Кристофер Прист - Гламур

• Название: Гламур
• Автор: Кристофер Прист
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-09741-4

От знаменитого автора «Престижа», «Опрокинутого мира» и «Машины пространства» – психологический триллер «Гламур», головоломная эпопея самопостижения.

Телеоператор Ричард Грей оправляется в больнице от ранений, полученных при взрыве машины-бомбы у полицейского участка. Он страдает от амнезии: ничего не помнит ни о теракте, ни о предшествовавших ему неделях. Поэтому приезд в больницу Сьюзен Кьюли, утверждающей, что у них был роман, является для него полным сюрпризом; но под действием сеансов терапевтического гипноза он, кажется, начинает вспоминать, как они встретились – летом, на французской Ривьере.

Однако почему Сьюзен клянется, что никогда не была во Франции? Что за странную власть имеет над ней ее бывший дружок, которого Ричарду никак не удается увидеть? И как понимать ее слова о том, что она – да и сам Ричард – обладает гламуром?

---

Нашему союзу угрожало и еще кое-что: порочное семя раздора, которое неуклонно прорастало. Я использовала энергию его облака для перехода в реальный мир. С каждым днем это давалось мне все легче и легче, что несказанно радовало меня и злило Найалла. Стоило мне только стать видимой, как он тут же впадал в ярость и начинал обвинять меня во всех грехах: якобы я подвергаю нас обоих опасности и мы оба рискуем быть обнаруженными. На деле же все объяснялось иначе: он глубоко страдал из-за своей неспособности быть видимым и смертельно завидовал мне. Мысль о моих преимуществах была ему ненавистна. Парадокс же состоял в том, что своим мнимым превосходством и кажущейся свободой я была обязана только ему. Теперь я жаждала быть нормальной и жить в том реальном мире, которого так боялся Найалл, но для этого мне требовалась его помощь, и чем ближе я была к достижению своей мечты, тем все более становилась от него зависимой и все менее способной наслаждаться плодами собственной свободы.

Постепенно всплывали и другие проблемы. По мере взросления у меня обострялось и чувство вины. Мне становилось все труднее красть продукты и прочее, в чем мы нуждались. Решающим стал случай в Хорнси, в одном из магазинов сети «Сейнсбэри». Когда мы, нагруженные продуктами, покидали торговый зал, мне на глаза попался открытый ящик кассового аппарата, в котором было полно денег, и я, повинуясь внезапному порыву, захватила полную горсть десятифунтовых банкнот. Это была глупая и бессмысленная кража: деньги не представляли для нас никакой ценности. Через пару дней я узнала, что кассирша потеряла работу, и до меня впервые дошло, что мы причиняем вред другим людям. Это был момент отрезвления, и с тех пор все переменилось.

К тому времени я всерьез мечтала о самой обычной жизни. Я жаждала обрести чувство собственного достоинства, которое дает настоящее занятие, приносящее заработок. Я не желала больше жить даром, мне хотелось покупать продукты и одежду, платить за билеты в кино и за проезд. Но сильнее всего мне хотелось где-то обосноваться, найти место, которое я могла бы называть своим домом.

Но все это было немыслимо без долгой подготовки. Кроме того, я должна была иметь возможность оставаться видимой достаточно долго. С Найаллом об этом не стоило даже думать.

Наконец что-то начало вырисовываться. Я захотела поехать домой, навестить родителей и сестру, побродить по местам, памятным с детства. Я слишком долго была вдали от дома. После встречи с Найаллом я ни разу не ездила к своим, лишь изредка писала родителям. Но даже такая слабая – а для родителей просто ущербная – связь воспринималась Найаллом как нарушение неписаного договора двух невидимок. За весь последний год я написала домой одно-единственное письмо и всего раза три-четыре говорила по телефону.

В конце концов я начинала взрослеть, и дистанция между нами постепенно росла. Я хотела большего, мне уже было мало того, что давал Найалл. И уж точно я не желала провести всю оставшуюся жизнь в мире теней. Найалл чувствовал перемену во мне и понимал, что я пытаюсь вырваться из-под его влияния.

В итоге мы пришли к компромиссу и вместе отправились навестить моих родителей, хотя я с самого начала знала, что затея эта добром не кончится…

С первого дня все пошло не так. Никогда прежде я не замечала, как нормальные люди ведут себя в присутствии невидимого. Нормальными сейчас были мои собственные мама и папа, которых я любила, но от которых успела отдалиться, и это усиливало эмоциональное напряжение. Пока мы жили у моих, я все время оставалась видимой, за что следовало благодарить Найалла. Его самого, разумеется, никто не замечал.

Как только мы приехали, пришлось решать сразу множество проблем. Прежде всего мне хотелось вести себя с родными непринужденно, раскрепоститься, показать им, что я по-прежнему их люблю. Я хотела рассказать о своей жизни в Лондоне, не раскрыв, конечно, всей правды. Кроме того, мне хотелось попытаться хоть как-то загладить свою вину перед ними. Но как я могла расслабиться и держаться естественно, если знала, что они не способны даже увидеть человека, которого я привела в их дом, который все это время был рядом с ними и который разделяет со мной ту самую жизнь, о которой я пытаюсь им рассказать? Мешало, наконец, и присутствие самого Найалла. Здесь, перестав быть центром моих интересов, он начал вести себя не лучшим образом.

Найалл нагло пользовался тем, что мама и папа не подозревают о его присутствии. Когда они спрашивали меня, как я живу, где работаю, кто мои друзья, а я пыталась врать им, как делала в письмах, Найалл перебивал и вступал в разговор (хотя слышала его я одна), на ходу сочиняя за меня ответы. Когда вечером мы садились смотреть телевизор, Найалл, недовольный выбором программ, то и дело прикасался ко мне с единственной целью отвлечь мое внимание. Когда мы отправились навестить Розмари, недавно родившую малыша, Найалл уселся в машину рядом со мной, на заднем сиденье, и всю дорогу громко насвистывал и болтал, перебивая родителей. Все это приводило меня в ярость, но я была бессильна хоть как-то его урезонить. Весь уикенд Найалл ни на минуту не давал забыть о себе. Он слонялся вокруг да около, брал напитки и сигареты, не спускал за собой воду в туалете, начинал демонстративно зевать, стоило только отцу открыть рот, возражал на предложения куда-то пойти или с кем-то встретиться. Короче говоря, он делал все ему доступное, чтобы лишний раз напомнить, вокруг кого вертится моя жизнь.

Как мама и папа могли не замечать, что он здесь? Я страшилась и тревожилась, наблюдая это. Даже оставив в стороне гнусное поведение Найалла, я считала немыслимым, что родители даже не догадываются о его присутствии. И все же факт оставался фактом: меня встречали с распростертыми объятиями, а Найалла никто не замечал. Они не проявляли ни малейших признаков любопытства по поводу нежданного гостя – молодого человека, которого я привела в их дом. Они говорили только со мной, смотрели только на меня. Когда мы садились за стол, для него не ставили прибор. Они отвели мне мою прежнюю детскую спальню с единственной узкой кроватью. Даже когда мы ехали в тесной машине отца и Найалл дымил без перерыва, они не подали вида, что ощущают его присутствие. Когда он закурил третью сигарету подряд, мама просто открыла окно, этим все и кончилось. В эти два дня я безуспешно пыталась как-то сладить с вопиющим расхождением между действительным положением дел и поведением моих родителей. Я хорошо помнила, как в прежние дни они реагировали на мою собственную невидимость, но сейчас все было по-другому. Найалл подчеркивал свое присутствие ежеминутно, а родители ухитрялись не замечать его, и это выглядело крайне двусмысленно. Даже если они и вправду не могли его видеть, я не сомневалась, что где-то на подсознательном уровне они должны что-то улавливать. Его невидимое присутствие создавало ощущение вакуума, молчаливой зловещей пустоты, отравившей весь уикенд.

Я со всей ясностью осознала, что причина моего отъезда в Лондон – жажда оторваться от собственных истоков. Я находила папу скучным и однообразным, а маму – лицемерно озабоченной какой-то совершенно не интересовавшей меня ерундой. Я по-прежнему их любила, но они не желали замечать, что я выросла, что перестала быть и никогда не стану снова ребенком, которого они знали раньше, но теперь видели лишь урывками. Конечно же, это все было влияние Найалла, и его иронические замечания, доступные только моему слуху, лишь подтверждали мои собственные мысли.

Во время этого непродолжительного визита в отчий дом я все сильнее ощущала свое одиночество. Родители меня не понимали, Найалл вызывал отвращение. Мы намеревались уехать в понедельник утром, но после яростной ссоры в субботу вечером, когда, невидимые и неслышимые в коконе облаков, мы орали друг на друга, лежа на узкой кровати в моей спальне, я поняла, что больше не могу. Утром родители отвезли меня – вернее, нас – на станцию, и мы распрощались. Отец держался натянуто и весь побелел от еле сдерживаемого гнева, мать была в слезах. А Найалл ликовал, полагая, что уже тянет меня назад в наше невидимое житье-бытье в Лондоне.

Но с той поры стало невозможно вернуться к старому. Все рушилось. Вскоре после возвращения в Лондон я оставила Найалла. Я старалась быть видимой и влиться в реальный мир. Наконец-то мне удалось удрать от него, и я постаралась скрыться от него навсегда.

7

Разумеется, он нашел меня. Я прожила среди гламов слишком долго, чтобы обходиться без воровства, а Найалл прекрасно знал, куда я скорее всего отправлюсь. Не прошло и двух месяцев, как он выследил меня, и тут уж ему ничего не стоило разузнать, где я живу.

Однако два месяца самостоятельной жизни – немалый срок, и кое-что за это время необратимо изменилось. Во-первых, я успела снять комнату – ту самую, в которой живу до сих пор. Это была моя законная комната, заполненная моими собственными вещами, – по крайней мере, так я привыкла о них думать, хотя далеко не все они приобретались за деньги. В любом случае имелась дверь и на ней – замок. Здесь я могла уединиться, расслабиться, стать собой, и это казалось мне самым важным. Ничто не могло заставить меня отступить. Чтобы выжить, я по-прежнему воровала в магазинах, но была преисполнена благих намерений. Я заготовила целую папку рисунков и набросков, связалась с моим бывшим преподавателем и даже успела по его рекомендации сходить к одному редактору в надежде получить заказ. Жизнь свободного художника, со всеми ее трудностями, все же давала мне шанс обрести независимость.