Татьяна Правдина - Зяма — это же Гердт!

• Название: Зяма — это же Гердт!
• Автор: Татьяна Правдина
• Издательство: Деком
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-89533-04-1

Зиновий Гердт был не только замечательным актером, но для многих — воплощением чести и достоинства, мудрости и остроумия, истинно мужской привлекательности. Как мог уроженец местечка, по образованию слесарь-монтажник, из-за тяжелого фронтового ранения укрывшийся за ширмой кукольника, не обладавший «звездной» внешностью, достичь артистической славы и стать предметом всеобщей, поистине всенародной любви? Об этом рассказывают люди разных поколений и профессий, бывшие с Гердтом на протяжении многих лет. А представит их читателю жена и друг З. Е. Гердта — Татьяна Александровна Правдина.

---

Главным в этом высказывании было «настоящая», потому что, когда в последние годы появились «дворяне», «дворянское собрание», он ужасно сердился, говоря: «Посмотри, какие напыщенные, пустые, малопорядочные, понятия не имеющие о том, кто такие русские дворяне. Эти сегодняшние похожи скорее на Анатоля Курагина, он ведь тоже был „дворянин“».

Внутренняя аристократичность Лидии Борисовны проявляется во всем: совершенная естественность, дивная русская речь, доброжелательное, равное отношение, без чинопочитания и превосходства, ко взрослым и удивительно уважительное к детям.

Глядя на ее открытое, приветливое лицо, кажется, что этот человек жил и живет без особых трудностей. А это далеко не так — выпала на ее долю, как и большинства порядочных людей, масса сложных и трагичных событий. Из всех людей, которых я знаю, у нее больше всех детей — дочерей, внуков, а теперь и правнуков. Как-то, по-моему, на телевидении, Лидию Борисовну спросили: «Вот у Вас столько обожающих Вас детей. Как вообще надо детей воспитывать?» — «Детей не надо воспитывать вообще, с ними надо дружить», — был ее ответ.

Такая, казалось бы, простая формула, но, по-моему, заключающая в себе всю философию педагогики, да и вообще жизненной позиции.

С ней всегда всем легко и интересно. Даже зятья, что в российской действительности редкость, внимательны к ней, а значит, любят. Ее знаменитый зять Гарик Губерман, подшучивая над ней за верность традициям в накрывании стола и приверженность к «своей» чашке, восхищается ею.

Не хочется впадать в высокопарность, но не знаю, как выразить иначе: когда общаешься с Лидией Борисовной или думаешь о ней, надежда на то, что «Россия выдюжит», в душе крепчает.

Лидия Либединская МЫ ЛЮБИМ ВАС, ЗИНОВИЙ ЕФИМОВИЧ!

Вспоминается яркий весенний день: сижу на скамейке возле нашего дома в Лаврушинском. Из дверей сберкассы Охраны авторских прав, куда перечисляют гонорары, выходит Зиновий Ефимович, Зяма, Зямочка, как с нежностью называли его друзья. Вот радость-то! Обнялись, расцеловались.

— Ты что здесь сидишь? Ждешь кого-нибудь или ключи забыла?

— Да нет, солнышко-то какое, загораю…

— Загораешь?! Молодец! А у тебя деньги есть?

— Есть.

— Жаль… И хватает?

— Даже на гостей хватает! Зайдем, пообедаем…

— Жаль, тороплюсь. А у меня лишние, хотел поделиться!

«Лишних» денег у него никогда не было, всё зарабатывалось изнурительным актерским трудом, а вот желание отдать, одарить, обласкать было всегда. И он отдавал, всего себя отдавал, одаривал всех нас своим высоким искусством.

…Плывем большой группой на теплоходе из Москвы в Петербург, с нами Зиновий Ефимович и его очаровательная жена Татьяна Александровна. Подолгу стоим и сидим на палубе, глядя, как проплывают мимо то низкие, открытые, то холмистые, лесом покрытые берега, небольшие селения, а то и вовсе одинокие бревенчатые избы, мирно пасутся пестрые коровы, доносится лай собак — сельская идиллия. В такие редкие минуты, когда кажется, что ничего плохого не может вершиться на земле, даже разговаривать трудно, и только стихи могут соответствовать душевному состоянию. И Гердт читает стихи — Блока, Самойлова, Твардовского и, конечно, Пастернака. Сколько же он знает стихов, а ведь никогда у него не было стихотворных концертных программ, он не учил их наизусть специально, просто поэзия — часть его души, его жизни. Слушаешь его и хочется одного: чтобы никогда не кончались эти благословенные мгновения.

Но вот наш теплоход причаливает к какой-нибудь небольшой пристани, начинается обычная суета, и едва ступаем на берег, как Гердта уже окружает толпа людей. Одни просят у него автограф, другие — разрешения сфотографироваться с ним, третьи подводят детей: «Скажите им что-нибудь, ведь они всю жизнь будут помнить, что видели живого Гердта!». И он терпеливо исполняет все просьбы… А продавцы сувениров готовы всё подарить ему или хотя бы продать за полцены, и я уже слышу, стоит Зиновию Ефимовичу отойти в сторону, как они с гордостью говорят другим покупателям: «Да что вы торгуетесь, у меня это сам Гердт купил!» — и покупатель тут же сдается.

И еще я всю жизнь буду помнить несколько счастливых дней, которые мы прожили вместе с Гердтами в Иерусалиме, в квартире моей дочери и ее мужа поэта Игоря Губермана.

Зиновий Ефимович приехал тогда в Израиль, чтобы принять участие в спектаклях русского театра «Гешер» и тем самым помочь недавно организовавшемуся театральному коллективу. Играли они сначала в Тель-Авиве, а потом давали несколько спектаклей в Иерусалиме. «Зяма не любит гостиниц, можно ли остановиться у вас?»

Ответ угадать нетрудно. И вот уже на другой день вечером Игорь встречает Гердтов на междугородной автобусной станции. А потом долгое, за полночь, застолье, смех, шутки, нет-нет да и заглянет в дверь, словно невзначай, а на самом деле чтобы хоть одним глазком взглянуть на Гердта, кто-нибудь из соседей и тут же деликатно исчезнет. Зиновий Ефимович — неистощимый рассказчик, слушать его можно бесконечно. Но он просит Губермана почитать стихи, и тот, хотя за столом стихи почти никогда не читает, не может отказать ему, и застолье всё длится и длится…

А утром втроем — Татьяна Александровна, Зиновий Ефимович и я — идем гулять по Иерусалиму. И тут происходит то же, что и на приволжских пристанях. Буквально каждый третий прохожий останавливается в изумлении, потом протягивает руку или раскрывает объятия и задает один и тот же вопрос:

— Вы навсегда или в гости? — и тут же сокрушенно покачивая головой: — В гости? Всё равно — СПАСИБО! — и торопливо лезет в карман, доставая записную книжку. — Распишитесь, а то ведь не поверят…

Не будет уже путешествия на белом теплоходе по волжским просторам, не будет прогулки по узким улочкам Вечного города Иерусалима, веселых застолий и серьезных, подчас до грусти, разговоров, но встречи будут, обязательно будут, надо только ждать их. И недавно я такой встречи дождалась: четыре вечера подряд на третьем канале телевидения Зиновий Гердт читал стихи Бориса Пастернака.

Передачи назывались просто: «Гердт читает Пастернака». Он сидел в саду на скамейке, в такой знакомой домашней куртке, и под звуки веселой весенней капели (последней в его жизни), читал так, как всегда читал стихи своим друзьям, вдруг перебивая сам себя воспоминаниями, рассказами, читал, наслаждаясь каждой строчкой, каждым поэтическим звуком. Нет, написать об этом гениальном чтении невозможно, где найти такие слова?

Мы Вас очень любим, Зиновий Ефимович, слышите нас?..

Об Эдуарде Скворцове

Моей мамой был высказан одобренный не только Зямой и мною, но и многими другими постулат: «Хороши только те родственники, которые сумели стать друзьями».

Именно так, счастливо, сложились отношения Зямы с младшим из двух сыновей его старшей сестры, Евгении Ефимовны.

С самой Женей да и с их братом Борисом душевных отношений не было, а были лишь вежливые родственные связи.

Эдик же (Эдуард Викторович) не только унаследовал от Гердта, хоть и косвенным образом (племянник), физический склад, но и существует на той же волне жизни, что и Зяма.

Профессор, физик-математик, доктор в обычном понимании «точных» наук, он внутренне глубоко гуманитарен. Это не сочетание «физиков-лириков», а объемно одаренная человеческая сущность. С Зямой их делала близкими одаренность обоих рафинированным чувством юмора, редкой музыкальностью и, конечно, поэзия.

И с Эдиком, и с его замечательной женой Юлей, и даже чаще, чем с ними, с их наредкость удавшимся сыном Артемом, Темой, у меня и теперь сохраняется дружески-родственное общение. Они живут в Казани, но оказываются часто много ближе других. И я знаю, что это не только в память о Зяме, а просто мы истинно доверяем друг другу.

Эдуард Скворцов ДЯДЯ

То, что у меня есть необыкновенный дядя, я усвоил с далекого детства. Первую встречу с ним помню довольно смутно. Проездом из госпиталя на костылях приковылял веселый человек с усиками, похожий на Чарли Чаплина. Этот кадр мелькнул и пропал. Следующая экспозиция — уже много позже, в Москве. Мой дядя, оказывается, действительно актер, причем широко известный, несмотря на то что бульшую часть своих ролей проводит за ширмой. У него уникальный, мгновенно узнаваемый тембр голоса, богатые интонации, которыми он легко и изобретательно распоряжается, зрителей и слушателей он покоряет своим юмором и доброй иронией. А еще он — один из авторов уморительного кукольного «Необыкновенного концерта».

Как-то в пятидесятых годах мне повезло прокатиться с ним в трамвае. И я ощутил, что такое народная слава — пассажиры принялись нашептывать друг другу: «Смотрите, смотрите — Гердт!» А ведь эпоха была дотелевизионная.

Сейчас мало кто это помнит, а тогда в правительственных концертах, транслируемых по радио из Колонного зала Дома союзов, завершающим номером, как правило, выпускали Зиновия Гердта. Гердт клал всех на лопатки своими остроумными, смешными пародиями, которые были отнюдь не пересмешничеством, не подражанием, а талантливыми шаржами на любимые народом персонажи. Позднее в кругу семьи он обычно уклонялся от воспоминаний об этом периоде своего творчества, но нет-нет да и запевал вдруг знакомым утесовским баритоном: «…Вот уж стосимидиситипитилетие управляю я четверкой лошадей…»