Юрий Петухов - Меч Вседержителя

• Название: Меч Вседержителя
• Автор: Юрий Петухов
• Жанр: Научная Фантастика

XXV век. Земля и все планеты Земной Федерации после чудовищного

Вторжения Извне покорены, оккупированы, превращены в гигантские

концентрационные лагеря нового поколения, где люди используются как

биомасса для создания новых пород, более совершенных существ, слабые

истребляются безжалостно... Горстки уцелевших кос-модесантников и

каторжников-рецидивистов, бывших громил и убийц, насмерть бьются с

захватчиками, они обречены. Мучительно ищет выхода главный герой, он верит

– решающее сражение впереди. Роман «Меч Вседержителя», созданный одним из

ведущих писателей России, подлинным мастером пера, завершает пенталогию

«Звездная Месть» – героико-философскую эпопею, признанный шедевр литературы

сверхновой волны.

---

«Ты не умрешь в своей лодке! Ты наш! Мы уже забрали тебя из нее!» Как же так? «Вашу Вселенную ждут чудовищные катастрофы и как венец всего – гибель! Да, вы все погибнете, все до единого во всех мирах! Но мы не имеем права уйти из Бытия. Бытие вне Вселенных – это высшая форма существования разума...» Это они – довзрывники! Но почему он знает о них, и откуда?! Кровавые глазища наплыли на него, поглощая целиком, полностью, впитывая в себя, всасывая – и на какое-то время пришло ощущение, что вернулось тело, что он застыл в скрюченной позе младенца посреди миллионов сотовых двенадцатисферных ячей, застыл остекленевший и живой, закрытый для всех и открытый для них, и явились чудовища, гадины, отвратительные уродцы... и совсем рядом человек с прищуренными глазами, в китайском шелковом халате и с белокурой бородой – высохшая рука, рваный шрам на шее, нукер Тенгиз, Чему-чжин, великий хан, и за ним – ясноглазый, русый, молодой, с золотой гривной на шее и лицом, сведенным гримасой отчаяния и необратимой болезни – Александр.

Они, великие и не очень: цари, вожди, генсеки, президенты, гуманисты и отравители, тираны и благодетели, поэты, писатели, художники, убийцы, воры, растлители, кинозвезды и генеральные конструктора, святые, фюреры, великие магистры и великие шарлатаны, дипломаты, купцы, политиканы, разрушители и созидатели, гении и выродки... и он. Значит, забрали к себе, забрали из лодки, умирающего. Умершего! А раз так, значит, все кончено, ничего больше нет. Они все, великие и малые, остались только здесь, в колумбариях-паноптикумах довзрывников! Они бабочки под стеклом! Высохшие травинки в позаброшенных детских альбомах! Соты, соты, ячейки...

Ощущение ушло вместе с мгновенной и острой болью раздвоения. И он уже не знал и не понимал, почти не помнил, кто там остался в прозрачной ячейке сот – остался или не остался? Ничего не понятно! Сам он, бестелесный, несуществующий, терзаемый безысходной болью, погружался в толщи мрака. И кровавые глазища его больше не преследовали. Уплыла гиргейская гадина! И дьявол с ней. До-взрывники, властелины Бытия, внематериальная цивилизация, бесстрастные наблюдатели... Они сняли слепок с его души, с его тела. А самого выбросили – катись, куда глаза глядят!

Глаза его глядели во мрак. И ничего кроме мрака не было. Он погружался в непроглядную темень Океана Смерти. И начинал – постепенно, смутно – осознавать, что именно этот океан и есть само Мироздание. Жизнь – лишь тончайший слой пены где-то там, наверху, накипь, бурлящая и пузырящаяся пленочка – чуть дунь на нее, и унесется, развеется, полопаются пузырьки... и все живущее и ползающее в них канет в воды Океана, черные, смертные, непроницаемые воды. Кто там в этой пене сейчас? Миллиарды трепещущих и трясущихся, жалких, беспомощных, смертных, окруженных еще живыми пока зверушками, птичками, неувявшей травой, шумящими на ветру деревьями... Ничтожная малость тянущихся к солнцу, к свету, тянущихся, чтобы продлить свою призрачную жизнь – мимолетную, мгновенную, полуреальную. Бесконечно малая, ускользающая величина! Но Бытие, со всеми слоями Мирозданий существует уже триллионы триллионов тысячелетий, вечность – в этой вечности и этих пространствах жили, существовали за всю эту вечность триллионы триллионов цивилизаций, безграничное множество трепещущих и трясущихся, жалких, беспомощных, смертных – и все они умерли, все сгинули в этом Океане, наполняя его из века в век, из тысячелетия в тысячелетие. Живущим там, в пене Бытия кажется, что их живая Вселенная бесконечна, огромна, что она и есть все Мироздание – рождаются в гордыне, живут в гордыне, переполняющей их. И лишь окунувшись в Океан Смерти, растворившись в его мраке, начинают осознавать, что жили прежде в ничтожном и крохбтном пузырьке... но поздно, возврата нет, есть лишь погружение во мрак и ужас небытия, есть бесконечная и неизбывная боль вне времен и пространств. Есть хрустальный лед и прозрачные воды черноты.

Он вспомнил вдруг, как на кровавые шары злобных глаз, прямо перед их уходом накатили две тени, два отражения черного диска. Да, вот тогда гиргейская гадина и ушла, растворилась. Черное солнце! Над черным миром всходило Черное солнце. И мрак его всеочерняющих лучей проникал в темень глубин. Прав был Авварон! Во всем прав... почти во всем! Но откуда всплыло это имя? И что оно значит?! Перед внутренним взором поплыли образы, лики, лица, рожи, морды, извивающиеся и корчащиеся тела, судороги, агония тысяч, миллионов тел... Земля погибла! И он виноват. Но он тоже погиб. Он искупил свою вину своей смертью. Нет! Такая вина неискупима! Память возвращалась, усиливая, ужесточая боль. Горечь и обида пронзали своими нематериальными иглами его нематериальные останки, погружающиеся на дно Океана Смерти. Но как же так? Почему?! Иди, и да будь благословен! Он шел... и он пришел сюда, во мрак, в свинцовые глубины Тьмы?! Что же, каждому будет отмерено его мерой, и каждый получит по делам своим. Значит, так надо, значит, так и должно быть. Вознесшемуся высоко больно падать с высот его. Гордыня! Безумная гордыня... Я – царь! Я – раб! Я – червь! Я – ...нет, хватит! Это расплата за все, закономерная и справедливая расплата. И нечего душу травить, рыдать, рвать волосы... Какие там волосы! Ни волос, ни головы, ни тела – ни-че-го нет! Океан Смерти приял его нетелесную сущность, вобрал в себя, вот и все, и больше ничего. Это расплата!

Тугие свинцовые струи рассеялись. И он замер, погрузившись в вязкий и тягучий ил. Дно? Вполне возможно, одно из множества, один из бесконечно-конечных уровней – кругов мира Смерти. Ил засасывал в себя. И если прежде было видно все вокруг: и вверх, и вниз, и во все стороны, то теперь ничто нижнее не проглядывалось. Лишь мрак, пустота, мутнеющий хрустальный лед – растворившийся, обратившийся в слизистую жижу, истекший наверх. Он истекал сопровождаемый отголосками глухих гнетущих звуков, полуслышным воем и почти призрачным бесовским хохотом. А потом стало тихо. Настолько тихо, как никогда не бывает тихо там, в пене жизни, в жалких пузырьках, лопающихся у поверхности.

И из тишины этой пророкотало:

– Зри, червь!

Нет, глаза его не раскрылись, их не было, и он не мог смежить век, он видел помимо своей воли. И не вспыхнул свет, разрывающий мрак, не затлелась даже самая малая и убогая свечечка. А будто вышло из-за незримых туч снова Черное солнце – и выхватило из мрака своими черными лучами исполинскую, уходящую ввысь тушу существа, восседающего на столь же исполинском троне. Черный трон, черная сгорбленная под непостижимым гнетом туша в черном балахоне, в черном капюшоне, надвинутом на глаза... не было иных цветов и тонов, только чернота, только мрак. И не было бы видно черного в черном, если бы не Черное солнце. Неземное зрение. Потусторонняя явь!

Туша чуть подалась вперед, нависла над ним. И из-под исполинского капюшона черным блеском высветился во мраке черный мертвый глаз. Дрогнули огромные губы, разверглась черная пасть, и вырвалось глухими раскатами неземного грома:

– Ну, что теперь скажешь, Иван?

Он вздрогнул, ощутив вдруг распластанное в поганом черном иле свое беспомощное, терзаемое болями тело. Но встать не смог, червем извиваясь в мути и грязи, в отвратительной засасывающей жиже. Иван?! Да, его так звали – там, наверху, во Вселенной живых, в жалком и трепетном пузырьке. Память вернулась сразу, лавиной обрушилась. И еще большая боль пронзила его – боль пробуждения в самом аду, в преисподней.

И снова раскаты рокота донеслись до него:

– Вот и встретились. Раньше я приходил к тебе, смертному рабу, червю, ползающему во прахе. А теперь ты явился ко мне. И уже навсегда!

Навсегда? А как же иначе! Иван не мог спорить, отрицать очевидного, да и зачем?! Он сам ушел из жизни. И его не приняли в иных мирах. Он оказался достоин лишь преисподней, мрака, тьмы и ужаса.

– Авварон?! – просипел он, превозмогая оцепенение.

– Так ты называл мои тени в ваших мирах, – пророкотало сверху из-под капюшона, – здесь у меня нет имени, здесь никому не нужны имена. И очень скоро в муках и страданиях ты позабудешь свое собственное... а потом, когда душа твоя пополнит Тьму, ты просто уйдешь из мира Смерти, от тебя не останется ничего, ты вернешься в ничто, где уже был, но вернешься, чтобы раствориться в нем навечно. Тебя не будет никогда и нигде. Но душа твоя станет одной из моих ипостасей, чтобы служить мирам мрака во всех сферах Бытия. Да, Иван, ты был моим рабом там, во Вселенной живых, и ты мог выбирать, мог до бесконечности продлить свое существование в цепи бесконечных перевоплощений, тебе предлагали бытие достойное избранных. Но ты предпочел смерть. Ты сам пришел ко мне! И возврата отсюда нет!

Иван чуть приподнялся на локтях из вязкого болота и выкрикнул во мрак, в черные выси:

– Ты сам сатана? Ты властелин преисподней?! Дьявол?! Теперь из-под капюшона высверкнули тьмой оба глаза. Рокот сделался приглушенней.

– Здесь нет имен. Ты плохо слушаешь, что тебе говорят, червь. Это там, наверху, вы наделяете все именами. Власть же моя над тобой воистину безгранична! Ты мертв. И ты в моем царствии! И участи твоей не позавидует ни один из смертных, низринутых в Океан Смерти за миллионы лет!