Елена Прудникова - Берия. Преступления, которых не было

• Название: Берия. Преступления, которых не было
• Автор: Елена Прудникова
• Издательство: Нева
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-7654-4028-2

Перед вами сенсационное журналистское расследование известного петербургского журналиста Елены Прудниковой, автора нашумевших книг «Двойной заговор» и «Сталин: второе убийство». Автор пытается обозначить истинную роль и значение Лаврентия Берия, человека, усилиями пришедших после него правителей вычеркнутого из советской истории.

Книга в совершенно новом свете представляет историю СССР, начиная с середины 30-х и до середины 50-х годов XX века.

---

Кстати, Зубов был старым знакомым многих из бе-риевской команды, а Кобулов останавливался у него, когда приезжал в Москву. Но, естественно, тут ему помочь никто не мог, против Сталина нет приема…

В одном месте Судоплатов утверждает, что Зубова избивали по приказу Кобулова — и действительно, Кобулов был тогда начальником следственной части НКВД. Но в другом месте он пишет: «В 1946 году, когда министром госбезопасности стал Абакумов, Зубову пришлось срочно выйти в отставку. В свое время именно Абакумов был причастен к делу Зубова и отдавал приказы жестоко избивать его».

Так кто же все-таки приказал бить Петра Зубова?

Но вернемся к Берия и его методам работы. В марте 1939 года Судоплатов предложил использовать Зубова для вербовки полковника Сосновского, начальника польской разведслужбы в Берлине, который в ходе не-мецко-польской войны попал в руки НКВД и сидел теперь в тюрьме. Берия согласился. Их посадили в одну камеру, и Зубов успешно завербовал поляка. Затем его использовали для вербовки князя Радзивилла. Потом потихоньку, не афишируя, освободили, и Зубов проработал начальником отделения у Судоплатова до самого 1946 года.

И, на закуску, еще одна история, показывающая, как непросто все было в наркомате даже несколько лет спустя. В. Н. Новиков в годы войны работал в оборонном комплексе, возглавлял производство стрелкового оружия. И вот он в мемуарах рассказывает о своем друге, наркоме внутренних дел Удмуртии М. В. Кузнецове. Пишет о нем только хорошее и, по-видимому, не всегда сам понимает, что пишет. Вот какую историю рассказывает Новиков об этом «милейшем человеке».

«…В те годы человеческая жизнь ценилась очень дешево.

Один раз захожу к М. В. Кузнецову в кабинет. Он один. Сидит, уставившись взглядом в стену.

— Ты что это, Миша, задумался? Он под хмельком. Как будто очнулся после моих слов и махнул безнадежно рукой:

— Видишь, Владимир, у нас порядок: список лиц, приговоренных к расстрелу, посылаем на утверждение в Москву с краткой справкой — за что расстрел. Сейчас получил список обратно — утвержден на 26 человек. Трех человек вычеркнули почему-то, причем ранее никто никого не вычеркивал, а мы их уже расстреляли»33.

Ну, и кто же дешево ценил человеческую жизнь — Берия, который, не доверяя своим кадрам, требовал на проверку все расстрельные списки — и действительно их проверяли! — или «друг Миша», тот, что сначала расстреливал, а потом отправлял бумажки в Москву?

И что с ними, такими, делать? Самих расстреливать — так ведь всех не перестреляешь!

Первая бериевская реабилитация

Придя в наркомат, Берия занялся не только наведением порядка в тех делах, которые в то время велись, но и в тех, которые были уже окончены.

В этом смысле существует интереснейший документ — отчет заместителя начальника ГУЛАГа А. П. Лепилова. Для начала послушаем риторику. Пересмотр дел в его отчете шел отдельным пунктом (почему-то очень сомнительно, что так было и при прежних наркомах).

«Одной из важнейших функций учетного аппарата ГУЛАГа является проверка законности содержания под стражей осужденных.

Такая проверка имеет своей целью:

а) обеспечение освобождения по истечении срока наказания;

б) реализация определений судебных органов и постановлений Наркомвнудела, выносимых в порядке пересмотра дел об осужденных;

в) представление органам прокурорского надзора данных о сроках незаконного по тем или иным причинам содержания под стражей отдельных лиц.

Эта работа чрезвычайно трудоемка, так как приходится иметь дело со значительным количеством лиц…»34

Дело в том, что реабилитация — процесс непростой. Это только при Хрущеве все проводилось «тройками» — такими же, как и в тридцать седьмом, только с обратным знаком. Выезжала такая «тройка» в лагерь, вызывала зеков, говорила с ними и писала справку. Но если все проводить по правилам, то каждое дело должно быть проверено, фактически — расследовано заново. Все это требует времени — а время идет, и кадров — а с кадрами плохо (отчасти это, кстати, объясняет, почему Берия на 5 тысяч человек увеличил аппарат НКВД — кроме текущей работы, пришлось заниматься еще и пересмотром огромного количества дел).

Сталину приписывается фраза о том, что смерть одного человека — это трагедия, а смерть тысяч — статистика. Что ж посмотрим как Берия влиял на эту статистику, а потом, умножив ее на единицу, получим количество предотвращенных трагедий.

Согласно справке А. П. Лепилова, за 1939 год из лагерей было освобождено 223 600 человек, а из колоний — 103 800 человек, т. е. всего 327 400 человек, как в связи с окончанием срока заключения, так и по иным причинам. Но сколько и по каким, не указано.

По всей вероятности, освобожденные из колоний не имеют отношения к бериевской реабилитации, так как в колониях содержались осужденные на малые сроки — до 3 лет. По 58-й статье такие сроки предусматривались, в первую очередь, по знаменитой 5810 — контрреволюционная пропаганда и агитация (не ниже шести месяцев), а также за разглашение секретных сведений (до трех лет), недонесение (не ниже шести месяцев), саботаж (не ниже одного года). Но едва ли пересмотр дел стали бы начинать с малых сроков. Они скоро сами по себе закончатся, так чего возиться? Естественно было бы начинать с больших.

За первый квартал 1940 года цифры приведены полностью, и тут уже речь идет только о лагерях. Из 53 778 человек, покинувших лагеря, 9856 человек было освобождено в связи с прекращением дела, и 6592 человека — по пересмотру дела. То есть, всего в порядке реабилитации — 16448 человек.

И снова — вот что значит предубеждение, которое делает человека слепым настолько, что он не видит то, что сам написал в предыдущем абзаце. Алексей Топтыгин пишет: «…число освобожденных к началу войны могло составить от 100 тысяч до 125—130 тысяч человек». И буквально в следующем абзаце: «Вплоть до начала Великой Отечественной войны возвращались из тюрем и лагерей те, кого уже успели записать в покойники. Да, явление это наверняка не было массовым… но воздействие на общественное мнение оно оказывало немалое».

Да что же это такое деется! 600 тысяч посаженных — это «массовое» явление, а 100 тысяч освобожденных — не «массовое»? А какое?

Давайте на основании этих скупых цифр проведем подсчеты — сколько человек могло быть освобождено в результате «первой бериевской реабилитации»? Подсчеты, правда, очень грубые и приблизительные, но все же…

Предположим, что скорость пересмотра дел и приблизительный процент освобождаемых в 1939 и 1940 годах одинаков. Из данных 1940 года мы видим, что число выпущенных в результате проверок дел составляет примерно около трети всех освобождаемых. Значит, в 1939 году должно было быть освобождено около 100—110 тысяч человек. Исключив колонии, получим около 75 тысяч.

Умножив 16500 на четыре, получим примерное число освобожденных в 1940-м — 66 тысяч. Можно прибавить сюда и 1941 год — хотя бы первые пять месяцев. Итого, получается примерно 170—180 тысяч человек.

А всего в 1937—1938 годах было осуждено за контрреволюционные преступления около 630 тысяч, так что в результате нашей прикидки мы получаем, что до начала войны были освобождены около трети посаженных в годы ежовских репрессий.

Но на самом деле процент еще выше. Во-первых, часть — и мы не знаем, какая, была осуждена на малые сроки. Во-вторых, не все были посажены необоснованно. 58-я статья предполагала самые разные преступления — измена Родине, шпионаж, саботаж в самых разных вариантах. Самая массовая статья в то время была — 58'°, за болтовню. Может быть, это было жестоко — отправлять в лагеря фрондирующих болтунов, но уж никоим образом не необоснованно. До чего может довести страну болтающая интеллигенция, мы видели на примере 1917-го и начала 90-х годов, и оба раза разгул свободы слова кончался настолько плохо, что невольно закрадывается крамольная мысль — может, лучше бы уж было пересажать всех этих «поборников гласности», зато сохранить державу?

Считаем дальше. Очень-очень грубо мы можем оценить и количество осужденных на малые сроки. Дело в том, что нам известно общее число репрессированных за контрреволюционные преступления в 1937—1938 годах, когда было максимальное количество «дутых» дел. Их было около 630 тысяч.

У нас есть еще одна статистика — число заключенных в лагерях, осужденных за контрреволюционные преступления. Посмотрим «прибыль» за искомые два года. В 1937 году в лагерях было 104 826 «контрреволюционеров». Это те, кто осужден еще до начала «ежовщины». В 1939 году их максимальное число — 454432. Итого, получается, что прибыло около 350 тысяч заключенных. Где же остальные 300 тысяч? Умерли от голода, убиты зверями-конвоирами, заедены «верными Русланами»?

Вот еще цифры — смертность в лагерях. За эти два года умерло около 140 тысяч заключенных. Это очень большая цифра, и к ней мы еще вернемся, но это не триста тысяч! И потом, это общая смертность, она относится ко всем заключенным — осужденным в годы «ежовщины» и раньше, уголовным и политическим. Она должна была быть относительно равномерной по всем категориям, почему — о том речь впереди…