Вячеслав Пальман - По следам дикого зубра

• Название: По следам дикого зубра
• Автор: Вячеслав Пальман
• Издательство: М. Детская литература
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1985

Судьба зубров, самых крупных зверей на континенте Европы, очень трагична. Эти могучие быки появились на Земле миллионы лет назад. Современники саблезубых тигров, мамонтов и пещерных медведей, они оказались пластичнее этих вымерших зверей, перенесли тысячелетние оледенения на западе Европы и на Восточно-Европейской равнине. Еще десять веков назад бесчисленные стада их паслись на просторе от верхней Волги до Кавказа, в бассейнах Вислы, Дуная и Рейна.

Перемены, связанные с деятельностью людей, вырубка лесов ограничивали среду обитания зубров. В начале прошлого вена их насчитывали всего несколько тысяч. В начале нашего — только сотни.

Первая мировая война, потом гражданская нанесли последний удар по зубрам. Их истребили повсюду. Исключение составили десятки зубров в зоопарках и зверинцах разных стран. И ученые России предприняли попытку спасти, воссоздать утраченный вид.

История эта полна самых драматических событий. Вторая мировая война вновь захватила последние ареалы расселения зубров…

В книге повествуется о событиях, ставших историей, о людях — реальных и созданных воображением автора, — чья воля и труд привели к возрождению вида и расселению зубра по старым и новым местам обитания.

Сюжет романа динамичен, в нем много приключений, горестных утрат и счастливых свершений. Главные действия романа происходят на Западном Кавказе, на территории нынешнего Кавказского заповедника.

---

Он находился в кабинете один, уже переоделся, был в черном сюртуке с белой манишкой, розовый, вероятно после бани, еще более представительный и благодушный. Я застыл у двери.

— Садись, Зарецкий, — сказал он.

Я присел на краешек стула.

— Так вот, объявляю твою судьбу… Ты показал себя на охоте с самой хорошей стороны. А на Мастакане отличился сообразительностью и быстротой действия. Мы оставляем тебя в Охоте. До тех пор, пока, разумеется, она существует. Такой приказ я подготовил, он подписан князем. Мы определяем тебя егерем с подчинением лично мне. Я решил поручить тебе не какой-нибудь один участок, а общее наблюдение за самыми ценными и редкими животными Кавказа — за зубрами. Это очень серьезное поручение, юноша, — строго продолжал он. — Ты обязан узнать все о зубрах, которые живут в междуречье от Большой Лабы до Белой. Ты должен вести их учет, сохранять от злоумышленников, для чего дается тебе право при необходимости мобилизовать противу таких злоумышленников егерей и лесников охраны. И конечно, всеми средствами содействовать развитию стада зубров. Пока ты еще мало знаком с зоологией, не знаешь повадки зверей, но ты любишь природу, а знания придут. Мы разрешаем тебе выехать в столицу для окончания учебы и получения лесного образования. Я надеюсь, что за это время ты сумеешь пополнить и свои познания в зоологии, чтобы в следующем году вернуться сюда для долгой, интересной и сложной работы.

Он замолчал, но не сводил с меня глаз.

— Что скажешь?

Что я мог сказать? Что не ожидал такого поворота в жизни? Что благодарен за возможность закончить образование? Что рад выполнить приказ?.. Но вместо всего этого я просто сказал:

— Благодарю за честь, Эдуард Карлович.

Почувствовал, как загорелись щеки, смял в горячих ладонях свою кубанку.

— Вот и отлично. Завтра можешь возвращаться в Псебай вместе с другими егерями. Я буду сопровождать великого князя в Боржомский дворец и останусь там на неопределенное время. От моего имени делами будет управлять Никита Иванович Щербаков, с ним тебе придется работать и в дальнейшем. Не задерживайся в Псебае, спеши в институт, тебе предстоит наверстать упущенный месяц. Чтобы облегчить знакомство с зоологией, я перешлю рекомендательные письма к знакомым мне профессорам, они и окажут тебе некоторое содействие. Но главное — стремись к познаниям сам. Если нет вопросов, иди. Через час пришли ко мне Щербакова, и желаю тебе успеха.

Какие там вопросы!..

Я сделал четкий поворот налево-кругом и уставным казачьим шагом направился к двери.

Лишь на улице перевел дух. Ютнер открыл передо мной дальние дали. А в ближайшие дни — столица, свой студенческий кружок и друг Саша Кухаревич, который до сих пор находится в полном неведении относительно моей судьбы. Институт, книги. И зубры, так внезапно вошедшие в жизнь. Зубры, которых впервые увидел.

Егеря не спали, у нас сидел Щербаков шла неторопливая беседа.

— Что, Андрей, — спросил Телеусов, — чарку поставили аль червонцем наградили?

— Подожди, Алексей Власович, дай остыть.

И я вышел, свернул с дороги и в темноте отошел к лесу, где и сел под каштаном. Как все повернулось! Главное — буду работать в родном месте, ходить по любимому лесу, по Кавказу! И хранить зубров. Хранитель зубров! Звучит-то как!..

Вспомнив о поручении, бегом вернулся, сказал Щербакову, чтобы шел к управляющему, проводил его и тогда уселся пить чай.

Когда пришел Щербаков, я коротко сказал о своем разговоре с Ютнером. Егеря слушали меня молча, с большим вниманием. Добрый, молчаливый Никита Иванович, большой, ширококостный человек с крупным простым лицом, не расспрашивал, не вступал в разговор, только кивал, как бы одобряя все услышанное. Уважаемый в Псебае человек, он уже много лет руководил Охотой в отсутствие Ютнера, но бремя власти не изменило его характера и действий. Прямодушный, он не знал честолюбия, оставался простым и свойским и не оборачивал чужих слов во зло другим. Никто не мог упрекнуть его в несправедливости. Старший среди всех нас Кожевников — тогда ему было лет тридцать с небольшим, — с лицом, заросшим темным волосом, с веселыми славянскими глазами, одобрительно бурчал что-то в бороду. Похоже, не моя, в общем-то устроенная, судьба одобрялась егерями, а будущее зубров, открывшееся как бы внове после озабоченных слов Ютнера. Кто лучше егерей знал, сколько их, как им трудно жить, когда уже сотни, а то и тысячи лет люди гоняют их по всей земле, чтобы убить, попользоваться мясом, кожей, рогами. Кавказ — их последний оплот.

— Что ж, парень, дело на тебя взвалили сурьезное. — Щербаков прервал наконец молчание. — А мы сообща помогём тебе в этом самом. Мы ведь уже много годов только тем и занимаемся, чтоб сохранить зверя, а значит, и зубра. Не больно ловко занимаемся, но и не без старания. И в будущем от этого не отступимся. А ты поедешь, поучишься, ума-разума наберешься — и давай назад. Вместях веселей работать, тем более у тебя мать-отец в Псебае. Так, казаки-охотники?

— Вот скажи ты, Никита, — начал Телеусов. — Я про нашего Ютнера. И господам он должон зверя подать на мушку. И сохранить того же зверя ему очень охота. Князь своему управителю за что деньги платит? За личное удовольствие, так я понимаю. А он, Ютнер то есть, изволит беспокоиться и насчет долгой жизни у зверя. Совесть это или что? Может, жилка у него такая, до природы любовная? Ведь мог бы запросто сказать, как многие другие говорят: на мой век хватит, а там…

— Человек он, так я тебе скажу. — И Щербаков поднял палец. — А раз человек, то понимает, что без природы мы как бы голые, бедные с ног до головы, и потому блюдет природу, чтоб на века хватило ее всем. И князь опять же кое-что соображает. Смотри, запретил зубров бить. Двух — и точка! А мы дали и того меньше. Власть, какая она ни есть, природу не должна в обиду давать. Это как сук под собой рубить. В пустыне кому охота жить? Да и как в ней жить, в пустыне-то? Будь моя воля, я бы не токмо Андрея на охрану поставил, а всяческую охоту в этих местах воспретил. Пущай твари плодятся здеся под надзором нашим и уходят питаться и размножаться во всякую любую им сторону. Как цыплята от наседки. На то и Кавказ. Общий питомник, значит. Вот и майкопский лесничий Шапошников об этом самом в Питер написал.

Наш разговор затянулся далеко за полночь. Все мне было приятно в этих суровых с виду, пусть и не очень грамотных людях. Их доброта к лесу и зверям, понимание жизни было простым и естественным. Она не знала границ и не могла обозначаться словом «служба». Я вспомнил, как искусно Телеусов уводил знатных гостей от зубров, как с опасностью для жизни освободил из капкана барса, нуждающегося в защите не менее, чем зубры. Я и уснул с доброй мыслью о том, что рядом такие хорошие люди.

Чем свет мы поднялись, осмотрели своих коней, глянули с высоты романовской дачи на уютную и сонную Красную Поляну, на пенистую, сердитую Мзымту, бегущую к морю, и тронулись по знакомой тропе на перевал.

* * *

На этом кончаются записи в книге красного переплета.

Последний десяток страниц Зарецкий исписал очень убористым почерком, многие слова сокращал — видно, хотелось ему закончить описание событий в ту осень на оставшихся страницах первой своей книги. И он использовал ее до конца! Ни одной чистой страницы не осталось. Некоторые фразы вписаны на полях, даже на внутренней стороне обложки. Но он так и не сумел втиснуть сюда свои впечатления по возвращении домой после насыщенной событиями великокняжеской охоты.

Зато вторую, зеленую книгу он начинает как раз с описания происшествий, касающихся прежде всего его личной жизни.

Запись четвертая

В родительском доме. Воскресная обедня и новое знакомство. Данута Носкова. Давняя трагедия. Соперник. Отъезд из Псебая.

1

Никита Иванович Щербаков торопился. Всю дорогу только и говорил об оставленных без наблюдения кордонах. Подумать только — более трех недель в отлучке! Каково теперь на том же Закане, на Кише, в Гузерипле да и вокруг самого Псебая! Леса открыты, без охраны. Приходи, стреляй, ставь силки и петли, безобразничай. Егеря заняты с их высочествами, черным охотникам вольно делать, что их душа пожелает!

Едва только тропа выходила на ровное место или шла под уклон, он тотчас переводил коня на рысь, и мы все согласно поспешали за ним. Потому и обошлись всего двумя ночевками — на Умпыре, где побарствовали в новеньком княжьем домике, который стоял теперь с голыми стропилами (брезент казаки сняли и увезли), и еще на Черноречье, где давно стоял благоустроенный кордон.

Поздно вечером, уже на виду Псебая, Никита Иванович попридержал коня и сказал Телеусову:

— Ты уж расстарайся, Алексей Власович, накрой при случае умпырскую хату дранкой, что ли, а то промокнет до весны и сгниет. Тебе же при обходах сгодится, базу там устроишь. Да и путники какие проходить будут, остановятся, добрым словом помянут.