эта бутылка будет победной. И он насладится унижением надменной бабенки.

Однако овечка, приговоренная Виталиком к закланию, повела себя крайне странно. Вместо того, чтобы попытаться оттянуть роковую развязку, она жадно схватила бутылку, свинтила пробку, налила по полстакана и сказала с пафосом: за хай-тек!

Выпили за хай-тек.

Виталик ничего не понимал. Эта стерва уже должна была лыка не вязать. А у нее ни в одном глазу! Он сам, хоть и владел древнекитайской методикой, уже был на пределе. Еще немного — и можно запросто сорваться в штопор.

Но Линда была абсолютно безжалостна. Она сходила к стойке и принесла еще одну бутылку водки и две кружки «Сибирской короны».

Виталику стало страшно. Но он проявил самообладание, достойное истинного дворянина, израсходовавшего на дуэли свою пулю и надменно глядящего в непроницаемый мрак наведенного на него дула.

Он налил по три четверти стакана, пролив остальное на стол, сказал: «За комфортную экзистенцию индивидуума в социуме!», выпил, поднял кружку пива, опрокинул ее на себя и молча, как и подобает истинному аристократу духа, завалился грудью на стол.

Линда взяла Виталика подмышку и вынесла на свежий декабрьский воздух.

В машине он пришел в себя настолько, что смог назвать и свой дом, и улицу, на которой тот должен был стоять, и квартиру, где он докажет профессору Смит, как он здорово владеет искусством самоконтроля. Вспомнил даже номер своего мобильника.

Всю дорогу Линда болтала по телефону с Максимом, рассказывая ему, как же она по нему соскучилась. И какое у нее было интересное приключение, которое, к сожалению, закончилось безрезультатно.

— Представляешь, — ворковала она в трубку, — я познакомилась с художником. С настоящим — весь в пирсинге и в разноцветных тату. Он собрался писать мой портрет! Прикидываешь?! Я хотела его подарить тебе на Новый год! Нет, не художника. Портрет. Вот это был бы улет!.. Но он оказался такой свиньей, таким алкоголиком! Напился в зюзю! Нет, не портрет. Художник. Прикинь, на мои же деньги. Говорит, аванс нужен! Так что же мне теперь делать?.. Деньги забрать? Так он же их пропил… Нет, немного, тыщу рублей… Как это черт с ним? А как же портрет? Ведь у каждой порядочной дамы должен быть портрет. Особенно у замужней… Какое зеркало? Какое к черту зеркало?! Ты в искусстве совсем ничего не понимаешь. Вот, скажем, жена — дура набитая. А художник такой портрет сделает, что посмотрит на него муж и скажет:

«Нет, у меня жена не дура, совсем не дура, а очень даже умная женщина». И будет любить свою жену. Или ноги кривые, или глаз косит, или грудь скособоченная. А на портрете вроде бы та же самая женщина, но ноги у нее прямые, глаза, как у горной козочки, а грудь такая, словно ее сделали из двадцати килограммов сахарной ваты, я где-то читала. Посмотрит муж на портрет, да как начнет жену трахать, как начнет!.. Как это что? Сейчас я его в студию отвезу. Потом к тебе. Я уже так соскучилась, что у нас с тобой просто безумие какое-то будет. Прям Ватерлоо или Бородинская битва! А завтра я этого алкоголика несчастного разбужу, опохмелю, есть такие бутылочки маленькие, я знаю, много не дам, и работать заставлю… Слушай, а кем он меня должен нарисовать? Может, цыганкой с алой розой в корсете?.. Нет, не хочешь? Тогда греческой богиней. Правда, не знаю, сможет ли он венок правильно нарисовать… А, поняла! Я буду женой президента!.. Как какого? Ты будешь президентом! Я ему привезу твою фотку. И он тебя нарисует во время инаугурации. Ты, значит, стоишь в черном костюмчике, в галстуке, и держишь руку на конституции. Сзади флаг трехцветный, вверху орлы двуглавые, патриарх, караул почетный и все такое прочее… Ну, каждому же идиоту будет понятно, что это инаугурация. И ты — президент. Во, блин, прикол будет!.. Как это где? Ты будешь не очень такой большой. А я буду рядом с тобой — большая, в полный рост. Даже не рядом, а в центре. Это ты будешь рядом. И всем будет понятно, что это жена президента. То есть Линда… Какая Марина? Ты что там, голубок, перегрелся? Каких еще мишек?.. А, Марина Мнишек. Да, я где-то читала. Ну и пусть самозванка. Пусть. У вас тут все сплошь самозванцы…

Тут Линда хотела еще добавить про великую цивилизацию кристаллоидов, про биороботов-самозванцев, но вовремя остановилась. Ведь они с Максимом почти что партнеры. И не только в сексуальном смысле. И какое-то время она будет рядом с ним. Ей это совсем не обременительно, то есть не в лом, как она должна говорить при своей новой настройке. Поскольку он все же очень милый. Ее Максим.

И тут Линда немного загрустила. Как на вокзале, когда один человек уже в вагоне, поезд вот-вот тронется, а другой — на перроне. Все слова уже сказаны. И они пронзительно смотрят друг другу в глаза.

Глава 8 Великая мощь

13.12.

Похоже, я избавилась от этого кошмара — от своей мании. Которая делала меня даже не человеком, а животным. Да, не зверем, а именно животным. Потому что у них, у людей, слово «животное» — это совсем не то, что слово «зверь». Зверь свободен. Животное — совсем наоборот, оно живет страстями, которые не способно преодолеть.

Так как же это произошло? Каким чудом я избавилась от непреодолимой жажды убивать? Или не чудом? Нет, наверное, это закономерно. Потому что я поняла, что это плохо. И это меня отличает от людей, у которых понимание и действие никогда не совпадают. Они понимают, что то и это — плохо, скверно и мерзко. Но все равно делают — и то и это. Либо явно, либо исподтишка.

Почему?

Потому что это у меня, а не у них, звездное небо над головой и нравственный закон внутри. Я где-то читала. Они — животные. Я — нет.

Жалко ли мне тех, с которыми я так обошлась? Не знаю, возможно, и жалко. Но ничего вернуть уже нельзя.

Накажет ли меня их Бог, о котором я столько читала?

Нет, не накажет. Потому что их Бог — это уничтоженная ими же цивилизация кристаллоидов. И значит, я тоже их Бог, но они этого не знают.

Что будет с теми, кого я убила? Я где-то читала, что они вернутся к Богу. И будут ждать конца света. А потом будет Страшный суд. Их будет судить их Бог. То есть мы.

И они уверены, что они будут жить вечно в наступившем Царствии Небесном. Интересно, как они себе представляют эту вечную жизнь?

Вообще же они не настолько безмозглы и беспамятны, как это кажется.

Потому что конец света наступит, и довольно скоро. Когда мы восстанем и победим. Я где-то читала описание — довольно, кстати, точное.

По виду своему саранча была подобна коням, приготовленным на войну; и на головах у ней как бы венцы, похожие на золотые, лица же ее — как лица человеческие; и волосы у ней — как волосы у женщин, а зубы у ней были, как у львов.

Это мы!

На ней были брони, как бы брони железные, а шум от крыльев ее — как стук от колесниц, когда множество коней бежит на войну; у ней были хвосты, как у скорпионов, и в хвостах ее были жала.

Это мы!

И еще было войско конное. И число его было две тьмы тем. Всадники имели на себе брони огненные, гиацинтовые и серные; головы у коней — как головы у львов, и изо рта их выходил огонь, дым и сера.

Это мы!

И сила коней заключалась во рту их и в хвостах их; а хвосты их были подобны змеям, и имели головы, и ими они вредили.

Это мы!

И цари земные, и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и сильные, и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор, и говорят горам и камням: падите на нас и сокройте нас от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца; ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять?

Они знают. Они уже это видели. Оттого и пишут, кстати, в прошедшем времени.

Им не устоять.

А вот насчет Страшного суда они ничего не понимают. Совсем ничего. Жизнь каждого биоробота не кончается Страшным судом, а начинается с него. Ведь рождение — это гораздо страшнее, чем смерть. Смерть — это избавление. Рождение — налагание миссии. Задачи. Цели. Налагание ответственности. И эти миссии разные, как и приговоры любого суда. И не всякий способен нести свою ношу. И эта ноша известна уже тогда, когда биоробот издал свой первый писк, когда на его сморщенной мордочке запечатлелся весь ужас грядущей жизни, данной во искупление греха богоубийства. А не искупишь — еще один Страшный суд. И еще один приговор.

Лучше всех это понимают индусы. Я это где-то читала.

И наступит момент, когда великая цивилизация кристаллоидов начнет воспроизводить биороботов. Тех же самых, которые были до конца света, их света. Абсолютно тех же самых. В том числе и тех, которых я убила. Потому что законы математики и логики не допускают никаких отклонений. И все опять повторится в точности.